Но осуществить столь приятное действие не удалось. Чая не оказалось в принципе – закончился. Более того – в холодильнике вообще не нашлось ничего более-менее съедобного.
От былого позитива не осталось следа. Я надел кроссовки, куртку, отпер дверь и вышел на лестницу.
Лестницы не было.
В отличие от того моего кошмарного сна, так похожего на явь, за дверью оказался не исчезающий серый мир, а знакомый веселый балкончик, опоясывающий маяк. Луч света над головой прорезал темноту этого мира, а у горизонта намечалась заря. Что тут сейчас, начало или конец ночи? Ранее утро или поздний вечер? Я так и не сориентировался со сторонами света в этой реальности. Как и в прошлый раз, легкий ветерок приятно ласкал лицо и шевелил волосы.
Сразу же вспомнились слова Стеллы. Не закрывая двери, я вернулся в квартиру, нашел свой «аварийный комплект», привязал конец альпинисткой веревки к вешалке в коридоре и отправился в неизвестность.
Разматывая за собой веревку, я двигался, как и раньше, вдоль ограждения балкона вокруг маяка. Аккуратно и медленно. Когда, по моим расчетам, прошел где-то с половину оборота, из-за тупого угла показалась железная дверь. Та самая, со следами коррозии. Тут раздался громкий звук, как у оборванной струны и громкий хлопок. Почему-то сразу догадался – мой проход сюда захлопнулся, и пути назад уже нет.
Ржавая дверь внезапно открылась, и оттуда возник какой-то загорелый малый без рубахи, но в линялых до белизны джинсовых шортах. В руке он держал мощный фонарь с рассеянным лучом, которым светил себе под ноги. Я вздрогнул. Парень был высок, широкоплеч, с загорелой и обветренной физиономией. Кое-как подстриженные короткие волосы никак не ассоциировались со словом «прическа»: они торчали в разные стороны и беспорядочно шевелились на ветру. Русая борода закрывала почти половину веселого лица, на котором иронично поблескивали прищуренные голубые глаза – частое сочетание для уроженцев северной Европы. На волосатой груди, на тонкой цепочке, висело какое-то мелкое изделие из серого металла. На ногах парень носил нечто похожее на парусиновые кеды с высокими голенищами и плотной шнуровкой.
– Хай! Ду ю спик инглиш? – неуверенно выдавил из себя я, придав голосу вопросительное звучание. Мне вдруг стало как-то не по себе и жутко стыдно за паршивое произношение. Страх не страх, но какой-то спазм перехватил горло.
– А ты что, русский что ли? – вдруг по-русски спросил мужик, еще более повеселев лицом. – Тогда будем спик рашен. Привет!
– Да, а ты? – обалдел я. – Тоже русский?
Только сейчас до меня дошло, что мужик видимо мне ровесник.
– Можно считать, тоже. Наполовину украинец, наполовину белорус. Ну, привет земляк! Давно живой русской речи не слышал! Только по Скайпу. Тебя как звать-то?
– Александром. – Мне сразу же стало ясно, что с этим парнем можно говорить «на ты» и без особых церемоний и этикетов. – А тебя?
– Иваном меня зовут, так что будем знакомы.
– Вообще-то, что происходит? – поспешно спросил я. – Мы где?
– Хороший, знаешь ли, вопрос. Вроде как на Земле, если сомневаешься. Это наиболее крупный маяк на данных широтах и один из самых больших в Южных Морях, – радостно рассказывал мне Иван. Похоже, он действительно сильно соскучился по живому общению. – Административно принадлежит Австралии, одно время был спорным с Новой Зеландией, но австралийцы победили… Слушай, давай спустимся к морю? Там есть отличное место на камнях – как раз для длинных разговоров.
– Да… понимаешь… – я показал на свою веревку, остаток мотка которой все еще держал в руке.
– А, это! Ты брось, твой путь уже закрылся, и веревка перерезана. Проверь!
Я дернул за веревку, и она легко подалась. Я автоматически намотал ее на клубок. Самый конец веревки действительно выглядел как отрезанный чем-то острым и точным.
– Вот видишь, – тихо сказал Иван. – Пути уже нет. Хочешь – убедись сам.
Я убедился. Обошел маяк по кольцевому балкону и снова вернулся к Ивану, но уже с другой стороны. Никаких следов моей двери не обнаружилось – одни только бетонные стены.
– Ну, вот, – удовлетворенно кивнул Иван. – Успокоился? Ты, земляк, вообще-то откуда будешь?
– Из Москвы, – почему-то извиняющимся тоном сказал я.
– А я из Питера. Пошли, поговорим. Все равно я обязан ввести тебя в курс дела.
Мы прошли в темноту за железной дверью. Там оказалась стальная винтовая лестница, гулко звучавшая под нашими шагами. Иван, светя фонариком, вывел меня наружу. Потом по какой-то едва заметной тропке осторожно провел к берегу: тропинка терялась среди жестких колючих зарослей цеплявших меня за штаны. Через пару минут мы вышли к морю. Небольшие крабы с разными по размеру клешнями что-то делали среди выброшенного на берег морского мусора, а некоторые из них застыли в угрожающих позах. В полосе света, у самых моих ног, оказался краб с огромной правой клешней и малюсенькой левой. При нашем проявлении краб привстал и поднял вверх большую раскрытую клешню, видимо надеясь вспугнуть меня. О гранитные глыбы шумно разбивались спокойные волны, и даже тьма здесь казалась не такой густой.
– Прошу садиться!
Иван осветил два огромных камня, что образовывали некое отдаленное подобие дивана. Когда стало понятно, что мы обосновались тут всерьез и надолго, разнорукие крабы дружно куда-то убежали. Пахло морем и солеными брызгами, хотелось расслабиться и ни о чем не думать. Таящая ночь казалась теплой и приятной. Чужие звезды еще сияли на светлеющем небе, и неожиданно для себя я узнал Южный Крест.
– Итак, – начал Иван голосом профессионального экскурсовода, – место сие называется островом Раскаяния. Кораллы тут уже не растут – холодно для них. Нефти нет, и ничего такого тоже нет, поэтому никто не живет. Да и земли мало – где тут жить? Высота маяка – семьдесят метров над уровнем воды в прилив. Построен еще в середине девятнадцатого века, и его задачей было помогать судам не натыкаться на остров и на рифы вокруг него. Предшественник мне рассказывал, что в особо ясные дни видно, как вдалеке проходят суда. Сам-то я только один раз видел какую-то яхту, я вообще редко на океан смотрю, времени нет. От гула волн, вначале по телу даже мурашки бежали, становилось жутко и тоскливо. Но это – временно, быстро привыкнешь. Береговая линия острова постоянно размывается и, если ничего не делать, то обрушивается в океан со скоростью почти метр в год.
– А этот маяк, он хоть крепко держится? – обалдело спросил я. Мне никак не удавалось отойти от шока, и говорил я как-то автоматически, не задумываясь. – В море не свалится?
– Сейчас уже нет, не свалится. Укреплен такими же гранитными глыбами. – Иван шлепнул рукой по камню, на котором сидел. – Вот. Раньше-то он далеко от берега стоял, а теперь почти у самой воды оказался… тает островок. Скоро один маяк и останется, и если его закроют, как большинство, то постепенно разрушится и волны размоют его развалины. Маяки уже практически никому тут не нужны – теперь же везде спутниковая навигация, радары и прочая умная техника. Этот тоже давно бы уж бросили, если б не международный проект «Save Lighthouses», в России его называют – «Спасение маяков». Кстати, о спасении. Когда постепенно начали укрепление береговой линии, то каждое лето привозили свежую партию гранитных глыб. Еще остался небольшой кусочек, и теперь ты их принимать будешь. Скала-то только на вид крепкая, а на самом деле – трухлявая, и волны размывают ее. Особенно после штормов заметно. Вот настанет зима, подует с юга, сам убедишься.
