Когда же, наконец, Валентина Валерьевна объявила, что все могут расходиться, Настя не поверила своему счастью. Единственным желанием было упасть на кровать и вообще не двигаться пару суток.
– Гальская, останешься на репетицию, – Анастасия услышала, как хореограф обратилась к Тане.
Та послушно осталась стоять у станка, только в более расслабленной позе. Когда мимо Насти прошел поджарый молодой человек восточной наружности, она проводила его заинтересованным взглядом. Похоже, с ним Татьяна и будет репетировать.
Только выйдя из зеркального зала, Настя осознала, что ее одежда полностью промокла от пота. Да уж, с таким нагрузками она за неделю килограмм пять сбросит.
– Это новенькая? – донеслось до нее, и девушка поискала глазами говорившего.
Им оказался высокий сероглазый парень с соломенной челкой.
– Ну и корова, – заметил он, глядя прямо на нее.
Сказано это было громко, во всеуслышание, с нескрываемой насмешкой. Юноша стоял неподалеку, окруженный несколькими девицами из ее группы. Все они, как по команде, захихикали.
К физической боли добавилась невыносимая обида. Настя не поверила. Разве это о ней? Нет, такого не может быть! Ее никогда никто не травил в школе. Ее уважали. И она всегда привлекала внимание парней. Что с ней теперь не так, что ее открыто оскорбляют? Будь это девчонка, она бы списала все на зависть. Но молодой человек… Настя чувствовала, что готова зареветь. Схватив сумку, не глядя по сторонам, ринулась прочь. Парень проводил ее насмешливым взглядом и отвернулся.
– Фух, Валентина сегодня в ударе! – раздалось рядом.
Настя обернулась – быстро шагая, ее догоняла Тома. Закинув на плечо спортивную сумку с формой, она забавно сдула со щеки пружинистый рыжий локон. Интересно, слышала ли она те слова про корову? Настя снова ощутила, как на глаза набегают слезы, и поспешила отвернуться.
– А что, она и веселой бывает, оказывается? – спросила девушка, чтобы скрыть свое состояние.
– Ой, да она иногда такие угарные байки травит про свое балетное детство! Когда я впервые к ней попала, то на первом же занятии поняла – вот он, преподаватель моей мечты. Строгая, но веселая. Каждое занятие проходит с юмором и… болью. Она в прошлом профессиональная балерина, поэтому дисциплина у нас железная. Хочешь – не хочешь, а все равно согнешься.
Тома говорила оживленно и двигалась так легко, словно для нее не было этих двух часов за балетным станком.
– Неужели сколько не растягивайся, все равно всегда будет больно? – Настя с надеждой посмотрела на одногруппницу, ожидая отрицательного ответа.
– Какой-то странный вопрос. Мне его подруги, далекие от балета, обычно задают, – та подозрительно сощурилась. – А ты давно занимаешься?
– Конечно. С детства, – уверенно соврала Настя. – Просто я не очень гибкая.
– На классе мне так не показалось. У тебя неплохо получается. Вообще нас еще в детстве учили тому, что самое главное – хорошенько разогреться. И расслабиться. Тогда будет легче. А еще нужно научиться отключаться от боли. Любимая фраза Вавы, которую она нам часто повторяет, – «никогда сам не знаешь, на что способен». Я с ней согласна. Смотрю на все, чего я достигла, что уже умею, и поражаюсь, насколько безграничны возможности человеческого тела.
Анастасия вдруг подумала, что лицо Томы кажется ей отдаленно знакомым. Словно она видела ее раньше, но не могла вспомнить, где.
Девушки неспешно шли по прилегающему к училищу парку. Театр оперы и балета располагался неподалеку. Сейчас это здание выглядело куда презентабельнее, чем в 2019-м.
– На Мартовицкого не обращай внимания. Он у нас местная звезда. Родители когда-то в Москве в Большом работали, вот он и вообразил себе, что он тут главный.
– Кто такой Мартовицкий? – не поняла Настя.
– Артем. Ну, тот, что тебя коровой назвал. Тема, он такой. Любитель покрасоваться. Всю жизнь воображает себя возвышенной натурой, вышагивает, тянет носочек. Короче, у него комплекс несостоявшегося человека. Срывается периодически и остро реагирует, если у кого-то в работе что-то получается.
– А вот этот парень, нерусский, он кто?
– Какой? А, Тайгрян? Пашка очень хороший! Он в Театре давно танцует. Но у него жизнь балетом не ограничивается, слава богу. Премьером быть не хочет. Балет – это больше привычка, даже не для души уже. Любит путешествия, рок на гитаре играть, немецкий язык, спорт, читать книги. Недавно говорил, что устал от того, что все друзья только из балета, нет ни одного нового лица, человека, который мог бы показать что-то новое, научить чему-то. Девушки ему балетные не нравятся. Говорит, что ужасны все эти закулисные игры. Мартовицкий считает Пашку своим главным конкурентом. А тут еще Тайгряна в «Гаянэ» на роль Армена поставили. Ой, что начнется!
– Ты так хорошо этого Павла знаешь, – удивилась Настя.
– Мы, можно сказать, друзья.
Но по заискрившемуся взгляду Томы Анастасия поняла, что они не просто друзья. Точнее, самой Томе, кажется, хотелось бы это исправить. На ее лице отразилась неприкрытая влюбленность, когда она говорила об армянине.
– А сама ты дальше планируешь танцевать в Театре, или балет – это просто увлечение? – осторожно спросила Настя.
– Конечно, планирую служить в Театре. Зря я, что ли, всю жизнь этому отдала? Но у меня таких амбиций, как у Катьки или Таньки, нет. Они, думаю, примами стремятся быть, в Москву уехать. Хотя кому мы там нужны? Туда со всей страны такие же дурочки едут.
Болтовня быстро помогла забыть об обиде и слезы исчезли. Про планы самой Насти Тома не спросила. Но та и не знала, что ответить. Ее, несмотря на боль и усталость, привлекал балет. Это действо, когда стоишь у станка вся подтянутая, с идеально ровной спиной, вытянутыми коленями, поджатыми ягодицами и вывернутыми стопами, и исполняешь па под классическую музыку, – завораживало. Очень приятно смотреть на себя и других. Это просто красиво. Даже сейчас, идя по улице, она физически ощущала, как стопы сами собой при ходьбе разворачивались немного наружу, талия как будто очертилась более явно благодаря прогибу в спине. Ну и некая легкость, грациозность появилась. Если даже все это ей только казалось, ощущения были невероятные.
Ходьба немного уменьшила боль в мышцах. Но Настя знала, что главное еще только впереди. Завтра ее ждет жестокая крепатура. Хотя сейчас она думала о том, что пока все вычитанные когда-то в интернете и случайно увиденные в передачах по телевизору ужасы балета оказались мифом. Конечно, по одному классу сложно судить, но никто ее прутом по икрам не стегал, как иногда пишут в якобы правдивых статьях. Нагрузка тяжелая, но выдержать ее здоровой семнадцатилетней девушке вполне под силу. А вот насколько хорошо у нее получалось выполнять движения – это вопрос… На самом деле исключить из балетного училища могут из-за любой мелочи. Где-то она читала, что одну девушку выгнали, потому что у нее выросла слишком большая грудь.
– Слушай, как ты думаешь, у меня нормальная грудь? – вдруг спросила она у Томы.
Та посмотрела на нее удивленно, потом оценивающе воззрилась на бюст.
– Да нормальная, вроде.
К концу второго дня пребывания в общежитии Настя поняла, что Татьяну в комнате никто не любит. Это было чем-то неосязаемым, витавшим в воздухе. Девочки при Тане особо не болтали, а как только она покидала спальню – тут же принимались судачить о ней. Сама Таня этой нелюбви не замечала или ей было глубоко плевать. Девушка совсем не обращала внимания на то напряжение, которое возникало при ее появлении. И этим как-то невольно ставила себя выше остальных, выделялась на общем фоне.
Насте она нравилась. И ей было не понятно, почему все недолюбливают Таню. Ее гораздо больше раздражала настойчиво пытавшаяся с ней подружиться Тома. Должно быть, она решила, что Анастасия положила глаз на ее ненаглядного Тайгряна, поэтому стремится держать соперницу поближе. Да и Катя, постоянно наводившая красоту, тоже не вызывала особой симпатии.
Нужно было узнать о Татьяне как можно больше. Но обсуждать ее с девочками было неприятно. А попытаться самой сблизиться с той Анастасия не решалась. Не любила быть навязчивой.
