и противоречивая натура с выраженным вектором деструдо. Эвфемизмы нихуя не меняют. Дел, ты долбанутая. А Паттерсон – армейский ветеран с запущенным ПТСР. Это очень хуевое сочетание. Поэтому думай, что делаешь, и не лезь на рожон. Пожалуйста. Не навешивай на парня дерьмо, с которым он не справится.
Делл осмотрела перепачканный в пудре палец, задумчиво его облизала и вытерла руку салфеткой.
- Я все понимаю. И я не собираюсь рисковать. Все будет отлично, вот увидишь.
В гостиной тикали часы. Шестеренки внутри них поворачивались с отвратительно жестким механическим звуком – как будто кто-то невидимый клацал металлическими челюстями. В абсолютной тишине дома они казались оглушающе громкими, и больше всего Стэну хотелось встать, снять эти чертовы часы и врезать ими об стену. Но это было неправильно. Поэтому Стэн терпел.
Он привык терпеть. Тиканье часов, бессмысленные семейные ужины, испуганный, непонимающий взгляд отца… Стэн нес этот груз упорно и безропотно, как выкладку на марше. Потому что это было правильно. Потому что так надо.
- Так что это за работа? - отец надавил на лазанью вилкой, и темно-красный соус потек на тарелку, густой, как печеночная кровь.
- Просто работа. Хорошая. Тысячу в неделю.
Подчиняясь тревожному взгляду отца, Стэн подцепил кусок теста, положил в рот и начал пережевывать. Наверное, у лазаньи был какой-то вкус. И запах. Стэну было все равно. Просто набор калорий – белки, жиры и углеводы. В основном углеводы, конечно.
Херовый способ прожить еще один херовый день.
- Да. Тысяча – это много. Ты молодец. Я знал, что ты найдешь достойную работу.
Отец улыбнулся одобрительно и радостно – как будто собаку похвалил. Стэн почувствовал, как накатывает привычное раздражение, а следом за ним – стыд. Тоже привычный.
Отец не сказал ничего обидного. Он просто хотел поддержать. И Стэн должен ценить это.
- Да, папа. Больше никакого мазута на одежде.
Стэн замолчал. Тишина давила, и он хотел бы сказать что-то еще – но никак не мог придумать, что именно.
- И что ты будешь делать? – отец почти закончил со своим куском лазаньи. Теперь он собирал рассыпавшийся по тарелке фарш, укладывая его в аккуратный холмик.
- Не знаю, - пожал плечами Стэн.
- То есть как это – не знаешь?! – глаза у отца округлились, а лицо вытянулось, как в мультике.
- Ну… Так. Просто буду водить машину. А если возникнет опасность… Я приму меры. И все. Это простая работа. Я справлюсь.
- Ладно. Как скажешь, - тут же сдался отец. Потому что он пытался быть понимающим. И потому, что он нихера не понимал. – Ты опять толком не поел. Что, лазанья невкусная?
- Нет, папа, все отлично. Замечательная лазанья, - Стэн щедро зачерпнул начинку и запихнул ее в рот.
Пустые стулья выстроились вдоль стола почетным траурным караулом. Бабушкин стул. Дедушкин. Мамин.
Когда-то сюда приходили гости. На Рождество и на Пасху, на День Независимости и на День Благодарения… Паттерсоны собирались в гостиной, они говорили и смеялись, еда тогда была вкусной и все слова имели смысл.
- Пап, может, в следующий раз в гостиной поедим? Включим телевизор, посмотрим чего-нибудь.
Отец поднял голову от тарелки. Под глазами у него залегли глубокие тени.
- Ну что ты, Стэн. Так же мы совсем не будем разговаривать.
Лежа в кровати, Стэн смотрел в белый потолок и слушал часы. Он знал, что на самом деле никакого тиканья здесь нет, но в уши все равно ввинчивался этот монотонный лязгающий звук. Клац. Клац. Клац.
Как будто кто-то невидимый откусывает по кусочку реальность.
Клац. Клац.
Зачем он вообще согласился на эту дурацкую работу?
В Афгане Стэн сопровождал караваны. Он знал, как наблюдать за крышами, умел прочесывать взглядом толпу, выхватывая подозрительные лица. Стэн не растерялся бы, выскочи на него шахид с гранатометом наперевес. Просто очередь в корпус – и все, готово, еще один тюрбаноголовый отправился к Аллаху.
Но защита гражданского лица – это ведь совсем другое?
Все, что знал Стэн о работе телохранителя – это фильм с Уитни Хьюстон. I Will Always Love Youuuu… И этот еще, дурацкий. С Николасом Кейджем. Если работа телохранителя действительно похожа на всю эту хуйню – то зря он ввязался.
Хотя… Как же вытянулась рожа самодовольная рожа Шепарда, когда рыжая его на работу позвала! И Говард. Вот уж от кого Стэн не ожидал такой подлости… Нет, Говард был той еще занозой в заднице – вечно недовольный, вечно поучающий. Но Стэн искренне верил, что Говард о нем заботится. А тут вот такая херня! Говард приперся в «Торнадо» не для того, чтобы поддерживать Стэна. Он приехал, чтобы слить личную, мать его, информацию. Еще и от себя дерьма навалил, урод.
Ну вот какой, нахуй, срыв?! Стэн ни разу никого не подводил. Ни разу. Да, у него есть проблемы со сном, да, иногда он психует из-за какой-нибудь ерунды. Конечно, это неправильно - но Стэн никого не подвел! И если Говард уверен, что Стэн не справится – то он полный идиот.
А рыжая увидела, чего Стэн стоит на самом деле. И она, блядь, права. Стэн отличный солдат. Этого хватило Америке – этого хватит и рыжей. Стэн справится.
Все будет хорошо. Все будет просто отлично.
Ухватившись за это решение, как утопающий за буек, Стэн выдохнул и соскользнул в сон. Тишина приняла его в теплые мягкие ладони, укрыла и спеленала. Стэн опускался все глубже и глубже, и темнота расступалась под ним, податливая, как вата. А потом он встал. На небе яростно скалилось безжалостное афганское солнце, а вокруг был песок – бесконечный, бескрайний песок, и земля под ним содрогалась от взрывов. Смерть приближалась к Стэну, невидимая и беспощадная, она летела, расправив крылья, и воздух вокруг нее выл и вибрировал. Стэн был таким крохотным. Таким маленьким и беззащитным посреди этой огромной пустыни. Смерть размолола бы его в фарш, разорвала плоть и переломала кости. Стэн видел, как это происходит. Оглушающий грохот – и вместо человека перед тобой лежит кусок орущего мяса. А потом проходит время – и это мясо больше не орет.
Смерть надвигалась, она была все ближе и ближе, и нужно было бежать, но Стэн никак не мог сдвинуться с места. Ноги стали тяжелыми, они вросли в песок и пустили корни – а тяжкий, нарастающий вой становился все ближе и ближе. Захлебываясь от ужаса,
