Остальные ребята из его флэшбанды уже выходили из флэшбэка. Подергивания и слюни, стекающие изо рта, сменились зевотой, потягиваниями и криками.
— Кайф! — выкрикнул Койн.
За всю историю этой компании оборванцев, неоперившихся беложопых юнцов, Койн больше любого другого подходил под определение вожака.
— Охеренный кайф! — отозвался Джин Ди, высокий прыщавый парнишка, рассеянно чесавший у себя в паху: он уже вышел из флэшбэка и явно пытался сделать то, чего не смог во время реального изнасилования.
— Сунь ей еще раз, Бен! — воскликнул Сули.
Татуировки целиком покрывали не только руки этого мускулистого шестнадцатилетнего парня, но и лицо, напоминавшее боевую маску маори.
Манк, Тухи, Костолом и Динджин, подергиваясь, выходили из повторных получасовых сеансов и пока молчали — только позевывали, рыгали и пердели. Эти четверо были на год, на два младше Вэла и трех других парней (при том, что Костолом — Кальвин — был самым высоким, здоровым и тупым из восьмерых). Ни одно из их сексуальных поползновений не продолжалось больше минуты, после чего случалось преждевременное… как его там? А потому Вэл недоумевал: «На что эти кретины флэшбэчили остальные двадцать девять минут?» На то, как они срывали с нее одежду? На то, как убегали? Или на одно и то же Волшебное мгновение тридцать раз подряд, точно на заезженном блюреевском диске?
Группа снова и снова флэшбэчила на изнасилование девственницы-латиноамериканки, совершенное чуть больше часа назад. План — разработанный в основном Койном — состоял в том, чтобы поймать одну из хорошеньких латинок-четвероклашек по пути в школу и всей компанией сломать ей целку.
— Отловим одну из таких целочек, у которой кудряшки только-только завелись над расщелинкой, — витиевато выразился Койн. — Потом сможем неделями флэшбэчить и кончать на это.
Но им не удалось уволочь маленькую хорошенькую четвероклашку. Всех этих хорошеньких маленьких латиночек привозили в школу вооруженные отцы или старшие братья в гибридных машинах с низкой подвеской, что грохотали по городским улицам. Девственницы на задних сиденьях глядели наружу через пуленепробиваемые стекла. В конце концов пришлось уволочь Дрочилу Марию, дебильную девчонку из девятого класса их собственной школы. Чисто теоретически ДМ, возможно, и была еще девственницей — когда Койн, первым из всех, присунул ей, появилось немного крови, — но вид ее обнаженного тела (складки жира над дешевыми трусиками; одутловатое, белое лицо, вроде куска теста; бездумный взгляд устремленных в небеса глаз; крупные, но уже словно постаревшие сиськи, обвислые, с дряблой кожей) совсем не возбудил Вэла. Он сказал, что во время изнасилования будет стоять на атасе.
Вэл флэшбэчил вместе с остальными под дорожной эстакадой, но всего десять минут: на свой четвертый день рождения в Денвере. Он часто возвращался к этому празднику. Где-то он прочел о схожих повадках шизофреников, которые постоянно прижигали руки сигаретами и тем напоминали себе, что все еще живы.
Семь вернувшихся к жизни парней растянулись теперь на открытых фермах. Они любили так делать — но никому не хотелось лежать на узких стальных полосках, в шестидесяти футах над пустым хайвеем, когда их тела эпилептически дергались под флэшбэком. На всех были дырявые джинсы, черные военные ботинки и выцветшие интерактивные футболки того типа, что носили почти все школьники средних классов: спереди и сзади — портреты крутых чуваков вроде Че и Фиделя, Гитлера и Гиммлера, Мао-как-его-там и Чарльза Мэнсона, Мохаммеда аль-Аруфа и Усамы бен Ладена. Обо всех этих типах ребята почти ничего не знали. У Койна на футболке были поблекшие портреты Дилана Клеболда и Эрика Харриса,[14] интерактивные — они оживали и вели разговор, если к ним обращались. Вэл и другие знали про Клеболда и Харриса лишь одно: те были крутыми киллерами примерно того же возраста, что и ребята из их крохотной жалкой флэшбанды. Эти Клеболд и Харрис попытались замочить всех в своей школе, когда такое еще казалось новым — в прошлом веке, во времена динозавров и республиканцев.
Вэл, как и другие парни, бездельничавшие и курившие здесь, высоко над шоссе, часто думали и разговаривали о том, как перемочить всех в школе. Проблема, разумеется, состояла в том, что школы перестали быть легкой целью. Клеболду и Харрису было нетрудно (правда, говорили, что они все равно не довели дело до конца — их пропановая бомба даже не взорвалась). Сегодня почти во всех классах школы, где учился Вэл (рядом с Центром предварительного заключения на стадионе «Доджер»), число вооруженных охранников сравнялось с числом учеников. Местные ополченцы защищали тех недоумков, которые ходили в школу и домой без присмотра. И даже учителей, черт бы их драл, обязывали носить оружие и регулярно ходить на тренировочные стрельбы в тир лос-анджелесской полиции — в здании бывшего завода по розливу кока-колы неподалеку от Сентрал-авеню.
Койн встал, расстегнул ширинку и принялся мочиться в пустоту. Струйка мочи, описывая дугу, падала с высоты шести этажей на поросшее сорняками шоссе. Это вызвало настоящую эпидемию — всем захотелось помочиться. Первыми примеру вожака последовали Манк, Тухи Костолом, Динджин, потом — Сули и Джин Ди и, наконец, Вэл. Ему пока не приспичило, но длительные флэшбэки часто вызывали малую нужду, и Вэл не хотел, чтобы остальные догадались о его столь кратковременной отключке: ведь все остальные флэшбэчили на изнасилование час, а то и больше. Вэл расстегнул ширинку и присоединился к писающим мальчикам.
— Эй, стойте! — закричал Койн, прежде чем Вэл и младшие парни успели закончить.
По бетонному каньону 101-го хайвея разнесся рев. Перестать мочиться, если уж начал, довольно трудно, но Вэлу это удалось. Внезапно под ними пронеслись с десяток «харлеев». На мускулистых телах мотоциклистов — в местах, не закрытых черной кожей, — виднелись татуировки. Длинные волосы, черные и русые, свободно развевались.
— Бляха-муха, они жгут настоящий бензин! — воскликнул Джин Ди.
Мотоциклисты проехали, не подняв голов, хотя ребята наверху, выпроставшие своих маленьких петушков над бездной, были прекрасно видны. Ревущие «харлеи» неслись со скоростью миль восемьдесят в час.
— Черт, вот бы оказаться сейчас на этой дороге, в миле отсюда, — выдохнул Сули.
Все знали, что он имеет в виду. На протяжении примерно мили с дороги не было ни одного съезда, а дальше часть 101-го провалилась во время Большой войны, образовав пропасть шириной в двенадцать футов и глубиной около шестидесяти. На темном дне валялись бетонные блоки с торчащей арматурой, перекрученные, ржавые обломки давно разбившихся машин и — как говорили — скелеты других байкеров. Крутые ездоки устроили там что-то вроде бетонного трамплина, на который заезжали с сумасшедшей скоростью, не более чем по трое одновременно, чтобы перепрыгнуть через провал и мчаться дальше к первому незабаррикадированному выходу: там 101-й хайвей пересекался с тем, что осталось от Пасадинского шоссе. Вэл бывал в том месте и видел провал с обеих сторон эстакады шоссе, видел пятна засохшей крови, порванную резину, замысловатые штабеля хрома и стали с западной стороны трамплина. Но за Аламеда-стрит 101-й чуть загибался на север, и с моста трамплин не был виден.
