— Где вы это взяли? — спросила она, даже не пытаясь скрыть своего глубочайшего изумления.
— Узнаёте? — Скалли сразу же уцепилась за её последнюю реплику, почувствовав, что находится на верном пути.
Лиза явно пребывала в замешательстве, и тогда Скалли надавила посильнее:
— Имейте в виду, либо вы всё расскажете сейчас, либо вам придётся давать показания в суде — мы в любом случае доберёмся до правды.
Лиза сморгнула и наконец ответила:
— Это катализатор.
— Катализатор чего?
— Самопроизвольной эндотермической реакции. Он способствует мгновенному замораживанию…
Специальные агенты переглянулись.
— …Джейсон много лет пытается синтезировать катализатор, — продолжала Лиза. — Это одна из серьёзнейших проблем биологической криогеники. При обычном замораживании организма внутриклеточная жидкость превращается в кристаллы, которые буквально раздирают клетку изнутри. Но если процесс ускорить до нескольких микросекунд, то вместо кристаллов формируется гладкая стекловидная структура, и при оттаивании клетка оживает.
Подумав, Скалли задала новый вопрос:
— Скажите, а Джейсон ещё не опробовал это соединение?
Лиза покачала головой:
— Нет. Ведь этот катализатор существует только на бумаге и на жёстком диске компьютера. Пока наша работа сводится к изучению виртуальных моделей. Например, вот таких…
Лиза отошла в сторону, чтобы Скалли могла взглянуть на дисплей её компьютера. Дэйна всмотрелась в экран, но увиденное мало что ей сказало. На чёрном фоне вращалась вокруг вертикальной оси симметрии странная фигура, состоящая из десятка слившихся в единое целое сфероидов — синих, зелёных, коричневых.
— А Джейсон не мог синтезировать катализатор без вашего ведома? — спросили Скалли, переводя взгляд с экрана на Лизу.
— Ни в коем случае, — заявила Ианелли уверенно. — Такая технология появится лет через пять-десять. Это дело будущего.
— Как видно, — обронил Малдер, — будущее уже наступило.
— Что вы хотите этим сказать? — удивилась Лиза.
Тут инициативу снова перехватила Скалли:
— Следы этого вещества обнаружены в организме человека, который вчера вечером был найден мёртвым — окоченел.
— Должно быть, это ошибка!
— А сегодня точно так же в своём номере отеля замёрз доктор Йонечи.
Лиза была буквально ошарашена этим известием. Ведь имя японца, занимавшегося одной из серьёзнейших проблем биологической криогеники, было ей хорошо знакомо. Более того, только позавчера она получила от него письмо по электронной почте, в котором Йонечи окончательно подтверждал своё намерение принять участие в конференции по прикладной криогенике, которая не далее как завтра начнёт работу в стенах Технологического института. Правда, за всеми неприятностями с Джейсоном Лиза совершенно забыла о японце, но теперь, видно, придётся вспомнить. Ведь если эти двое говорят правду, и Йонечи действительно «замёрз» под действием катализатора эндотермической реакции, тогда получается… получается…
— В каком часу вы обнаружили тело? — спросила Ианелли у агентов.
— Два часа назад, — сообщил Малдер.
На лице Лизы появилось очень странное выражение — смесь радости и озабоченности.
— В таком случае, — медленно произнесла она, — Йонечи ещё жив…
Реанимационное отделение, Биомедицинская лаборатория, Массачусетский технологический институт
Кембридж, штат Массачусетс
15 апреля 1997 года, 9:18
— Какая температура? — спросила Лиза Ианелли.
— Девяносто шесть и восемь, — ответила процедурная сестра.
— Вынимаем, — распорядилась Лиза. — на счёт три. Раз! Два! Три!
Йонечи был аккуратно извлечён из тёплой ванны, в которой он находился последние сорок минут, и помещён на стандартную госпитальную каталку. Теперь японец не походил на ледяную статую — тело его размякло, конечности гнулись в суставах, кожа порозовела.
— Что теперь? — поинтересовался врач — реаниматолог.
— Теперь мы попробуем его оживить… — отозвалась Лиза.
Она сама встала к каталке, чтобы перевезти тело в соседнее помещение — к стойке системы реанимации.
— Ничего у неё не получится, — шепнула Скалли Малдеру.
Специальный агенты стояли в сторонке, наблюдая за работой реанимационной бригады.
— Почему ты так думаешь?
— У него была температура семь градусов, а нижний предел для выживания — семьдесят.
— Но если он всё равно мёртв, — заметил Малдер, — то ему терять уже нечего.
— О’кей, — сказал врач — реаниматолог, — давайте начинать.
В горло японца вставили интубационную трубку, через шланг подключив её к аппарату искусственной вентиляции лёгких.
— Доктор Ианелли, вы готовы?
Лиза кивнула.
— Начнём с трёхсот джоулей и ампулы адреналина внутрисердечно.
Процедурная сестра сделала укол, а врач — реаниматолог взял в руки пластины электродов и наложил их на обнажённую грудь японца.
— Приступим, — объявил он. — Разряд!
Тело Йонечи дёрнулось.
— Пульса нет, — доложила сестра, бросив взгляд на экран кардиомонитора.
— Поднимаю до трёхсот шестидесяти. Разряд!
Никакой реакции.
— Её кубик адреналина. Снова триста шестьдесят. Разряд!
На идеально прямой горизонтальной линии, пересекающей экран кардиомонитора вдруг появился излом, за ним — ещё один и ещё один. Всплески, свидетельствующие о сердечной деятельности, участились, амплитуда пульсаций увеличивалась на глазах.
— Появился ритм, — отметила процедурная сестра невозмутимо.
Будучи не в силах больше сдерживать себя, Скалли импульсно подалась к операционному столу.
— Доктор Йонечи, — позвала Лиза, наклонившись к японцу, — вы слышите меня?
Тот захрипел, всасывая кислород через интубационную трубку.
— Вы находитесь в Бостоне, в госпитале, — продолжала Лиза. — Вы двенадцать часов были без сознания.
Веки у Йонечи задёргались. Ещё через секунду он открыл глаза. И забулькал, словно пытаясь ответить Лизе.
— Пока вам лучше помолчать, — вмешалась Скалли. — У вас в горле трубка аппарата искусственного дыхания. Не сопротивляйтесь ему — пусть аппарат дышит за вас.
Однако Йонечи продолжал дёргаться и хрипеть. Он явно не чувствовал себя комфортабельно на этом столе.
— Что-то не так, — озабоченно сказала Ианелли.
— Взгляните на термометр! — крикнул Малдер.
На панели реанимационной системы, показывающей температура тела пациента, светилась надпись «100». Тут же сменившаяся на «105».
