тебе принесем, раз не хочешь на это смотреть. Меня, если честно, зрелище твоего сметающего все женишка, тоже нервирует, если не сказать пугает.
— Не нужно.
— Почему? Заморить себя собралась?
— Да! — неожиданно обрадовалась такой понятливости девушка. — Жить без него не хочу.
— Э-э… — опешил отец от такого поворота. — Ну так с ним живи. Никто ж не против, вроде?
— Он! Против.
— С чего ты взяла?
— Он меня не простит.
— Ага, слышали, как же. Только ведь простил уже. И давно. Короче, вылезай и спускайся. Он у тебя сам прощенья просить собирается. Не иначе как для того все со стола и мечет — силы на это дело копит. Пошли.
— Нет.
— Почему? — опять озадачится тот.
— Он меня видеть не хочет. Иначе сам бы пришел.
— Так приходил же? А ты его выгнала. — Сорвени все еще надеялся что-то понять в происходящем.
— Выгнала, — неожиданно здраво согласились с ним, снова даря надежду.
— Ну! А перед тем даже простил. Пока ты дверью не шваркнула. Мы все слышали.
— Не простил!
— Но он же сказал тебе, что все понимает? И что все будет нормально? — чуть не взвыл бедный генерал.
— Это он сказал!
— Ну да! Сказал!
— Просто сказал, понимаешь, а на самом деле даже видеть меня не хочет.
— Почему?! — опять уперся тот в логический тупик.
— Он меня не простит теперь! Никогда! А я без него не могу-у-у…
— Ну не-ет, …! — Сорвени все-таки озверел.
А потом взял себя в руки и… сдался, сообразив, что иначе сам сейчас свихнется. Логику тут искать точно бесполезно — не тот случай. Поняв, что его слова до дочери просто не доходят, он еще раз невнятно, сквозь зубы выругался и принял решение:
— Не простит, говоришь? Ладно, разберемся, — и прозвучало это очень… многообещающе. Рин даже испугалась бы, пожалуй, будь она в состоянии думать хоть о чем-нибудь, кроме своих вымышленных горестей.
Опасаясь все-таки передумать, генерал тут же выскочил за дверь и поспешил вниз, в нервах разом проскочив чуть не половину лестничного пролета. Чтобы налететь прямиком на Пепла.
— Слышишь? — мрачно зыркнул он на парня, когда сверху, из-за двери донесся особо проникновенный вздох.
— Слышу, — откликнулся тот. Собственно, именно по этой причине он тут и отирался, не решаясь ни сунуться еще раз к невесте, ни уйти отсюда совсем.
— Ну? И чего ждешь тогда? — буркнул Сорвени.
— Чего? — не совсем сообразил Дари.
— Иди утешай, если она тебе нужна.
— Нужна! — просветлел лицом парень. — Ага.
— И чтобы утешил как положено! А не как с той, что на фотокарточке. Которая из твоей постели сразу к другому … побежала!
— Генерал! — непритворно охренел Пепел.
— Что, генерал? Мужик ты или кто?
— Мужик! — расплылся он и попытался было с места в карьер рвануть наверх.
Но уже в прыжке был жестко перехвачен за воротник:
— И только попробуй после этого не жениться!
— Даже не надейтесь, па-а-апенька.
От неожиданности Сорвени едва не слетел вниз, выпустив рубаху «сыночка».
— Боги, за что мне еще и это, а? — вопросил он небеса, проводил взглядом юркнувшего в дверь будущего зятя, прислушался, а потом махнул рукой и пошел заливать горе. Кофейком. С лимончиком. И с Ретенауи, тот вроде тоже где-то внизу болтался. Заодно решат, что говорить на министерском совете насчет этих долбаных приборов беспроводной связи, демоны их сожри. Так, чтобы не путаться в показаниях и не подставиться ненароком…
— Уйди, — мрачно зыкнула Рин из угла постели. Как мышь из норы.
— И не надейся, — Дари сначала уселся на кровать рядом с ней, а потом подумал немного и вообще улегся, скинув ботинки. — Не для того я сейчас благословение твоего папеньки получил.
— Ты… Ты что делаешь? — кажется, девушке резко стало не до выдуманных горестей — появились беды более насущные. Пепел, например. Собственной персоной.
— Спать с тобой собираюсь, — честно посмотрел тот на нее.
— В каком смысле?!
— Во всех. Ты же не против?
— Пепел, совсем охренел! — Норин Сорвени вспомнила, чья она дочь и явно нацелилась добавить еще пару фраз из фамильного лексикона, но не успела — глаза парня вдруг оказались очень близко, а губы еще ближе, закрыв ей рот поцелуем и не дав закончить.
Минут пять спустя она нашла таки силы оторваться и отодвинуться, чтобы крайне серьезно поинтересоваться:
— Ты меня любишь?
— Очень, — не менее серьезно кивнул тот.
— Даже сейчас?
— Сейчас — особенно, — опять охотно подтвердил он и сноровисто потянул наверх подол ее рубашки. — Погоди чуток, покажу как.
— Дари, пожалуйста… — испуганно выдохнула та, явно не зная на что решиться — то ли вцепиться в этот подол, то ли все же отпустить. — У меня… У меня это впервые.
— Знаю. Я буду осторожным. Верь мне.
И он действительно был таким — мягким и настойчивым, горячим и терпеливым, нежным и осторожным… и самым-самым счастливым, когда сделал свою женщину женщиной.
— Рин, девочка моя, сладкая моя… Никогда не думал, что может быть так…
— Как? — выдохнула она через минуту, не дождавшись продолжения, но очень желая его услышать.
— Хорошо-о…
Пару минут они тихо лежали, обнявшись, словно боясь спугнуть свое счастье, но потом девушка опять не выдержала:
— Тебе и вправду было хорошо со мной? Лучше… чем раньше?
И смущенно уткнулась лицом ему в плечо.
— Не знаю, — пожал он этим плечом.
— Как не знаешь?! — вскинулась та.
— А я тоже. Сегодня в первый, — нервно хихикнув, признался он. — Но, надеюсь, тебе все равно понравилось.
— Ты?! — уставились на него, не поверив.
— Ага. До сегодняшнего дня я был сугубо теоретиком. Ну вот как-то так вышло, — он театрально развел руками, явно храбрясь и при этом нервничая. — Сначала заниматься этим мне было слишком рано, а потом все, слишком поздно.
— Поздно? — не поняла она.
— Ну да. Потому, что я тебя нашел. Зачем после этого кто-то другой?
И он опять склонился над ней, нежно скользя пальцами по линии шеи, груди… опять груди, опять… демоны, уже не оторваться. потому что
