зал. Егор, подавив прилив щемящей ностальгии, достал первую заготовленную пачку — с фотографиями.
— Хорошо видно пулевое отверстие в лобной части. Вот фото затылочной. Естественно, тело немедленно кремировали, чтоб скрыть следы убийства. Ваш супруг инвестировал приличные суммы в одно частное белорусское предприятие, и у него пытались просто отжать долю. Совершенно в духе девяностых. Заставили подписать отчуждение акций и застрелили.
Изольда Викторовна зажала рот рукой. Она, конечно, давно не любила мужа, знала о его похождениях налево и сама завела любовника, но слышать и видеть такое было непросто.
— Я, хоть на пенсии, напряг старые связи. Человек, заказавший убийство, неправильно себя повёл. Не стану нагружать вас неприятными подробностями, сильно обидел людей, к кому я обратился. Ему не простили. В общем, он больше не с нами.
— Ужас… Я не хочу, чтоб кого-то убивали.
— Более чем согласен с вами. К сожалению, не на все события в мире мы можем влиять.
— Да… А сейчас началось это… Обещали, что основное произойдёт за три дня, но прошли недели… Егор читает все новости, и наши, и вражеские…
— Боится, что его призовут в армию и отправят в действующую часть?
Мама кивнула, а Егор подумал, что в этом проявилась странная ирония судьбы, только без лёгкого пара — пацан был готов на что угодно, лишь бы не загреметь в Афганистан, но перенёсся в постсоветскую Россию, как раз накануне 24 февраля 2022 года. Если этот комсомольский стукач и трус не изменился в своей внутренней сути, ох как ему неуютно в ожидании повестки из военкомата…
— Вы думаете, будет мобилизация? Егор срочную не служил. Говорят — срочники тоже попадают туда.
— Пока о всеобщей мобилизации речи нет. Но вы не по адресу спрашиваете. Если обратили внимание, я из Республики Беларусь и не в курсе всех подробностей происходящего в России.
— Простите.
Очевидно, перманентное беспокойство за судьбу сына снова вытеснило некоторый всплеск эмоций из-за новости об усопшем. Как же она любила его… Меня… В общем, любила своё чадо, думал Егор. Он никогда в этом не сомневался.
— Вернёмся к прежней теме. Вытащить весь вклад вашего супруга в белорусское предприятие невозможно. Я не хочу и не могу нарушать законы. Вот всё, что удалось. Сколько сейчас доллар к вашему рублю? Сто пятьдесят?
— Говорят, теперь дешевле чем за двести не купишь.
— Какие будут курсы, не знаю. Отдаю как есть.
Следующий конверт с шестьюдесятью тысячами долларов был более широкий и пухлый, чем с фото. В нынешних условиях, когда рубль рухнул вдвое или втрое, хотелось надеяться — временно, это была очень приличная сумма. В глазах женщины мерцал вопрос: в чём подвох?
Она предложила чаю. По случаю воскресенья никуда не спешила. Егор намеревался отказаться, поскольку не планировал общение с собой молодым. Не успел.
Хлопнула дверь, распаренный и потный бегун скинул куртку и принялся развязывать кроссовки.
— Егор, познакомься. Наш родственник, приехал из Белоруссии. Вам, возможно, найдётся о чём поговорить. Он тоже юрист. Целый генерал.
— Да, мама…
В глазах, столько раз виденных в зеркале, мелькнуло понимание и проблески паники.
В комнате молодого человека… или в его комнате… тут понятия перемешались… В общем, в спальне царили потрясающие чистота и порядок. Конечно, мама прибирала, но заметно было, что в жилище вселился аккуратист-фанатик. Тот, что в общежитии №4 тщательно наглаживал бедняцкий костюм с комсомольским значком на лацкане.
— Позволь представиться. Егор Егорович Евстигнеев, 1960 года рождения, уроженец города Речица Гомельской области.
Парень в спортивке плотно прикрыл дверь.
— Ты — это…
— Ты — это я. А я — это ты. Привет. Ну и как тебе 2022 год?
— Потрясно… Но что это было? Каким образом?
— Понятия не имею. Точно так же, как и ты. Шёл в библиотеку. Та, что в прежнем времени называлась Ленинской. Выскочил неожиданно на боковую улицу, назад хода нет, на плакате — Брежнев с плаката поздравляет москвичей с Новым годом, а на мне надето уродское пальто, не годное даже на подстилку собаке.
— А я вселился в хилого дрыща! — возмущённо возразил второй Егор.
— Благодари не меня, а кого-то, кто решил нас поменять. Думаешь, я купался в восторге, провалившись в старину без интернета и мобильников, понятия не имея, кем был до того, кто мои соседи по общаге и по курсу, вообще — как прожить на нищенскую стипендию? Ты-то здесь ни в чём особо не нуждаешься. Отец оставил бабки. Да и я сейчас твоей… нашей маме подкинул.
— Да! Но после военной кафедры я — мотострелковый лейтенант! Не хочу воевать!
— Точно также ты обссыкался от мысли об Афганистане. Между тем, все твои однокурсники, кто пошёл в армию по окончании универа, прошли Афган военными дознавателями, никто не погиб, привезли валютные чеки и кучу шмоток. Не бзди! И всё будет нормально.
— Но ты тоже хорошо устроился?
Молодой человек смотрел исподлобья, зло, завистливо. Так никогда не делал прежний Егор, хоть тоже имел массу поводов чувствовать себя обделённым в присутствии московских мажоров.
— Прекрасно. Женился на мисс-нархоз, а если бы проводился республиканский чемпионат, она была бы мисс-БССР. Не чета твоей жалкой пассии. Практически в первый же год в СССР купил две машины — жене и себе. Познакомился с Мулявиным, упокой Господь его душу, ездил с «Песнярами» на гастроли по СССР и по Латинской Америке гитаристом. Купил и перестроил дом в Минске, не какую-то квартиру-панельку. Вырос до генерал-майора, заместителя министра внутренних дел, раскрывал самые резонансные преступления в стране. От имени супруги, она, к несчастью, умерла от онкологии пару лет назад, вёл бизнес, куда круче, чем у нашего с тобой отца. Здешнего. Твоего прежнего отца, вора-рецидивиста, пристрелили ещё в 1983 году. Вот. Двое детей, пять внуков. Сын в Беларуси, дочь вышла замуж за датчанина и живёт в Копенгагене, счастлива. Словом — не бедую, если бы не ранний уход Эли.
Младший Егор выматерился. Слышала бы мама, как выражается её ласковый, ни слова поперёк…
— И это же я мог прожить такую жизнь… А ты её у меня украл!
— Или ты мою — в Москве XXI века. Давай не будем сводить счёты. У тебя всё впереди, если не упустишь бездарно свои шансы. Проводишь?
Они шли к метро и молчали. По большому счёту, Евстигнееву-старшему было плевать, как преемник распорядится телом. Вот за мамой сам будет присматривать издалека, пока
