Пару мгновений она молча смотрела на меня.
– Если я скажу вам это, – произнесла она наконец, – он меня убьет.
– А если не скажете, я сдам вас полиции.
Она пожала плечами:
– Что, конечно, неприятно, но они по крайней мере меня не убьют. И потом, вы ведь в любом случае меня сдадите.
Я угрюмо уставился на нее:
– Я спас вам жизнь. Дважды.
– Я это осознаю, – ответила она. Еще с полминуты она смотрела куда-то сквозь меня. – Так трудно поверить... Даже при том, что все это случилось со мной. Какое-то все это... сумасшествие. Как сон.
– Вы не сошли с ума, – возразил я. – Ну по крайней мере это не привиделось вам в галлюцинациях или чем-то таком.
Она почти усмехнулась.
– Я знаю. Ческа мертва. Гастон мертв. Это ведь на самом деле с ними случилось. С моими друзьями, – Голос ее дрогнул, и она часто-часто заморгала. – Я только хотела довести все это до конца. Чтобы они умерли не совсем зря. Я перед ними в долгу.
Я вздохнул:
– Послушайте. Давайте я облегчу вам задачу. Это был Марконе?
Она пожала плечами, по-прежнему глядя куда-то в пространство.
– Мы общались через посредника, так что я не могу быть уверена.
– Но это был Марконе?
Вальмон кивнула:
– Если подумать, то скорее всего он. Наш покупатель – человек, у которого очень много денег и влияния в местных кругах.
– Он знает, что это вам известно?
– Вряд ли стоит говорить покупателю, что знаешь, кто он, если он принимает меры к тому, чтобы этого не допустить. Это как-то невежливо.
– Если вы знаете хоть что-то про Марконе, вы должны понимать, что он вряд ли заплатит вам и отпустит на все четыре стороны, не получив товар.
Она устало потерла глаза.
– Я предложу ему вернуть деньги.
– Хорошая мысль. Если только он не убьет вас прежде, чем вы успеете сделать ему это предложение.
Секунду-другую она злобно смотрела на меня, всхлипывая.
– Что вы от меня хотите?
Я вынул из-под вороха ярко-желтого бумажного полотна коробочку с нитками и сунул ей в руки.
– Информацию. Я хочу знать все. Вполне возможно, вы слышали или видели что-нибудь такое, что могло бы помочь вернуть Плащаницу. Помогите мне – и я, возможно, смогу купить вам немного времени, чтобы вы успели убраться из города.
Она взяла коробку и уставилась на разноцветные катушки.
– Откуда мне знать, что вы действительно сдержите обещание?
– Раз – ромашка... Два – ромашка... Я дважды спас вашу жизнь. Мне кажется, вы могли бы уже и доверять моей доброй воле.
Она опустила взгляд, прикусив губу.
– Я... я не знаю.
– Мое предложение имеет ограниченный срок действия. Она сделала прерывистый вздох.
– Ладно. Ладно, дайте мне умыться. Одеться. Я расскажу вам все, что знаю.
– Вот и хорошо, – кивнул я. – Валяйте. Душ – в ванной, в том конце коридора. Я принесу вам полотенце и все такое.
– Это ваш дом?
– Друзей. Но я здесь оставался пару раз.
Она кивнула и пошарила руками вокруг себя, пока не нашла черную водолазку – ту, которую носила вчерашней ночью. Она натянула ее на себя и встала. У нее были длинные, красивые, хоть и изрядно украшенные синяками ноги, и когда она наступила на правую, то сдавленно охнула и чуть не упала. Я поймал ее прежде, чем она рухнула на пол, и она привалилась ко мне, приподняв правую ногу.
– Черт подрал, – выдохнула она. – Должно быть, лодыжку потянула вечером. – Она нахмурилась и покосилась на меня. – Руки!
Я отдернул руку от чего-то приятно гладкого и крепкого.
– Простите. Не нарочно. Дойти сможете?
Она покачала головой, продолжая балансировать на одной ноге.
– Вряд ли. Поможете чуть-чуть?
Я помог ей доковылять по коридору до ванной. Потом достал из шкафа с бельем пару полотенец и сунул ей в высунутую из неплотно прикрытой двери руку. Она заперла дверь и пустила душ.
Я тряхнул головой и двинулся обратно в гостиную, на ходу набирая номер отца Винсента. После пятого гудка он снял трубку; голос его звучал совсем устало.
– Винсент слушает.
– Это Гарри Дрезден, – сказал я. – Я знаю, как Плащаница попала в Чикаго и кто покупатель. Однако сейчас ее перехватила третья партия, так что она у них.
– Вы уверены? – спросил Винсент.
– Угу.
– Вам известно, где она?
– Не совсем, но я рассчитываю узнать это. К сегодняшнему вечеру... возможно, даже раньше.
– Но почему только к вечеру? – удивился Винсент.
– Ну... гм... Это немного сложно объяснить, – сказал я.
– Может, с заключительной частью расследования справится полиция?
– Я бы посоветовал не рассчитывать на это.
– Почему?
– У меня имеется кое-какая информация, подтверждающая обоснованность некоторых ваших подозрений.
– О! – произнес Винсент. Оптимизма в его голосе заметно убавилось. – Нам, наверное, нужно встретиться и поговорить, мистер Дрезден. Мне не хотелось бы обсуждать это по телефону. В два часа, в том же номере, где мы встречались в прошлый раз.
– Пожалуй, выберусь, – согласился я.
– До встречи, – сказал Винсент и повесил трубку.
Я вернулся в гостиную. Сьюзен сидела и читала утреннюю газету за кофе с пончиком. Одна из створок откатной двери, ведущей на задний двор, была сдвинута. С другой стороны ее громоздились штабеля досок и пластика: Майкл сооружал пристройку к дому. Со двора слышался ритмичный звук пилы.
Я вышел и увидел работающего отца Фортхилла. Он снял пальто и воротничок и остался в черной рубахе с короткими рукавами. Еще он надел кожаные рабочие рукавицы и защитные очки. Он допилил доску, сдул с нее опилки и распрямился.
– Как отец Винсент?
– Судя по голосу, изрядно устал, – сообщил я. – Я, наверное, сегодня еще пересекусь с ним – если только прежде ничего такого не случится.
– Я за него беспокоюсь, – признался Фортхилл. Он приладил доску поверх проема, который, судя по всему, должен был превратиться в окно. – Помогите-ка.
Я послушно взялся за доску. Фортхилл взял из коробки несколько гвоздей и принялся заколачивать первый, зажав остальные в зубах.
– А мисс Вальмон? – поинтересовался он, покончив с этим.
– Принимает душ. Похоже, она все-таки будет с нами сотрудничать.
Фортхилл нахмурился и взял из коробки еще один гвоздь.
– Честно говоря, по первому впечатлению я такого от нее не ожидал.
– Вы недооцениваете моего личного обаяния, – возразил я. – Леди трудно устоять перед таким.
– М-м-м, – с сомнением произнес Фортхилл, снова зажав в зубах гвозди.
– Да нет, для нее это единственный разумный выход. Мы же приперли ее к стенке – так ведь?
Фортхилл забил гвоздь и нахмурился еще сильнее. Потом посмотрел на меня.
Я принял беззаботный вид, потом все-таки посмотрел на него.