Ознакомительная версия.
Опять секретные технологии, превосходящие все земные аналоги, и тут не обошлось без чужаков. Как ловко они меняют стороны и позиции, помогая и тем, и этим, играя и манипулируя, и при этом все время оставаясь в тени. Ведь даже Серафимов – вождь революции – не догадывался об их существовании.
Страшные твари эти подселенцы, настоящие серые кардиналы!..
Чем больше я слушал Ульбрехта, тем отчетливее понимал – я должен сделать все возможное, чтобы он и такие, как он, никогда не пришли к власти в моей стране.
Устав от беседы, Серафимов отпустил меня, велев хорошенько выспаться перед завтрашним решающим днем.
Но уснуть я не мог. Сидя за столом, я курил одну папиросу за другой и прикидывал варианты развития событий. Ни один из них меня не устраивал.
– Кира, о чем ты думаешь? – Петра села рядом. Обычно скупая на слова и эмоции, сейчас она тянулась ко мне всем телом. Я обнял ее и прижал к себе.
– Кира?!
– Да, Петра, не волнуйся, – оторвался я от накативших мыслей. – Дела налаживаются. Надеюсь, скоро все будет хорошо и мы вернемся домой…
– Можешь мне не врать, – скупо улыбнулась она. Петра вообще редко улыбалась, но каждый раз ее лицо преображалось, становясь невероятно нежным и в то же время, несмотря на улыбку, печальным. Такой вот парадокс. – Я хорошо знаю тебя. Изучила. Со мной можно говорить как есть. А Лизка пусть спит, ей знать незачем. Так будет спокойнее.
Я внимательно посмотрел на нее. Внезапно мне показалось, что прежде я ее совершенно не понимал. Зачем, с какой стати они с сестрой поселились у меня, даря мне, обычному мужчине без особых талантов, интимные радости, о которых я, кстати, вовсе не просил. Только ли оттого, что хотели проявить благодарность? Или, может, была иная причина? Сейчас я подумал, что это именно Петра решила остаться. Она решила за двоих, и Лиза согласилась, как соглашалась с сестрой всегда и во всем. А то, что в мою спальню в ту давнюю ночь первой пришла Лиза, – скорее, каприз судьбы, чем тонкий расчет.
– Почему тогда первой ко мне пришла она?
Петра сразу поняла, о чем я спрашиваю, и нисколько не удивилась вопросу.
– Мы кинули жребий. Выпало ей.
– Но хотела прийти ты?
– Хотела я. Но так было честно. Ты ей тоже нравишься.
– Но не так, как тебе?
– Не так.
Я помолчал. Развивать тему дальше не стоило. Ведь я только что услышал признание в любви. Самое настоящее.
– Петра, вам надо уехать. Я постараюсь снять ошейники. Нужно бежать, но я не могу бежать с вами. Фридрихсград – опасное место на ближайшее время. Денег хватит, чтобы добраться до одного моего старого товарища. Живет он в трехстах километрах к югу, адрес я напишу. Он приютит, пока все не уляжется. Будем надеяться, что в ориентировки вы не попали и сумеете покинуть город. Никому не доверяйте, ни с кем не общайтесь. И главное, не рассказывайте о нашем знакомстве.
– Кира… мы никуда не поедем!
Я понял, что она не шутит. Она это обдумала и приняла решение. За себя и за сестру.
– Завтра тут начнется такое… – Уже чувствуя, что проигрываю, я попытался надавить на нее. Нет, я мог приказать, и Петра бы подчинилась без единого слова. Как солдат подчиняется генералу. Но тогда – и я это знал – наши отношения изменились бы навсегда.
– Мы остаемся! Ты не сумеешь снять ошейники сам, такая попытка убьет нас. Мы не знаем, у кого из них ключ. Не стоит рисковать. Ради Лизы.
И я промолчал. Не стал настаивать. Смалодушничал. Побоялся рискнуть. Побоялся потерять.
– Пойдем спать. Тебе нужно отдохнуть.
И вновь я не стал сопротивляться и подошел к диванчику. Раздеваться не стал, снял лишь обувь. Петра уселась в ногах и начала массировать мне уставшие стопы. Я сам не заметил, как заснул. Мне ничего не снилось. Я просто провалился во тьму.
Распорядок дня императора планировался следующий: пробуждение – семь утра, далее необходимые утренние процедуры, а в девять часов – завтрак в кругу семьи, затем подготовка к церемонии и ровно в полдень – проезд через город, посещение собора, затем возвращение в резиденцию, а вечером – торжественный прием для лучших людей города. Для простого народа по столь торжественному поводу на центральной площади будут накрыты столы – тоже своего рода традиция, весьма чтимая горожанами, и вечером, как стемнеет, обещали праздничный фейерверк.
Программа стандартная. Примерно так обычно и проводил Карл Александрович свой день, приезжая во Фридрихсград. Но делал он это не слишком часто, так что праздниками народ не избаловал. Но и революцию в этот распорядок впихнуть было сложно. Я вообще не видел предпосылок для попытки переворота. В народе было спокойно, ни о каких волнениях или мятежных настроениях я не слышал ни от Семенова, ни от Грэга, а уж от их взоров вообще мало что могло скрыться. Поговаривали, правда, об активизации провокаторов, но без поддержки народных масс все провокаторы – пустое место.
Несмотря на все это, Ульбрехт Рихардович Серафимов выглядел вполне уверенно. Не знаю, спал ли он ночью или обдумывал в сотый, тысячный раз планы на следующий день, но когда я утром вышел в холл, то застал «вождя» за работой. На столике перед ним лежали три переговорника, которые по очереди трещали сигналами вызовов. Серафимов командовал, отдавал приказы, ругался и кричал на своих невидимых собеседников. Жизнь кипела!
Что я вообще знал о Серафимове? Только то, что он создал целую философию плебса. Он считал, что любой люмпен без образования и способностей вполне может управлять государством, делая это не хуже, чем император, которого с детства готовили к столь важной роли. Как-то давно я даже прочел один его трактат на эту тему и запомнил фразу, чем-то поразившую меня до глубины души: «…Человек, рожденный и воспитанный в низших слоях общества, ничуть не отличается от самого изысканного эстета, разве что не умеет столь красиво формулировать свои мысли, облекая их в доступные для понимания предложения. По сути же каждый любит и ненавидит одинаково. А чувства – это то, что отличает человека от животного. Значит, обладая одинаковыми по силе чувствами, все люди обладают одинаковыми правами. Только животные, коим не дано чувствовать ничего, кроме самых примитивных инстинктов, ниже нас. Жизненная лотерея, забросившая кого-то на самый верх социальной лестницы, а кого-то в самый ее низ, это лишь случайность. Задача любого цивилизованного общества изменить эту случайность, превратив ее в закономерность. Нужно выстроить все в правильном, логическом порядке. На пользу народу и правому делу…»
Только вчера, узнав о существовании прибора для определения человеческого потенциала, я понял, что имел в виду Серафимов, написав эти слова. Но ведь потенциал – это лишь возможное будущее. Определив талант у ребенка, скажем, к рисованию, нельзя быть уверенным, что он станет великим художником. Здесь важно еще собственное желание, усердный труд, а талант – лишь одна из составляющих.
Ознакомительная версия.
