Внизу на самом дне оврага я заметила что-то вроде пещеры. Расщелина, почва из которой была вынесена ветрами и талой водой, оголенные корни уже давно отмерших деревьев, присыпанные песком… И довольно большой, в человеческий рост, проем, ведущий вглубь, в толщу песчаного склона. Оттуда из этой чернеющей дыры исходил невероятной силы призыв. Именно оттуда.
Я посмотрела на Марсена. Он равнодушно обводил взглядом окрестности, и было ясно, что он ничего подобного не чувствует.
— Ты знаешь это место?
Он неопределенно пожал плечами и проговорил:
— Обыкновенное место. Таких оврагов в лесу сотни.
Если бы он только знал, как он не прав. Но в моих интересах было не разубеждать его.
Я села на торчащий из песка толстый сухой корень. Марсен встал поодаль. Такой ни на шаг не отпустит. Как же мне в следующий раз оторваться от него и добраться сюда? Неразрешимая задача, над которой стоит подумать.
— Садись, что ты маячишь? — я хлопнула ладонью по корню. Марсен покачал головой:
— Я не имею права. Я на службе.
— Сядь, в конце концов, Виллен сказал, что ты мне подчиняешься.
Марсен подошел, но не сел на корень рядом со мной, а опустился на песок. Я не стала настаивать, поскольку странный архаичный этикет этого мира никак не хотел укладываться в мои представления о том, как следует общаться людям.
— Не сочти за дерзость, Рэста, но никогда не говори Виллену или кому-нибудь из его клана то, что ты мне говорила в вертолете, — медленно произнес он, глядя в сторону.
— Что же такого крамольного я сказала?
— Я не хочу снова обсуждать вопрос о верховенстве миров, но за подобную… — он слегка замялся.
— …ересь? — помогла я ему.
— Можно сказать и так. За это многие люди в течение веков платили жизнью.
— Ну, допустим, я все-таки захочу прояснить этот вопрос. Что же меня ждет?
— Смерть, — как нечто совершенно естественное, сообщил Марсен.
— А после?
— Что после?
— После смерти. Что будет с моим сознанием после смерти? Оно ведь, кажется, вечное и бессмертное.
— Оно будет блуждать в глубинных мирах, пока не воплотится во вновь рожденных личностях, одной или нескольких.
— Так стоит ли горевать о собственной смерти, если в любом случае есть перспектива?
Марсен невесело засмеялся:
— Все равно хочется задержаться в этой жизни.
— А-а, даже несмотря на перспективу бессмертия? Личные ощущения расходятся с официальными ожиданиями? Так вот, мои личные ощущения после перемещения по нескольким мирам сильно расходятся с официальной доктриной верховенства вашей так называемой иерархии. Отчего-то меня не вдохновляет ни мое новое высокое положение в вашем мире, ни те надежды, что возлагает на меня Виллен. И боюсь, мне придется его сильно разочаровать.
— Тебе незачем мне об этом говорить, — Марсен был в смятении.
— Тебе тоже незачем говорить об этом Виллену, если это тебя беспокоит. Я сама ему скажу.
— Как хочешь. Только зря ты думаешь, что твой отказ надолго отдалит проникновение Первого мира в другие реальности, — печально ответил Марсен. — Я принадлежу к тому же клану, что и Даррина. Наши люди сплотились вокруг Виллена в надежде впоследствии получить многое в иных мирах. И они помогут Виллену, так же как они помогают ему сейчас своим молчанием.
— Молчанием о чем?
— О том, что Виллен ждет своего преображения. О том, что он не по праву занимает свое верховное положение. Когда он сам сможет открыть дверь, все поймут то, о чем сегодня знают лишь несколько человек. Но к тому моменту Виллен-обманщик превратится в их глазах во всесильного Виллена-предводителя, истинного иерарха реальностей, открывающего пути. Он будет прощен.
Молчаливый телохранитель, дежурящий в холле, как много он знал. Как ошибался Виллен. Наверняка неглупый, уже многих осиливший и вырвавший себе и своему роду надлежащее положение, Виллен оказался просто игрушкой для теневых «серых кардиналов». Волшебная сказка о высших правителях миров обернулась обычной возней под ковром.
— Хороши, иерархи чертовы… Между собой разобраться не могут, а еще лезут другими править… — рассердилась я. — Если бы я знала, как вас тут запереть навсегда, сделала бы, не задумываясь…
Что, в сущности, решит мое бегство отсюда? Они найдут, рано или поздно, способ открыть себе пути. Не сейчас, так через столетие… Интересно, врут ли их легенды об эре Первого мира? Если нет, почему история моего мира упорно молчит о ней? Что она, прошла незаметно? Или же она закончилась для нашего человечества «полной потерей памяти»?
— Марсен, почему вы оказались запертыми? О какой «трагической ошибке» говорил Виллен?
— Знаешь, мне не очень-то хочется об этом говорить…
— Тебе придется. Иначе Виллен узнает кое-что о том, что некоторые его секреты перестали быть таковыми, — я перехватила тяжелый взгляд Марсена и добавила:
— А если ты захочешь убить меня прямо здесь, не забывай, что Виллен потребует с тебя отчет.
— Глупости. Свою работу я знаю. Если тебе непременно нужно знать все сразу, я могу сказать то, что знаю. В этом нет тайны, просто мы не любим об этом говорить.
Он немного помолчал и, наконец, заговорил тихо, но четко:
— Это было очень давно. Население Первого мира было могущественным и многочисленным. Десятки миллиардов людей жили не только на этой планете, но и в нескольких иных галактиках. Мощная разветвленная сеть была раскинута сканерами на несколько сотен реальностей. И все они постепенно подтягивались до уровня Первого мира, но, конечно, развитие цивилизаций в них шло своим путем, разными темпами… Постепенно многие цивилизации обнаружили воздействие Первого мира. Кое-где это вылилось в понимание и сотрудничество, и эти миры быстро достигли расцвета и могущества. В других мирах зародились весьма привлекательные учения религиозного толка, и все постепенно наладилось, все конфликты были сглажены… — Марсен говорил легко, как по писанному. Словно эта история была им заучена наизусть. Он даже говорил как-то немного распевно. — Но в нескольких местах влияние Первого мира было оценено неверно. Непонимание вызвало резкую враждебную реакцию. Естественные попытки объяснить теорию и практику работы Первого мира ни к чему не привели. Разгорелось несколько войн. Враждующие миры отказывались воспринимать Первый мир в качестве Первого. И тогда верховный иерарх принял решение, ставшее той самой трагической ошибкой. Он решил силой восстановить порядок в бунтующих мирах. Первый мир из обороны перешел в наступление… В конце концов из всех мятежников осталась одна весьма красочная реальность. В нашей истории она называется Дерзким миром. Даже сейчас это самый перспективный мир. Именно там, как говорит Даррина, живет аналог Виллена. А тогда… Написано, что лились реки крови. Люди того мира научились пользоваться теми самыми теориями, которые поначалу отказались принять, и даже стали проникать сюда… Но однажды война прекратилась сама собой. Никто не смог выйти отсюда.
