этом не виноват. Три Волны задуманы не им… вернее, не ею.
— Я не знаю! — выкрикнул я. Бита пульсировала в моих руках все сильнее, увлекая меня, заставляя ударить, совершить казнь. Если бы не тонкая веревка, которую Тимка навертел вокруг рукояти, будто это был самурайский меч, мои ладони касались бы непосредственно Биты и ее энергия, наверное, просочилась бы в меня быстрее. — Не знаю, за что тебя ненавижу!
Влада молчала, смотрела неотрывно мне в глаза. Без страха и злости.
А если я ненавижу ее сейчас за то, что она не сопротивляется? За то, что делает выбор в сторону любви, даже рискуя жизнью? И требует, чтобы и я совершил тот же выбор?.. А я упрямо действую по программе Праотцов. И кто здесь раб?
Я читал в книгах, что в античные времена рабы понимали, что они рабы. Они были рабами только физически. Кого-то такое положение устраивало — всегда найдутся Юры, которым нравится рабство. А кого-то нет. В любом случае, был выбор — бороться за свободу или сидеть на заднице ровно. В современном же мире — до Трех Волн — большинство жило в рабстве абсолютном. Рабы и телом, и душой даже не подозревали, что их умы давно покорены ложью и лицемерием.
Расписная Бита ощутимо дрожала в руках, солнечный свет ослаб, и мои мысли путались. Я почти подчинился воле своего же Орудия.
Сейчас я ударю Падшую по голове.
Она не упадет — сила Сбора не даст ей упасть, пригвоздив к самому пространству.
А потом я начну финкой вырезать Падшей лицо, протыкать глаза, отрезать язык. Я должен буду разрушить этот ее нынешний образ.
И тогда Падшая умрет навсегда, и Великий Замысел сработает как надо. Механизм Трех Волн окончательно и бесповоротно “перезагрузит” наш несчастный мир.
И человечество двинется к счастливому будущему, запланированному Праотцами. Великие планы — это всегда великие жертвы. Интересно, что ответил бы Вид Пурвиа на насмешливый вопрос Матери Киры: “Планы у тебя?”
И больше никто не будет говорить о выборе в пользу любви. Любовь — штука неуправляемая, а потому опасная. Никто и никогда не контролировал ее, потому что любовь и контроль — вещи несовместимые. Если ты считаешь, что контролируешь любовь, задайся вопросом: а может, это вовсе не любовь?
Снова зазвучали тамтамы, они били по мозгам, заставляя привести приговор в исполнение. Я моргнул и в ярком неживом свете Биты увидел людей вокруг. Старики и старухи — старые, как земля и горы. Они ждали. Забавно: светлые Праотцы — дряхлые старики, даже в телах детей, а Падшая, ужасный гилгул, не способный упокоиться в могиле, — юная и свежая дева в обоих мирах, тонком и грубом.
Может ли Палач стать судьей? Что если я случайно обреку мир на страдания еще на десять тысяч лет?
Я заорал и ударил со всей дури.
…Но не по Владе, покорно ожидающей удара, а по Виду Пурвиа, ветхому седобородому старцу.
Орудие Палача действует во всех измерениях. Праотец исчез в мгновенной вспышке. Я почуял, как где-то у подножия Кургана упал Толик, внезапно потеряв сознание. Выживет ли он? Не знаю. Я не думал об этом. Я наносил удар за ударом по старикам и старухам, Праотцам и Праматерям. Они исчезали, а внизу падали без чувств их носители.
— Остановись, Палач! — крикнул один из Праотцев, Вадхак. — Это ошибка! Мир снова пострадает!
Пусть мир пострадает. Пусть он исчезнет! Зачем он нужен, если все люди в нем снова будут слугами не ими написанных правил?
“Мы не духи, вселившиеся в тела детей. Мы и есть те давно умершие люди, рожденные снова в новом теле в преддверии очередных Трех Волн”.
Это ложь. Вы — духи прошлого, и это прошлое пора забыть. И весь ваш Великий Замысел — ложь, как и все великие замыслы и проекты.
Я ударил Вадхака и всех остальных древних. Они не пытались скрыться — Спиральный Курган не то место, где можно скрыться от Орудия Палача. Они исчезали один за другим во вспышках ослепительного света.
Надеюсь, навсегда.
Я остановился, задыхаясь и опустив Биту. Узоры на ней продолжали гореть неистовым накалом, но энергия, бьющая в ладони, заметно ослабла. Все Праотцы и Праматери пропали, как утренний туман над морем.
— Наверное, меня проклянут все следующие поколения, — пробормотал я.
И тут издалека, то ли из глубин памяти, то ли из тонкого мира — я уже запутался во всех этих звуковых и визуальных спецэффектах, — прозвучал далекий, до боли знакомый голос:
“Что бы не случилось, сынок, что бы не произошло, помни: мы будем тебя всегда любить”.
Эти слова мне сказала мама, когда я уходил из дома этой весной — целую вечность назад.
Родители — нечто особенное. В отношении детей настоящие родители всегда делают выбор в пользу любви. И это единственно верный путь.
Я протянул руку Владе. Она помедлила — видно, была шокирована, хотя и повидала за свои жизни много всякого. Все же взяла меня за руку и встала на ноги. Силы Сбора больше не было, и не стучали тамтамы. Я вдруг осознал, что слышу пение птиц, жужжание насекомых, шелест ветвей… и дыхание вселенной.
Я сказал:
— Идем.
— Куда? — спросила Влада.
— На море. Будем сидеть на берегу и молчать. Или разговаривать. Зависит от настроения.
Она улыбнулась. Бледное лицо наливалось румянцем.
— Хорошо!
И мы начали спускаться со Спирального Кургана.
Больше книг на сайте - Knigoed.net
