— Значит, с ним все в порядке, — Глеб позволил себе еще немного полежать. — Если обзывается.
Он не знал, радоваться ли приезду старика, либо же готовиться к худшему. Если Земляной-старший решит, что школа — это ненужная тьме роскошь, то… ему плевать на государственные нужды. В той мере плевать, в которой позволяет клятва.
И от доводов он отмахнется.
И…
— В порядке, что с ним станется, — проворчал Алексашка. — Еще требует, чтобы я подыскал себе невесту. Род надо продолжать. А я вот… я думаю, что этот род нельзя продолжать.
Лежать надоело. И Глеб поднялся.
Не без труда. Руки мелко дрожали. И казалось, что от мышечной дрожи этой вот-вот хрустнут кости. Надо будет молока попросить, а лучше сливок. И творога. Творог, правда, Глеб недолюбливал, хотя и отдавал себе отчет в пользе оного.
— Короне, конечно, выгодно иметь под рукой таких, как мы с дедом, но… я устал. Мне всего тридцать, а я уже устал, понимаешь?
— Понимаю.
— И ты…
— И я.
— Тогда зачем школа?
Глеб пожал плечами:
— Может, затем, чтобы таких, как мы, было если не много, то достаточно. Чтобы не все на одного. Тогда, глядишь, и уставать будем меньше.
— Тебе говорили, что логика у тебя кривая?
— Говорили.
Земляной сам хлебанул из фляги и сказал:
— И чего ты видел?
— Ее глазами — ничего, она стояла лицом к стене. Он подошел сзади и перерезал горло, потом уже и расписывал. Он из благородных.
— С чего…
— Она его воспринимала. Не как просто богатого человека… то есть, он ей дал денег. Что-то около пятидесяти рублей…
— В доме нашли полтора мелочью.
— Не могли… при осмотре исчезнуть?
— Нет, следы бы остались.
— Значит, бережливый… — Глеб стянул рубашку и поморщился. Спина ныла совсем отвратно. — Глянешь?
Земляной кивнул.
И глянул. Хмыкнул.
— Поднимемся, я обработаю. Тебе надо будет еще пару поставить, пока не слетели.
— Возьмешься?
— Куда я денусь… но отписать буду должен, сам понимаешь.
Глеб кивнул.
Он понимал. И… шевельнулся в душе страх, что скоро на коже места не останется, а тьма, она подождет. Она, в отличие от людей, терпелива.
— Успокойся, — Александр положил руку на плечо. — Удержим. Или… если что… я помню, что обещал.
— Спасибо.
— Да не за что… значит, из состоятельных.
— И родовитых.
— На ощущениях?
— Да.
— Ощущения к делу не приложишь, но я тебе верю. Будем искать родовитого. Или того, кто на него похож. Вряд ли она могла бы уловить некоторые нюансы. А на курортах, сам знаешь, иногда встречаются… умельцы.
Глеб вынужден был признать, что Земляной прав.
— С другой стороны… если вспомнить девушку, то она была куда более… наблюдательной, скажем так, — Александр щелкнул пальцами. — И да, вряд ли ее с ее запросами удовлетворил бы простой купец. Нет, ей был нужен кто-то яркий, состоятельный. И ты прав, родовитый. А это значит… это значит, что нам нужен список всех родовитых ублюдков, которые обретаются в здешнем городишке.
— И не только в нем.
— Да, — Земляной поднялся первым и руку подал. — Идем. Мне там… еще кое-что прислали. В общем, стоит взглянуть.
…папки.
Серые папки, гора которых появилась на столе. Тонкие. Толстые. Одинаково безликие. Стопка их слегка покосилась, грозя в любой момент рухнуть.
— А в остальном как тут? — Глеб сел на диванчик, повернувшись к напарнику спиной.
— Тут? Ничего… почти… мальчишки опять подрались. И Калевому разбили нос.
— Илья?
— Илья и Миклош. Попытались засунуть нашего графа в нужник, но Арвис не дал.
— Арвис?
— Его боятся, знаешь?
— Не удивлен, — Глеб закрыл глаза. Прохладная мазь ложилась на кожу, обжигая этим самым холодом. И кожа теряла чувствительность, что было не просто хорошо, но даже замечательно. — После… иного… меня тоже долго сторонились.
— А еще он стал разговаривать. Почти нормально. Драться он и раньше умел… располосовал Миклошу спину.
— И теперь…
— Стригут лужайку. Ножницами. Этот наш Христодула сказал, что если у них столько сил и свободного времени, что на драки хватает, то пусть приносят пользу.
В этом имелась толика того извращенного здравого смысла, который встречался Глебу в армии.
— Мирка уверен, что братец его справится. И очень благодарен. А я вот подумал… знаешь, после этого дела, чем бы оно ни закончилось, Мирке не позволят в полиции остаться. Выживут в жандармы, как пить дать…
— Заберем?
— Заберем.
— Зачем? — боль почти отступила. Зато появился тот запах, который въестся в кожу.
— Не знаю. Пригодится. Пластун как-никак… еще старшенький девку приволок, Марии в помощь.
— Сумасшедший дом…
— Есть немного, — согласился Земляной. — Зато кормят вкусно.
Он вытер руки остатками Глебовой рубашки, которую отправил в мусорное ведро, и в этом имелся смысл: чем дальше, тем отвратней пахла мазь, и запах это въедался в ткань намертво.
— Я сестру привез… на время. Думал, что у Анны поселю, но… как-то неудобно просить стало. А съездили зря.
Глеб посмотрел на папки и с облегчением вздохнул, поняв, что у него есть еще пара минут блаженного незнания. Он рассказывал кратко, сухо, пытаясь не дать раздражению прорваться, но Земляной слишком хорошо его знал.
— Наташка в своем репертуаре, — сказал он, поднявшись. — Выходит, успела не только тебе душу выесть, но и… слушай, а ты завещание составил?
— Нет.
— Плохо… завтра попрошу Павлушу… что? Он тут пока, бесплотен, аки дух, но куда более полезен. Дела решает, пусть и твоим займется. А то ведь, если вдруг, то Наталья твоя наследница.
— Не только она.
— Сестрицу она сожрет и не подавится. Нет, Глебушка, так не пойдет. Я про все не спрашиваю, оно и не надо, я просто вижу, что она из тебя неплохо жизнь сосет. И деньги… сколько ты ей отправляешь? Тысяч по пять ежемесячно?
— Десять.
— Ага… еще на Рождество… и на Пасху, верно? А потом отдельно на благотворительность… и ей бы молчать, но нет… ей мало… всем им всегда мало.
— Ты не…
— Понимаю, — перебил Земляной. — Еще как понимаю. Дело в них, Глеб, в деньгах. И в том, что твоей сестрице после того скандала, когда выплыло наружу слишком уж многое, идти было просто некуда. Ты у нас светлый наивный человек, а я про нее наслушался. Она ведь не сразу в монастырь пошла. Сперва попробовала свет покорить, только ее не пустили. Дали понять, насколько нежелательна ее персона. И она поняла. Что ей оставалось? Попытаться отыскать кого-нибудь, кто не слишком брезглив? Или скрыться под сенью креста. Там ведь, если есть поддержка рода и деньги, тоже весьма неплохо устроиться можно.
Земляной упал в кресло и вытянул ноги.
— Ее монашество — такое же представление, как и все, что было до этого… еще скажи, что игуменьей она стала за кротость нрава и святость души. Во что обошлось? Сто тысяч? Двести? Немалый взнос на благое дело…
— Хватит.
— Нет, Глеб. Тебе неприятно, и мне жаль, что приходится говорить, но… подумай. Просто взгляни на нее здраво. И ты ведь не дурак, ты все прекрасно сам видишь, только неприятно, вот и притворяешься, что слепой.
Земляной тяжело поднялся.
— А вообще иди-ка ты спать.
— В поезде… выспался.
— Научился бы ты врать нормально, что ли… — в этом ворчании уже не было прежней злости, разве что толика сожаления.
— Научусь, — пообещал Глеб. — Только… все это… знаешь, кому и зачем понадобилось убивать Анну? И если мы не найдем того, кто создал проклятье, ты сумеешь его снять?
— Не знаю.
— А дед?
— Тоже не знаю. Сумеет ли. Захочет ли… и вообще… я, чем больше думаю, тем меньше мне все это нравится, — Земляной ступал бесшумно. Плечи его поникли, шея вытянулась, и смотрел он, казалось, исключительно на стену, где, в общем-то, не было ничего привлекательного. — Смотри сам… проклятье не берется из воздуха. Это не стихийное, слишком многое должно было бы совпасть… стало быть, сперва его наложили, а после провели ритуал и перекинули на младенца. И вот здесь уже далеко не всякий Мастер справится.
