Ознакомительная версия.
Увидев, что глаза аббата закрылись, а тело обмякло, слуга, рыдая и сильно хромая, побежал, насколько хватало сил. Освещаемый яркой полной луной, он являл собой отличную мишень. Подвернутая при падении нога не давала бежать быстро, руки держали сверток, прижав его к груди, а губы шептали молитву сквозь сбитое бегом дыхание. До вожделенной стены леса оставалось совсем немного. Вот уже видна была граница тени, которую бросал он на край поля. И уже несколько шагов оставалось до этой границы, когда что-то ударило его в спину, опрокидывая на землю и разворачивая. Его руки распахнулись, выпуская сверток, а глаза, удивленные и широко распахнутые, видели лишь огромную белую луну в смертельно-черном небе. И эта луна становилась все больше и больше, пока все его сознание не заполнилось ее ярким всепоглощающим светом…
Застывший в ночи старинный баварский город Аугсбург спал. Уже разошлись из вековых кабаков накачанные пивом туристы и местные жители. Сняли свои фартуки, опустошили большие кожаные кошельки и, довольно посчитав чаевые, разбежались по домам многочисленные официанты. Задремали турки-таксисты, откинувшись в кожаных креслах Мерседесов Е-класса, застывших бледно-желтыми пятнами на своих стоянках. Ушли домой подростки-арабы, задиравшие прохожих у Макдоналдса на Кёниг Платц. Казалось, только двое не спали во всем городе. Стоя на стометровой высоте, на балконе 34-го этажа гостиницы Доринт, этажа, недоступного для постояльцев, и выкупленного целиком под офис одной странной корпорацией, двое мужчин смотрели на пустой город, погруженный в глубокий сон. Один из них был высокий седой немец с острыми чертами лица, жестко очерченным подбородком и жестким взглядом – этакий породистый ариец. Второй был явно азиатского происхождения, намного меньше ростом, толстоват, менее опрятен, да и вообще, если рассмотреть, с каким подобострастием он смотрел на немца, становилось ясно, кто в этой паре главный.
– Седьмое июля наступило, Магистр, – робко сказал китаец.
– Я в курсе, Минг, – ответил Магистр раздраженно. – Седьмое июля наступило два часа пятьдесят минут назад по центрально-европейскому времени. А в стране, которая подарила миру тебя, недотепу, седьмое июля наступило одиннадцать часов назад. И, что характерно, ни в Северной, ни в Южной Америке седьмое июля еще не наступило. Я прекрасно ориентируюсь во времени, Минг, и не нуждаюсь в часах с кукушкой, которая повторяет одно и то же.
– Неужели вы думаете, что наш объект находится в Америке, Магистр? Мы так долго ждали этого дня, что очень тяжело ждать еще, пока в Америке наступит седьмое число. Да и в предсказании про Америку ничего не было…
– Все может быть, тупица. То, что следы Святыни потерялись в Восточной Европе, ничего еще не значит. Она может находиться где угодно – в Америке, Европе, Азии. Слишком много времени прошло. Слишком мало следов. Всего слишком. В предсказании сказано, что Святыня явит себя миру седьмого июля, но это не значит, что мы увидим это по CNN. Это может произойти тихо и незаметно. В любое мгновение, в любой стране. Именно поэтому весь смысл нашей многолетней работы – подготовиться к этому дню так, чтобы не пропустить появление Святыни. И когда мы узнаем, где она, мы вернем ее и выполним обещание, данное моим предком. Я верю в предсказание, Минг. Это случится сегодня.
Глава 2. Виктория и Елизавета
«– Никого мы продавать не будем,
Мы пойдем клад искать
– Ура! Склад!»
Диалог из м/ф «Трое из Простоквашино.
– Слышь, браза… – Егор воткнул штык Фискарса в сухую землю, положил прибор на траву и достал сигареты. – А чем та история закончилась?
– Какая история? – Серега тоже остановился.
– Ну, про тетку из циркового училища, ты вчера рассказывал.
– А, про это… Да так ничем и не кончилось. Ключицу она мне как-то сломала. В порыве страсти, так сказать. Сжала ногами, и все. Хрустнуло. Причем, перелом какой-то сложный был, я недель пять в больнице пролежал. А она, пока я в больнице лежал, с дрессировщиком спуталась. На него потом лев напал.
– И что, умер?
– Кто, лев? Не, не умер, что ему будет, льву-то. Так, по башке дали пару раз, чтобы больше дрессировщиков не ел.
– Да при чем тут лев? Дрессировщик-то выжил?
– Дрессировщик? Этот выжил. Вредный был, скотина. Такие всегда выживают. Он потом еще этой подруге ребенка заделал и в Израиль свалил. Редкой сволочью был. После того случая, со львом, он кошек дрессировать стал. Ну, чтобы не сожрали. Так кошки ему завсегда в туфли концертные гадили. Даже те, которые кастрированные. Потому что кошка, она плохого человека завсегда чувствует.
Погода в это утро испортилась. Темные свинцовые тучи ходили над деревней, а дальше, за лесом, похоже, шел дождь. Они уже часа четыре ходили по полю, и поднятого материала хватило бы на создание краеведческого музея областного значения. Удельные монеты, кресты, украшения – перстни с непонятной пока, до чистки, символикой, фибулы, привески. Карманы камуфляжных курток приятно оттягивала тяжесть находок. Еще более приятными были мысли о последующих этапах – чистке, атрибуции и, черт возьми, в конце концов, оценке. У каждого из них было несколько знакомых перекупов на главной барахолке столицы – Вернисаже в Измайлово, которые всегда с радостью встречали Маршалина и приятелей, – для обеих сторон эти встречи были исключительно взаимовыгодны. Копатели сдавали хабар, по каким-то причинам не осевший в их собственных коллекциях, перекупы же получали отличный, иногда очень редкий, а потому очень дорогой и, соответственно, очень выгодный с точки зрения перепродажи материал – от средневековых украшений, до монет и военной атрибутики. Больше всего связей на «Вернике» было у Егора, сказывалось военно-копательское прошлое. Многие перекупы сами были из бывших «копарей», и с удовольствием рассказывали о замечательных временах – шестидесятых и семидесятых годах прошлого столетия, когда хоть и не было таких умных приборов, но «хабар» лежал под каждым кустом. Тогда, имея только щуп, лопату, да голову на плечах, можно было за несколько дней накопать целое состояние по нынешним меркам.
– Макс, подойди. – Серега стоял над только что вырытой ямкой что-то держа в руках. – Смотри, крест вроде, но какой-то странный.
Маршалин подошел к Сереге. Не то, чтобы он был специалистом по христианской металлопластике, но в их небольшом кладоискательском коллективе за ним закрепилась репутация крестоведа, так же, как Серега отвечал у них за распознавание чешуек, а Егор – за военные трофеи.
Макс взял у Сереги крест и немного почистил его от земли – такого типа он еще не встречал. Вообще, принято деление крестов по основным типам – энколпионы, нательные и наперсные кресты. Энколпионы, или мощевики – это небольшие коробочки в форме креста, в которых носили частицы святых мощей. Нательные кресты – самый, наверное, распространенный тип – это небольшие крестики, которые носили на теле, под одеждой. А наперсные носились «на персях», то есть на груди, поверх одежды. Такие кресты и сейчас в обязательном порядке носят священники, но в Средневековье подобное могли использовать и обычные люди, миряне.
Ознакомительная версия.
