Сергей уже крался по коридору. Осторожно выглянул за бронированную дверь, и картина открылась перед ним самая мирная: уютно горел телевизор, и Доренко что-то невозмутимо втолковывал телезрителям, может про очередную хворь президента, а может про украденный завтрак пятиклассника. Колян с погонами младшего лейтенанта, расстелив на пульте дежурного «МК» действительно аккуратно нарезал подозрительного вида колбасу. Буханка черного хлеба покорно ждала своей очереди. Пульт жил своей жизнью: помигивал, похрипывал, но, в общем, не доставлял Коляну ни малейших хлопот.
Сергей напал молниеносно, обрушивая дубинку. Милиционер охнул, повалился на стул и опрокинулся с него под пульт. Сергей знал, добавлять не следует — повезет, если тот выживет. Старикан вмиг оказался рядом, запихивая в рот куски колбасы и рвя руками хлеб.
— Никакого почтения к власти! — посетовал он с набитым ртом.
Сергея передернуло: он действительно вел себя как на вражеской территории. Может он и ошибался, но в любом случае надо было смываться. Бегло окинул пульт и метнулся к вахтенному журналу — так, пятница, четверг… есть! Четверг, 18 июня… ага… «…доставлен… 5 часов утра… б.о.м. ж… без документов… наркотическое опьянение… опознание не представляется возможным… до…» Ясно, до тех пор, пока в себя не придет! В общем, ничего дела! Если это не липа, то имя Сергея Владиславовича Стоцкого никоим образом с этими окаянствами даже и не связано.
Он значительно повеселел. Облажались, уроды! Думали его бомжатником заделать и замуровать в ментовке! А вышло-то наоборот, и это обстоятельство несказанно ему жизнь облегчает.
Поколебавшись немного, он склонился над поверженным офицером и влез в кобуру. Ага! На свет появился ПМ и запасная обойма. Сергею, привыкшему к оружию, стало гораздо спокойнее. По крайней мере, неожиданные и судьбоносные повороты он теперь встретит во всеоружии. Ха-ха! очень остроумно, осадил он сам себя. Статью себе лишнюю вешаешь! Хотя, впрочем, черт с ней. Наверняка, когда в следующий раз до него доберутся, то никакого задержания проводить не будут, а просто грохнут для своего же вящего спокойствия…
Обойму сунул в карман ветровки. Пошарил глазами и отыскал пластиковую бутылку минеральной воды. На опохмелку господам дежурным, надо полагать. В два приема свинтил крышку и стал лить на пол.
Рядом раздался стон. Петр Иваныч коршуном ринулся к бутылке, вырвал ее и стал вливать себе в глотку. Через пару секунд все было кончено, и он подал ее Сергею, отчаянно отрыгивая.
Тот прыгнул к оружейному шкафу, дернул затвор «Макарова» и кое-как нахлобучил на ствол пустую бутылку, чуть надрезав ее ножичком со стола. Пшик! Разовый глушитель отлетел в одну сторону, висячий замок в другую. Вынув из петель осиротевшую дужку, дернул дверцы.
Что ж, совсем неплохо! Навесил один АКСУ себе на шею, упрятав под куртку, и сколько смог напихал за пояс полные магазины. Петр Иваныч только охал, наблюдая за его действиями и скоропостижно уничтожая колбасу.
— Вперед, аллюром! — выдохнул Сергей и ринулся к двери.
Петр Иваныч был уже рядом, с коркой черного хлеба в зубах…
22 июня 3:10
Выйдя из ментовки, он некоторое время таращился на абсолютно незнакомый город, даже не город, а какой-то поселок! Шагая по неизвестной улице, он спросил у все еще жующего старика,
— Что это за, мать вашу, город?!
— Как что? — изумился старикан. — Яковлево.
Сергей врос в асфальт, и семенящий чуть сзади Петр Иваныч налетел на него, словно пресловутый «Запорожец» на «шестисотый».
— Где ЭТО?
— То-то мне показалось, я тебя в наших краях не встречал! — просветлел ликом Петр Иваныч. — Ты, паря, совсем плохой был, не знаешь, в какой ментовке ночевал?!
Сергей посмурнел.
— Слушай, Петр Иваныч! В состояние, в котором ты меня нашел, меня погрузили в среду вечером какие-то ублюдки, и тогда меня еще Сергеем звали, и что было со мной до сегодняшнего дня я не знаю. В отрубе был, понимаешь?
— Отчего же не понять! — поддакнул словоохотливый Петр Иваныч. — Дело молодое! Когда к нам с уважением, то и мы со всем почтением. Сергей, так Сергей. Дело такое… Должно быть, мил человек, забавно было бы тебя послушать! Уж больно загадочно у тебя все получается! Да и прыгаешь ты, что твой каучук, и добрых людей вырубаешь знатно… Давайкось познакомлю я тебя с местными красотами и прочими достопримечательностями, а там, глядишь, и разберемся, что к чему…
Старик переместился в авангард и резво пошел плутать по улицам «хрущевской» застройки. Точнее говоря, это была единственная улица в полном смысле этого слова, упирающаяся в площадь с вечно молодым Ильичом. А с другого края этой площади брал свое начало лабиринт покосившихся заборов частного сектора.
Утро только занялось, но тем разительней показалась разница между унылыми пятиэтажками и личными наделами, в которых уже кипела по-деревенски ранняя жизнь.
Они миновали некую опасно накренившуюся конструкцию из почерневшего от времени железа, вросшую в землю на некотором отдалении от последних домиков, и окончательно промокнув насквозь от утренней росы, уткнулись в явно заброшенный сарай, куда старик уверенно и ввел Сергея.
22 июня 4:00
Это было одно из самых живописных обществ, встречавшихся на жизненном пути Сергея. Человек десять грязных, немытых, нечесаных и т. д. просыпались, зевали, потягивались, незлобно переругивались, почесывали космы бород, отлавливали живность на себе и отчаянно воняли. Воняло все — их одежда, тела, даже стены сарая, казалось, провоняли насквозь. На Сергея уставились мутные, слезящиеся, испуганные, любопытные, настороженные глаза. Но Петр Иваныч был на высоте. Он чинно поприветствовал сообщество и подтолкнул Сергея к центру «комнаты».
— Это, любезные мои, человек Сергей. Как и все мы, имеет свои странности и даже, я бы сказал, особенности, весьма опасные для ворогов. Но! Дамы и господа, наш друг такой же обездоленный и просит Вашего решения, касательно принятия его в наше общество!
Выслушав эту пылкую речь, Сергей с удивлением отметил, да, действительно, среди слушателей Петра Иваныча были и женщины. Но от особей мужеска пола их можно было отличить лишь по отсутствию бороды, а уж о том, чтобы определить возраст, не было даже и речи. В общем, Петр Иваныч выслушан был благосклонно, специально для Сергея освободили некоторое пространство на одной из трех деревянных широких лавок и всунули ему в руки основательно помятую, исцарапанную миску с навечно выбитым номерком «08 ос». Он растроганно принял дар и, не зная всех тонкостей протокола, неловко топтался на месте. Петр Иваныч усмехнулся в немытую месяцами бороду, взял его под локоток и вывел на свежий воздух.
