Ознакомительная версия.
Применив такую схему типовых действий предполагаемого взломщика, из набора, оставленного на сейфе Z, можно было сложить «ПИН–код». Ответ не был стопроцентным, он имел несколько предположительных вариантов. Но к тому моменту уже имелась историческая шпаргалка. Я попросил человека, много лет занимающегося историей механики, внимательно изучить интересующею нас локально-временной раздел. Не только изучить, но и выбрать все возможные четырехзнаковые сочетания букв и цифр: имена, фамилии, даты, слоганы, даже жаргонные выражения и шутки. Я соотнёс данные эксперимента с подготовленной шпаргалкой… и получил набор, который полностью вывел из равновесия господина… теперь уже гражданина Остужева-Косолапова. Видимо, он полагал, что он один владеет этой золотой тайной…
Смагин прекрасно понимал, что зёрна представляют и серьёзный научный интерес, и, возможно, космическую тайну, и вполне земную опасность. Казалось бы, с учётом этих обстоятельств в первую очередь надо было подумать о заказе и изготовлении специальных контейнеров для хранения и транспортировки камушков, взрывозащищённости, температурном режиме и прочем. Все это было понятно. И можно было бы действовать по типовой процедуре, если бы знать, с чем имеешь дело. А если не знать? Плавиковая кислота растворяет стекло, но надёжно хранится в стальной ёмкости. Серная кислота разъедает металл, однако стеклянная бутыль для неё, как кувшин для джина. Ртуть нормально «ведёт себя» при невысокой температуре, но стоит её нагреть, и начинается процесс ядовитого испарения. Начальник УРР, не утруждая себя особо мучительными размышлениями, сложил зёрна в маленькую деревянную шкатулку, историю появления которой он уже не помнил.
Шкатулка с драгоценным содержимым хранилась в личном сейфе Смагина. Вот такое было принято временное, но вполне командирское решение. Все это время Смагин к ним не прикасался, даже не заглядывал в сейф. Мысли его посещали всякие. Но пока лишь одно предположение он взял за основу: при определённом стечение обстоятельств они рождают удивительные картины. Этими обстоятельствами может стать воздействие токов высокой частоты. Возникающие видения – как кино, но иногда они имеют звуковое сопровождение. Последний момент его крайне смущал и даже тревожил. Почему тревожил, он даже сам себе не мог объяснить. Возможно, это было связано со стереотипами восприятия информации. Мираж – дело, вроде, понятное, для некоторых даже привычное. А вот звуковой «мираж» – как тут быть? Звуковые галлюцинации – это одно, а вот реальные материальные звуки – это другое.
Семёну Давидовичу Кирлиану были созданы все необходимые рабочие условия. Планировалось подвергнуть зёрна воздействию в различных режимах, результаты исследования зафиксировать фотопластинами различной чувствительности. Естественно, была подготовлена и фототехника.
В подвальном помещении горел свет. Кирлиан возился возле своей установки, приветливо кивнул, когда в лабораторию вошли Смагин и Сеулин, и опять углубился в настройки. Смагин держал в руке деревянную шкатулку и ждал команды изобретателя. Семён Давидович обернулся и, не говоря ни слова, протянул руку.
Смагин открыл шкатулку – зёрна на месте. Он поймал себя на мысли, что, если бы картина оказалась иной, сильно не удивился. В нём поселилось странное полумистическое чувство: зёрна тревожили и даже пугали его. Когда он открыл сейф и достал шкатулку, какая-то неведомая сила сковала его сознание и движения – он так и не смог проверить её содержимое, что было и неправильным, и непонятным. Начальник УРР взял одно зерно и опять отметил – тёплое. Протянул его Кирлиану. Изобретатель взял зерно и стал пристраивать в аппарат. «Где почва, где почва… Где произрастали эти зёрна? Какой ветер, какая буря занесла их к нам?» – шептал он. Проделал последние манипуляции и громко сказал:
– Этап первый. Работаем при свете! Экраны установлены! – негромко сказал он, ещё раз наклонился над аппаратом, окинул его взглядом и, глядя на Смагина спросил: – Можно начинать?
– Прошу вас, Семён Давидович, – сказал Смагин.
Семён Давидович Кирлиан поправил закреплённые на затылке светлой тесёмкой очки и включил прибор. Сеулин подошёл к закреплённому на треноге фотоаппарату.
Ничего не изменилось. Лишь обозначилось и затем заполнило все помещение слабое гуденье. На мгновенье Смагину показалось, что в слабо освещённом углу подвала что-то шевельнулось. Он пригляделся – нет, показалось. Гуденье усилилось. Сеулин глянул под ноги: ему показалось, что пол вибрирует.
Позднее Смагин сформулировал своё первое ощущение и ввёл во все последующие описания образ «воздух загустел». Но в это мгновенье он не думал – стоял и смотрел. Из сгустков воздуха сформировалась за несколько секунд расплывчатая и поначалу непонятная объёмная картина. «Настроилась резкость», и, казалось бы, появилась возможность уделить внимание и возникшему объёмному изображению, и его деталям. Но только казалось… Чужой, не подлежащий описанию, в лучшем случае – подающий надежду на понимание мир предстал перед участниками эксперимента.
Смагин воспринимал видение интуитивно, не разумом. Это была жизнь, другая – но жизнь. Сложные фигуры, удивительные цвета… Что это? Биологические образования? Машины, созданные иной технической эволюцией? На мгновенье Смагин увидел экзотическое растение, оно медленно развернулось и превратилось в чёткую геометрическую фигуру, названия которой Смагин не знал, да и не мог знать.
Может, это обилие цветов и форм – кодовое послание, подумал Смагин. И тут же усомнился в своём предположении. Вряд ли! Вряд ли иной разум будет искать такие сложные пути – камушки, лаборатория, токи высокой частоты…
Геометрическая фигура расплылась, размазалась по воображаемой плоскости, по ней пробежали разноцветные волны, мгновенье – и огромный цветной лоскут обернулся объёмным изображением огромного растения, похожего на фиолетовый цветок с толстой причудливо изогнутой ярко жёлтой ножкой. Над ним парил появившийся из пустоты цветной объект. Он имел чёткие очертания, но идентифицировать его было невозможно. Что это? Оторванный ветром лист, неземная птица, разумное существо? Привычные аналогии отчасти выручали, но лишь отчасти. Этот мир был слишком другой.
Смагин зафиксировал: на него пристально смотрел взволнованный Кирлиан. Начальник УРР растерялся: он понимал, что изобретатель ждёт команды на прекращение эксперимента, но не знал, как поступить. Решил – достаточно, резко и решительно кивнул. Кирлиан выключил прибор. Изображение наблюдалось ещё несколько секунд, затем стало терять очертания, смазалось и вконец исчезло. И только тогда Смагин обратил внимание, что потный от напряжения Сеулин меняет одну фотопластину за другой – снимает происходящее. Увиденное трудно было осмыслить.
Ознакомительная версия.
