Его лицо просветлело.
— Вообще не вспоминаете? Вот это личность!
Этот дешевый спектакль начинал меня раздражать.
— А вы думали, он будет мне мешать? — спросил я.
Катру сделал неопределенный жест.
— Не знаю. У меня были некоторые сомнения… Но я считал, что вы должны знать правду. И я рад тому, что не ошибся.
Я промолчал. Сомнения у него, видите ли, были… Конечно, сомнения.
— Разумеется, это было нелегко, — сказал он, неверно истолковывая мое молчание. — Кстати, я забыл тогда сказать вам, но вы, наверное, и сами так решили… Вы ведь не рассказывали об этом Мари? Мне кажется, что…
Это была ошибка. Не стоило ему упоминать ее имя в этом контексте. Ох, не стоило…
— Не волнуйтесь, — сказал я, бесцеремонно прерывая его речь, — Мари, конечно, знает об этом разговоре. Но ее, как и меня, он не смущает.
И, не удержавшись, добавил:
— Как бы вам этого ни хотелось.
— Простите? — с прекрасно разыгранным недоумением спросил он. — Как бы мне этого ни хотелось? Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что нам не стоит продолжать эту беседу, — ответил я, стараясь оставаться в рамках приличия. — До свидания.
— Нет, постойте, — твердо возразил он. — Я не знаю, чем я вас обидел, вспомнив о Мари, но…
— Сделайте одолжение, не вспоминайте о ней, — снова прервал я Катру. — Никогда. Хватит того, что вы чуть не отравили мне жизнь своим враньем.
Он сощурился.
— Враньем?
— Вот и поговорили, — сказал я.
— Враньем… — повторил он с каким-то новым выражением. — А как вы узнали?
— Двери надо закрывать, — буркнул я. — Тогда не все, кто проходит мимо комнаты Тесье, будут знать…
— Знать что?
— То, что вы вешаете лапшу своим спонсорам, меняя Двенадцатого как перчатки.
— Значит, вы слышали его разговор, — вздохнул Катру. — Теперь понятно. Но почему вы так злы на меня?
— Почему? Неужели вы серьезно задаете такой вопрос?
Он сосредоточенно кивнул и этим еще больше разозлил меня.
— Для того чтобы покрыть свои махинации с провалившимся экспериментом, вы готовы были перечеркнуть всю мою жизнь. Вам было все равно, что я проведу остаток жизни, мучаясь от сознания того, что не должен умирать, что мой ребенок не должен умирать… Этого не произошло только по чистой случайности. Как вы ни старались, я люблю жизнь и не боюсь смерти. Но если бы не этот случай, моя жизнь была бы пыткой из-за вашей чудовищной лжи. И вы еще спрашиваете, почему я зол?
Я замолчал, досадуя на свою несдержанность. Нашел перед кем разглагольствовать… Катру отвел взгляд. Затем бесцельно открыл и закрыл книгу, которую держал в руке. И тихо сказал:
— Простите.
Мне вдруг стало жаль его. Но только на мгновение.
— Прощайте, — сказал я. — Надеюсь, что я был единственным, кого вы пытались обмануть.
И, повернувшись, вышел из прохода. Сквозь умытые дождем витрины в лицо мне блеснуло солнце.
— И ты ему ничего не сказал?
— Нет.
— Любопытно… любопытно.
Грузный мужчина с аккуратной седеющей бородой откинулся в черном кожаном кресле и, постукивая пальцами по столу, спросил:
— И как он дошел до этого?
Его собеседник, лысоватый человек с аристократическим профилем, пожал плечами.
— Он упомянул какой-то телефонный разговор. Похоже, что он случайно услышал твою беседу. Рекомендовал закрывать двери.
Бородатый хмыкнул.
— Горбатого могила исправит. Но почему он решил, что его обманули? Что бы он ни подслушивал, я такое сказать не мог.
— Насколько я понял, — грустно сказал аристократ, морщась от скрипа своего кресла, — он считает, что опыт ставится над Двенадцатым.
Бородатый вскинул брови.
— Над Двенадцатым?
Аристократ кивнул. Человек за столом гулко расхохотался.
— И еще мы его меняем… Хорош сыщик! Это надо же — парню рассказали всю правду, а этот чудак все равно в нее не поверил. Придумал такую ерунду.
— Кому она нужна — наша правда… — вздохнул лысый. — Не знаю, что он услышал у тебя под дверью, но на его месте любой человек сделал бы те же выводы. Он просто искал повод не верить. И нашел.
— Что да, то да, — отсмеявшись, согласился бородатый. — Кстати, любопытная идея насчет замены, — тут он улыбнулся. — Если когда-нибудь Десятый неожиданно начнет стареть, можем ею воспользоваться. И не надо будет совать в каждую группу по подсадной утке.
— С чего ему вдруг стареть? — невесело спросил лысый. — Двадцать пять лет не стареет…
— Опять завидуешь? — спросил бородач. — Нечего ему завидовать.
Аристократ отмахнулся.
— Ему — нет. А вот этому грубияну — возможно.
— Ты в порядке? — озабоченно спросил человек за столом. — Сто раз вроде обсуждали. Ты ведь никогда не жалел о том, что знаешь. Что он тебе такого сказал?
— Ничего особенного, — ответил сидящий в кресле. — Ничего особенного… Так, одна фраза. Мне бы тоже так хотелось… Как он… Любить жизнь и не бояться смерти.
