любопытством. Он придерживал ее за талию, словно не мог расстаться с ней даже на секунду. Ориан чувствовала то же самое. Видеть его рядом с собой было невероятным счастьем.
Она взглянула на руины замка.
Так странно. Она помнила его ухоженным, полным жизни, а теперь здесь лишь дряхлые развалины. Неужели она настолько же стара?
– И как это я сразу не вспомнила, – задумчиво произнесла Ориан, разглядывая желто-коричневый камень. – Я же слышала при дворе, и не раз, просто не придавала значения. «Не король, не герцог, не граф. Мистер Коллингвуд – само по себе звучало как титул. Даже у Георга Четвертого не было такого замка». Богатая, надменная, таинственная семья… – Ориан нашла взглядом девушку, которая, вне всякого сомнения, была их наследницей. – Мне жаль, что на твоих плечах лежит такое бремя.
Коллингвуд вздрогнула. На лице куда как более подвижном, чем у принцессы, отразилась целая гамма чувств. Девушка глубоко вздохнула, фамильным движением вздернула вверх подбородок и твердо произнесла:
– Мои дети будут носить фамилию Барлоу.
– Простите меня. – Юлиан поспешно подошел к Ориан и склонил голову. Он избегал смотреть на нее, ничуть не изменившуюся за двести лет, словно стыдился того, что не в силах был предотвратить. – Я не смог сдержать данное вам обещание.
– Мистер Барлоу, – нараспев произнесла Ориан, – это неправда. Вы умерли, и не раз, чтобы доказать свою преданность. Я рада за вас. И моя дочь здесь. Она живет в ней, я вижу.
Рыжая девушка по имени Аттина подошла ближе, заметив, на кого указывает Ориан.
– Ты ведь Вейсмонт?
Аттина кивнула и торопливо вытащила плоскую цветную коробочку. Изображение на ней вспыхнуло и начало стремительно меняться.
Очередная магия. Ориан еще в прошлой жизни перестала такому удивляться.
Наконец Аттина Вейсмонт нашла то, что искала, и протянула коробочку ей.
Портрет. Удивительно четкий и красочный. Справа – сама Аттина, а слева – девушка, чем-то неуловимо похожая на нее саму. Зеленое платье спереди не прикрывало даже коленей. Просто катастрофа, неужели благородные дамы теперь такое носят?
– В ней жила ваша дочь, не во мне, – тихо пояснила Аттина, – и у одного из моих детей…
– Вот видишь, – возразила Ориан, оторвав взгляд от изображения, – чтобы передать им, ты должна и в себе носить частичку меня.
Она улыбнулась и неожиданно протянула руку, чтобы коснуться ладонью ее щеки. Та и не подумала уклониться.
– Я видела вашу жизнь, – завороженно глядя ей в глаза, произнесла Аттина, – день за днем. Но как вы вернулись?
– Идрис не смог отпустить меня, – Ориан обернулась и взглянула на возлюбленного, – только не так. Я все это время была здесь, даже не осознавая этого.
– Но без милости Старшей Богини ничего бы не вышло, – возразил альв. – Мне не под силу было вернуть тебя к жизни.
– И что теперь? – все же спросила Аттина.
– Идрис вернется в Альвхейм, – Ориан протянула магическую коробочку обратно и, как только Аттина приняла ее, взяла Идриса под локоть, – а я пойду за ним куда угодно.
Глава 35
Ты сияешь изнутри
Райден и Аттина сидели в просторной гостиной дома Дэвисов. Аттина не бывала в гостях у Райдена с тех самых пор, как погибла Марина. В их холостяцком жилище всегда можно было найти завтрак, тепло и свежие газеты. Райден частенько сидел здесь, прихлебывая апельсиновый сок, и читал последние новости, хотя смартфон для этих целей был куда удобнее.
Ей вдруг вспомнился День Сопряжения.
Они уходили. Уже у самого моста Ориан обернулась. Она нашла взглядом Аттину и улыбнулась. Кивнув на прощание, она шагнула за завесу вслед за Идрисом, и они оба исчезли.
Аттина сморгнула слезы.
Они провели вместе едва ли полчаса, но прощание ощущалось так, словно она лишилась сестры или матери. Юное создание, словно сошедшее с гравюр исторического романа, было знакомым и родным.
Ориан Грант, единственная дочь баронета Кальхома, была немного ниже Марины и выглядела гораздо младше.
Аттина Вейсмонт внезапно сообразила, что Ориан замерзла насмерть на берегу Этого Самого Озера в возрасте девятнадцати лет. То есть, если так подумать, была даже младше Аттины. Странное чувство.
Райден внимательно взглянул на нее.
– Тоже не можешь забыть?
– Как и ты.
– Я вспоминаю в основном Маркуса, причем исключительно в нецензурных выражениях. Он завладел моим телом, моей памятью, эмоциями, волей… Ты хоть представляешь, каково это?! Лишь дважды я смог вернуть себе контроль…
– Один из них в замке, когда рухнула башня и погиб Илай? – Аттина с грустью взглянула на Райдена. – Я знаю. Ты никогда не давал меня в обиду.
– Аттина… В тот раз, в замке…
– Не надо. – Она подняла руку, словно останавливая его.
– Я скажу, – Райден смотрел прямо на нее, не пытаясь укрыться от ее взгляда. – Маркус лишь обнажил мои собственные желания. Я хотел этого. Иначе никогда бы не допустил… ничего подобного.
– Я знаю, – просто сказала Аттина. – И мне жаль, что мое сердце принадлежит другому. Я люблю тебя, это правда, но не так, как его.
– А это знаю уже я. – Райден распахнул объятия. – Иди сюда, героиня.
Смущенно улыбнувшись, Аттина вскочила на ноги, подбежала и обняла его. Он со смешком притянул ее к себе, едва не опрокинув кресло.
Сколько раз они сидели вот так?
Райден всегда ждал ее на каникулы, неизменно был ей рад, знал ее лучше всех и, вероятно, никогда бы не признался в своих чувствах, если бы не вся эта история.
Аттина получила все, чего хотела, но вместо радости почему-то испытывала грусть.
* * *
Гвен сидела на берегу Про́клятого озера, которое, очевидно, перестало быть про́клятым. Замок стал тем, чем был всегда – кучей камней, а вода легонько поглаживала берег безо всякой угрозы.
Вернулись птички, лягушки, комары. Идрис покинул этот мир. Божественные силы больше не распугивали случайных свидетелей его отчаяния и яростной тоски по прошлому, которое, казалось, невозможно было вернуть.
– А, вот ты где…
Юлиан подошел и присел у воды рядом с ней.
– О чем задумалась?
– О прошлом, – призналась Гвен. – Идрис объявил вендетту Коллингвудам. После того как он забрал в Озеро тело Ориан, больше никто не смог ступить на этот берег. Жить в замке стало невозможно. Гибли люди, моя семья была вынуждена бросить фамильную жемчужину. Коллингвуды купили Килимскот-манор, который прежде принадлежал Барлоу, и оставили Идриса коротать вечность наедине с собственной яростью и отчаянием. Почему ты не сказал, что даже мой дом когда-то принадлежал тебе?
– А зачем? Я
