— Снял на пленку? — оживленно спросил Анахайм, выслушав отчет.
— Забыл, хозяин…
— Вот же скотина… Что тут еще скажешь?
4
Старичок оказался маленьким, розовым и лысым — вылитый новорожденный. Укутанный в синий клетчатый плед, он полусонный сидел в своей каталке и улыбался — наверное, своим снам, длинным и сладким, какие бывают только на рассвете и закате жизни.
Увидев Скальда, он дружелюбно закивал ему, как старому знакомому. Это настораживало. Интересно, он хоть немного соображает? Девяносто лет — не шутка. Неужели напрасным был этот утомительный перелет с тремя пересадками, через весь сектор?
Скальд осторожно пожал поданную ему прозрачную невесомую ручку.
— Вы помните этого человека, господин Ярве? — спросил он, доставая фотографию Анахайма.
— Так-так, — проговорил старичок. Он приблизил фото прямо к своему лицу, словно хотел понюхать, потом снова отодвинул. — Отлично помню.
— У вас прекрасная память, господин Ярве, — преувеличенно-восхищенно сказал Скальд. — Это было лет тридцать пять назад, кажется?
— Тридцать! Мы кое-как его подлатали, но почти сразу прискакали ребята Вот-Такие-Ряхи и забрали его.
— На каком основании?
Старичок закатился жизнерадостным детским смехом.
— Если бы вы их видели, такими вопросами не задавались бы!
— Понятно…
— Они так торопились, будто за ними собаки гнались.
— Значит, надежды на его выздоровление не было никакой?
Ярве радостно закивал:
— Мозг неотвратимо погибал. Господин Регенгуж-ди-Монсараш. Это была его фамилия.
Скальд задумчиво смотрел на него.
— Вашей специализацией была хирургия, господин Ярве?
— Нейрохирургия, да. Пятьдесят лет жизни.
— У этого пациента были какие-нибудь особенности?
Старик пожевал губами.
— Представьте, были! — Он захихикал.
— Какая-то патология? — настороженно спросил Скальд. — Что-то не как у людей? Что-нибудь противоестественное?
— Вот именно! Именно! Если не брать в расчет травмы, полученные им при падении с гор, он был… — Старичок заерзал в кресле и поманил пальцем. Скальд наклонился к нему, нетерпеливо подставив ухо. — Он был противоестественно, патологически… здоров. Как младенец. Только с зубами. И тридцати лет. Надеюсь, я помог вам?
Зира искала Хвостика по всему дому. Щенок исчез. Его не было видно уже два дня. Она поднялась в зимний сад, поискала там, спустилась и в десятый раз просканировала дно бассейна. Дом был пуст, тих. Зира вернулась к себе. Кошки, умирая от любопытства, бежали следом — волнение хозяйки передалось и им. А может, они тоже скучали по щенку, который часто играл с ними.
В кабинете угасающий осенний день отбрасывал на все предметы смутные тени. Зира включила свет и вскрикнула. У окна стоял Анахайм.
— Неужели я такой страшный, Эва? — тихо спросил он.
— Как вы попали сюда? — Зира пыталась унять колотящееся сердце. — Зачем вы пришли? Если вас кто-нибудь увидит… Уходите!
— Они сейчас слишком заняты. Через знакомых Иона выясняют, что стало с моим телом, когда я умер, — его кремировали, заморозили или похоронили так…
Зира закрыла уши руками.
— Я не желаю этого слышать. Я не знаю вас. Тот человек давно умер, его нет. Оставьте меня!
— Почему ты ушла от меня? — спросил Анахайм, подходя поближе. — Разве нам было плохо вместе? Разве ничего не значат слова, которые мы шептали друг другу по ночам? Ответь! Почему ты ведешь себя так, будто ничего не было?! — Он схватил Зиру за руки и швырнул ее на диван. — И не надо делать такой оскорбленный вид! В тот день я вернулся из поездки и обнаружил пустой дом… пустой! Никого… Как вот этот… твой дом… сейчас… — Анахайм был вне себя то ли от гнева, то ли от разочарования.
Зира смотрела на него, и перед ней словно вдруг ожили былые тени… Волна давней, неутихающей боли захлестнула ее.
— Я помню. Программа научной конференции, которую ты тогда посетил, была очень насыщенной. Правда, на ее повестке стоял только один вопрос: как можно более приятно провести время с женщиной по имени Мод, — горько сказала она.
— Что?..
— Я торчала там, на этой конференции, все шесть дней… Я искала тебя, и все видели это. Наверное, на меня показывали пальцем, не знаю, я тогда плохо соображала от горя. Наконец кто-то сжалился и отправил мне анонимное послание: ваше место не пустует, дамочка… Спасибо, внесли ясность.
— Это неправда… Не может быть… Тебе было наплевать на меня…
— Ты, ясновидящий, не хочешь заглянуть в свое прошлое, потому что знаешь: ты виноват. Уходи.
Зира стряхнула с ног туфли и, откинувшись на спинку дивана, устало вытянула по-молодому стройные ноги. Анахайм присел рядом с ней и пальцем осторожно провел по ее ноге в прозрачном чулке.
— Никого я так не любил, как тебя, — угрюмо сказал он. — Я как привязанный к тебе, самому противно…
— Я тоже тебя любила. А ты меня предал.
— Мы все совершаем ошибки, Эва… Но все можно исправить. Скажи, что все еще любишь… Мне это очень нужно…
— Ты даже не сделал попытки вернуть меня. Тебе было все равно.
— Нет! Я все время помнил о тебе… думал…
— Очень трогательно. Вместо того чтобы позвонить и сказать: «Прости, я виноват, ты нужна мне», — ты строил из себя обиженного, носился со своей гордостью, как будто это, а не наша любовь, было самым важным.
— Хватит! Ты ведь вернешься ко мне?
— Никогда.
Зире показалось, что он сейчас ударит ее. Он побелел, схватил ее за плечи и затряс:
— Я убью тебя… Убью прямо сейчас…
— Сделай одолжение, — холодно произнесла Зира. — Думаешь, я боюсь?
Анахайм безвольно опустил руки, словно она произнесла какие-то волшебные слова, плечи у него согнулись.
— Но ведь этого не может быть, Эва… Ты нарочно злишь меня… Я знаю, что ты все еще любишь меня… А наш сын? — У него был такой искаженный, страдающий голос, что он не узнавал его сам.
— Кто? Наш сын? Которого ты мучаешь и не оставляешь в покое? — Зира вскочила с дивана. Анахайм тоже поднялся.
— Вернись ко мне, и все наладится, обещаю!
— Ты безумец… Посмотри на меня… я… я уже старая. — Зира приходила в себя. — Уйдите, пожалуйста… мне плохо… Я не понимаю, о чем мы с вами говорим…
— Старая?.. Это мелочи. Я не знаю этого слова. Ты для меня всегда молода.
— Тот человек, которого я полюбила, не обходился со мной, как с грязью, и не был убийцей. А может, я просто не знала об этом… Наверное, я наделила его качествами, каких у него и в помине не было, и всю жизнь любила этот выдуманный, идеальный образ, в котором он так старался удержаться… Но, увы, быть положительным для него было мучительно трудно, не надолго его хватило… А этот, теперешний, что стоит передо мной, — просто подделка… муляж… чучело… чудовище… чужой… И он заслуживает только одного… — Зира с гневом взглянула на Анахайма. — Пошел вон!
