«Не надо. Мы решили, что пока сопротивляться не будем».
Назар показал дулом на расстеленную поверх табуретки одежду, буркнул:
— Снимай свое. Переодевайся.
— А это, типа, обязательно? — нахально улыбнулся пленник. — Или пора в чистое прикинуться?.. Так я лучше в своем, в привычном…
— Поговори мне. Делай, что велено и язык попридержи.
«Будем переодеваться», — вздохнула Миранда и взяла с табуретки холщевые штаны, рубаху-косоворотку из домотканой ткани с вышивкой по вороту.
— Носки дадите?
— Босиком пойдешь.
— Замерзну.
— Не успеешь.
«Вечер перестает быть томным, — высказалась диверсантка. Под длинным рукавом штормовки Миранда держала нож с открытым лезвием. — И что бы тебе, Сенька, «выкидуху»-то с кнопочкой не приобрести!.. Её бы я нашла куда припрятать!»
Медленно подняв правую руку, Миранда вытащила из-под рукава нож и осторожно, глядя на мужиков, положила его на тумбу:
— Не будем нервничать, господа, — улыбнулась мужику, чьей палец, как заметила пришелица, напрягся на курке. — Мы люди доброй воли. А бабушке потом пол от крови отмывать…
Ерничая и издеваясь над охранниками, Арсений-Миранда переоделся в просторные штаны, длинную рубаху, поерзал телом, проверяя все ли удобно, не жмут ли порты в шагу, не мешает ли косоворотка поводить плечами.
— Что-то он у нас разговорчивый больно, — не выдержал наиболее нервный охранник, палец коего уже побелел от напряжения на курке. — Может — вразумить?
— Баба Фая вразумит, — пообещал Назар и приказал Арсению: — Руки вытяни.
— А последнюю просьбу можно?
— Можно, если закурить попросишь.
— Не балуюсь. Здоровье берегу. Я хочу взять с собой мой плеер. Привык, понимаете ли, музыку слушать. Расслабляет.
— Перетопчешься. Руки вытяни!
На руках пленника защелкнулись милицейские наручники.
Арсения-Миранду вывели во двор, где возле закрытых ворот стояла телега с лошадью. Велели сесть. Держа под прицелом, через наручники перекинули веревку и примотали ее к рейке правого борта.
На руки пленника, пряча железо наручников, накинули тряпицу и только тогда, открыв ворота, вывели лошадь под уздцы на улицу.
«Сенька, ты какой иностранный язык предпочитаешь — английский или французский?»
Телепат решил, что Миранда отвлекает его тягот жизни, собирается в дроге образовательный урок провести.
«Без разницы», — буркнул.
«Тогда выбираю французский, поскольку наш профессор из тех земель. Жюли, мне кажется, мы скоро может встретить, так что если начну под фривольную мелодию с подругой общаться — не удивляйся, а переводи».
По лесу бежал маленький полосатый кот. Почти четыре часа Жюли кралась за мужиками, уводящими Бориса. Заблудиться образованная дама не боялась, лишь удивлялась, почему охотники петляют по нехоженому лесу, не идут к заимке напрямую, а вензеля выписывают. Вначале вставшее солнце светило коту в левое ухо, потом внезапно оказывалось на затылке, пару раз почти добиралось до левого виска: сельчане кружили по лесу, как будто опасались преследования, путали следы.
Блуждать кругами перестали, лишь подойдя почти вплотную к невысокому бревенчатому домику на солнечной полянке. Митяй нашарил за притолокой ключ от агромадного амбарного замка, поскрежетал им в скважине. Распахнул дверь во всю ширь, молчаливым кивком приказал Нестору заводить в сторожку пленника.
Дверь за вошедшими мужчинами сразу же захлопнулась, кот покрутился возле заимки. Услышал, как беспечно и незлобиво перекидываются словами охотники — вроде бы зарезать пленника пока не собираются. Прищурился на солнце, выбирая направление, помчался на северо-восток, где предполагалось быть деревне! Идти обратно по следам, плутать, кружить, наматывая лишние километры, Жюли не собиралась.
О том, что аборигены не зря выписывали вензеля, догадалась слишком поздно.
К деревне н е б ы л о прямого пешего пути.
…Сухая, с виду совершенно обычная тайга приветствовала полосатого зверька покачиваниями пирамидальных, чисто северных верхушек сосен и елей. Чирикали, летали птички, звенела всяческая насекомая мелочь: кот на охоту и игру не отвлекался. Гладкий мох почти не проминался под мягкими кошачьими лапами, Василий-Жюли несся вперед, немного опасаясь только змей и лис. Яркое, не укрытое за облаками солнце показывало направление, Жюли ничуть не сомневалась, что, значительно сократив расстояние, скоро выйдет к деревне.
Дорога пошла под уклон, Василий-Жюли выбежал к обширному, заросшему лесом оврагу…
Шерсть на загривке кота поднялась дыбом!
Хвост распушился, под вздернутыми усами оскалились зубы. Лапы, вытащив наружу когти, затормозили у края оврага и отказались дальше двигаться.
«Эй, эй, приятель, — обратилась к носителю француженка. — Ты что? Овраг — сухой, почти за ним, километра через полтора — деревня…»
Кот замер и ни тпру, ни ну. Стоял, опустив голову и разглядывая дно ложбины, шипел.
Жюли расстроилась причудам. Присмотрелась к низине и заметила, что там, при ясном светлом дне, стелется по дну туман. Клубится как живой, вспучивается над странно вывороченными корнями исключительно лиственных деревьев, не собирается рассеиваться.
Там ветра нет, решила француженка. В прогретом лесу туман давно испарился, в низине «дышит».
Совершенно взяв тело носителя под управление, бдительно поглядывая, куда ступают лапы, Жюли начала спускаться в овраг. Подумала, что возможно, охотники его и огибали, петляя по тайге, но в чем причина этих вензелей, француженка не понимала. Пологий ровный склон удобно ложился под ноги, внизу — ни малейшего намека на заболоченный ручей: камушки, присыпанные прелой листвой и только. Туман — не более чем конденсат, атмосферное явление — преграда исключительно для впечатлительных домашних кошек.
Жюли спустилась до белесой кромки. Туман — как будто обрадовавшись посетителю! — немного р а с п а х н у л с я, показывая, как удобно путешествовать по мягким прелым листьям…
Жюли шагнула вниз. Туман над ней з а х л о п н у л с я странно холодной непрозрачной крышкой.
Француженка торопливо заперебирала лапами, собираясь выскочить из морозливой сырости, в два прыжка перепрыгнула камни на дне, побежала вверх по склону…
Туман не кончился. Жюли бежала вверх, понимала, что уже давно должна была преодолеть пологий склон!
Склон продолжался, туман все не редел, солнце не показывалось. Жюли очутилась в жутковатом сумеречном мире, где существовали лишь присыпанные прелыми листьями корни деревьев, поросшие мхом валуны и ополовиненные стволы деревьев, чьи верхушки совсем не различались, скрываясь за белесой мутью.
