Игорь Годов вышагивал первым. Движения у него были явно нечеловеческими. Руки накрепко прижаты к бокам, ноги в коленях едва сгибаются, торс наклонён вперёд. Каза-лось, что он просто силится догнать падающее тело, и это ему пока удаётся. Но стоит ему замедлить шаг, как торс перевесит, и легенда русского панк-рока со всей дури врубится мордой в пол.
Следом косолапил дядя Миша с фонарём. Рядом – вооружённая пистолетом Сильвия и держащийся за ней в полушаге Декстер. Руки у него были свободны, но сомнений не было: при малейшей опасности этот ковбой-самурай мгновенно начнёт палить из обоих кольтов или сечь супостата катаной. Потом шли мистер Джи (в правой руке увесистая трость, левая покоится на кобуре с огромным пистолетом), Дарья с дробовиком под мыш-кой, и Марк Фишер. У толстячка тоже был пистолет, но он его не доставал.
Замыкала шествие наша троица. Отец нёс второй фонарь, а я Жерара. Бес сначала заявил, что побежит самостоятельно. Однако после того как на него едва не наступили ра-зок-другой, благоразумно вернулся к напарнику. Поворчав для порядка, я взял его на руки. С ним мне было как-то спокойней. К тому же я помнил, что в экстренных случаях бес способен плеваться огнём. Пусть ненадолго, секунды на три, этот маленький болтун мог превратиться в настоящий, совсем не шутейный огнемёт. Выпущенная им струя пламени – тонкая и длинная как рапира, прожигала с одинаковой лёгкостью железо, камень и жи-вую плоть. Мёртвую, кстати, тоже.
Мы двигались уже минут пять, не меньше, когда увидели первую дверь. Она распо-лагалась в левой стене и была заперта толстенной железной плитой с круглым иллюмина-тором сверху и штурвалом посередине. На пыльном стекле иллюминатора чей-то шалов-ливый палец написал похабное слово.
Годов, не сбавляя шаг, прошел мимо.
– Интересно, что там? – спросил я.
– Золотые слитки, вестимо, – сказал отец. – Видал, какой запор!
– А судя по надписи, кое-что другое, – тявкнул бес, в конспиративных целях подра-жая моему голосу.
– По какой ещё надписи?
– По каббалистической.
– Что за надпись? – заинтересовался отец. – Я не обратил внимания. Ты её хорошо запомнил?
– Конечно, – самодовольно отозвался бес. – Она была довольно лаконична. Икс, Иг-рек и N-зеркальное. Всё латиницей.
– Что ещё за эн-зеркальное? – недоуменно спросил отец.
– Ну такое… с тильдой. Вы наверняка эту букву и раньше встречали, Владимир Ва-сильевич, – невинно сказал Жерар.
И тут до отца дошло.
– Кобель ты драный, – с ласковой угрозой проговорил он. – Подлая ты морда. Ско-тина вшивая. Да я ж из тебя чучело набью и отдам беспризорникам в футбол играть.
На нас обернулся Фишер. Судя по тому, что его физиономия выражало крайнюю степень озадаченности, Жерару удалось изобразить мой голос и впрямь близко к оригина-лу.
Мы с отцом переглянулись и захохотали. Бес помедлил и тоже подхватил – азартно и не очень-то по-собачьи повизгивая. Фишер, окончательно сбитый с толку, вжал голову в плечи и ускорился. Вскоре он догнал Годова и дальше шагал рядом с ним.
Продолжая ржать, мы миновали ещё парочку похожих дверей – каждая провоциро-вала новый приступ смеха – и, наконец, вышли в широкое, но низкое помещение. Тут бы-ло немного светлей: горела морковно-оранжевая лампочка дежурного освещения. Влево и вправо открывалось несколько проходов. Некоторые подобно нашему уходили во тьму, один вёл наверх – там виднелись ступени. Вдоль стен громоздились составленные в не-сколько ярусов скамьи – вроде тех, что встречаются в старых кинотеатрах. Скреплённые между собой хлипкие стулья с каркасом из железных трубок, деревянными подлокотни-ками, поворотным дерматиновым сиденьем и дерматиновой спинкой.
Я представил себя сидящим на таком стульчике среди сотен людей, обречённо жду-щих, когда сверху хлопнется атомная бомба, и по хребту у меня пробежал холодок. Сме-яться мгновенно расхотелось. И не одному мне.
– Неуютненько, – шепнул Жерар. – Будто в склепе, блин.
Мистер Джи потыкал тростью в валяющийся на полу истоптанный плакат с «поган-кой» ядерного взрыва и объявил на карикатурном русском:
– Спасибо Горби, что кончал холодная война!
– Бать, а кто такой Горби? – спросил я вполголоса.
– Похоже, у тебя проблемы ещё и с криптоисторией, – констатировал отец. – Хотя в школе её не преподают, так что прощаю. Горби – это мелкий бес, соплеменник твоего Ту-зика. Только он воплотился не в собаку, а в кота. Был тайным советником при Михаиле Горбачёве, играл значительную роль в советской внешней политике. Например, внушил в Рейкьявике президенту Рейгану, что тот любит СССР всей душой. Иностранцы считали, что Горби – сокращённое от Горбачев. Так потом и повелось. После отставки хозяина Горби занялся рекламой кошачьего корма. Достиг больших успехов, между прочим.
– Ох, и здоров же ты врать, Владимир Васильевич! – похвалил я.
– Если бы, – без улыбки ответил отец и громко спросил: – Ну что, бойцы, каковы дальнейшие планы? Может, ну её на хрен, эту войну с саранчой? Пересидим Армагеддон здесь, да и дело с концом.
– Ты, Вовка, кончай провокации, – сказал Конёк-Горбунок. – У американцев чувство юмора слегка перекошенное. Они твоих ментовских шуточек не поймут.
– За мента можешь и в грызло схлопотать.
– Опять дружеская пикировка для поднятия тонуса? – ехидно спросил я.
Оба нарисовали на рожах широкие улыбки и кивнули.
– Нам нужно в сборочный цех. – Дарья повернулась к Годову. – Знаете, как туда пройти?
– Знаю. По земле? Или под землёй?
– Сверху было бы, конечно, приятнее. Но больно уж у нас компания, гм… экзотичная. У охраны обязательно возникнут вопросы. А терять время на разъяснение своих полномо-чий мне совсем не хочется. Да и скрытность под землёй выше.
Годов кивнул и направился к одному из боковых проходов.
* * *
Память у легенды панк-рока была просто поразительная. И умение ориентироваться на местности тоже. Без него мы наверняка десять раз заблудились бы в этом лабиринте коридоров, казематов, запертых и открытых дверей, тупичков и лестниц. Между прочим, лестницы удивляли меня больше всего. Они вели не только наверх, но и вниз. Какие сек-реты скрывались в глубинах под бомбоубежищем, можно было только догадываться. Кое-где на стенах были намалёваны надписи, сообщающие о номерах цехов, работникам кото-рых следовало укрываться в том или ином помещении. Но никто кроме Годова не знал связи между номером цеха и его специализацией.
Наконец он остановился.
– Думаю. Здесь.
Годов ткнул пальцем в направление потолка. Все дружно задрали головы вверх, словно намеревались пронзить взглядом десяток метров земли и железобетона. Поддался общему порыву и я. Способности комбинатора позволили мне увидеть в толще перекры-тий путаницу труб, бронированных кабелей, части каких-то машин – древних, будто ске-лет зауропода, и странные резервуары, заполненные то ли жидкостью гадостного вида, то ли просто грязью. На память пришло читанное когда-то выражение «утопить в шламовой яме». Наверное, это и были они – места, где взбунтовавшиеся рабочие топят своих угнета-телей.
