Наконец шеф заговорил, причем таким встревоженным тоном, какой Ноултону редко доводилось слышать.
— У нас нет выхода. Мы должны показать это видео доктору Элизабет Сински.
Ноултон, хоть и старался не выдать удивления, так и застыл в своем кресле. Этой седой ведьме? От которой мы весь год прятали Зобриста?
— Хорошо, сэр. Попробую послать ей по электронной почте.
— Боже упаси. Утечка — и разойдется по Сети. Будет массовая истерия. Я хочу, чтобы вы в кратчайший срок доставили Сински к нам на борт.
Ноултон смотрел на него в изумлении. Он хочет, чтобы директора ВОЗ привезли на «Мендаций»?
— Сэр, такое нарушение нашего режима секретности… мы подвергаем себя…
— Выполняйте, Ноултон! НЕМЕДЛЕННО!
ФС-2080 поворачивается к окну стремительно мчащегося «Фреччардженто» и смотрит на отражение Лэнгдона в стекле. Профессор все еще бьется над загадкой, которую оставил на посмертной маске Бертран Зобрист.
Бертран, думает ФС-2080. Как мне жить без него?
Боль утраты нисколько не притупилась. Вечер их первой встречи до сих пор казался волшебным сном.
Чикаго. Метель…
Январь, шесть лет назад… а кажется, это было вчера. Пробираюсь по сугробам вдоль продуваемой ветром Великолепной мили[45], пряча голову в воротник от слепящего снега. Твержу себе, что ни холод, ни ветер не остановят меня на моем пути. Сегодня вечером я могу услышать великого Бертрана Зобриста… живьем.
Я читаю все, что написано этим человеком, и я из тех пятисот счастливцев, кому удалось добыть билет на его выступление.
Но когда я вхожу в зал, окоченев от ветра, меня охватывает паника: зал почти пуст. Выступление отменили? Город парализован метелью… Неужели и Зобристу она помешала прийти?
Но вот и он сам.
Высокая стройная фигура появляется на сцене.
Он высок… очень высок… с живыми зелеными глазами, глубина которых, кажется, хранит в себе все тайны мира. Он окидывает взглядом пустой зал — всего десяток стойких поклонников, — и мне стыдно, что зал почти пуст.
Это Бертран Зобрист!
Ужасные мгновения тишины — он смотрит на нас строгим взглядом.
И вдруг разражается смехом, в глазах — блеск. «К чертям пустую аудиторию! — провозглашает он. — Мой отель рядом. Идемте в бар!»
Радостные восклицания, и наша маленькая компания переходит в бар соседнего отеля. Мы усаживаемся за отдельный столик, заказываем напитки. Зобрист услаждает нас рассказами о своих исследованиях, о прославивших его открытиях, делится мыслями о будущем генной инженерии. Пустые бокалы сменяются полными, Зобрист сворачивает на другую тему — его увлечение философией трансгуманизма.
«Я убежден, что в трансгуманизме единственная надежда человечества уцелеть в долгой перспективе, — возвещает он, расстегивая рубашку, чтобы продемонстрировать цепочку «H+», вытатуированных на плече. — Как видите, я привержен ему всецело».
У меня такое ощущение, точно я на аудиенции у рок-звезды. Кто бы мог подумать, что у прославленного «гения генетики» столько обаяния, такая харизма. Всякий раз, когда он смотрит на меня, его зеленые глаза зажигают во мне совершенно неожиданное чувство… глубокое сексуальное влечение.
Проходит час за часом, и наша группа редеет, гости, прощаясь, возвращаются к повседневной реальности. К полуночи я остаюсь с Бертраном Зобристом наедине. Голова слегка кружится от выпитого.
«Спасибо за этот вечер, — говорю я ему. — Вы изумительный учитель».
«Лесть? — Зобрист улыбается и наклоняется ко мне; наши ноги соприкоснулись. — С ней вы достигнете чего угодно».
Флирт явно неуместен, но за окнами пустого отеля снежная ночь, и ощущение такое, что весь мир замер.
«Как вы посмотрите? — говорит Зобрист. — По стаканчику перед сном в моем номере?»
Я застываю и выгляжу, наверное, так, как олень в лучах фар.
Глаза Зобриста тепло поблескивают.
«Позволите догадку? — шепчет он. — Вы ни разу не были со знаменитым мужчиной».
Я чувствую, что краснею, и стараюсь скрыть нахлынувшие эмоции — смущение, волнение, страх.
«Честно говоря, мне вообще не приходилось быть с мужчиной», — отвечаю я.
Зобрист улыбается и придвигается ближе.
«Не знаю, чего вы дожидались, но позвольте мне быть вашим первым».
В этот миг все оковы сексуальных страхов и разочарований детства спадают с меня… растворяются в снежной ночи.
Впервые в жизни вожделение во мне не подавлено стыдом.
Я хочу его.
Десятью минутами позже мы у Зобриста в номере, голые, обнимаем друг друга. Зобрист не торопится, его терпеливые руки рождают неизведанные ощущения в моем неопытном теле.
Это мой выбор. Он меня не принуждал.
В объятиях Зобриста мне кажется, что все в мире правильно. Я лежу с ним, смотрю на снежную ночь за окном и знаю, что буду следовать за этим человеком повсюду.
Поезд «Фреччардженто» замедлил ход, и ФС-2080 возвращается из блаженного забытья в безрадостную действительность.
Бертран… тебя больше нет.
Их первая ночь была первым шагом в невероятном странствии.
Он стал не только моим любовником. Он стал моим учителем.
— Мост Либерта, — говорит Лэнгдон. — Мы почти на месте.
ФС-2080 печально смотрит на воду Венецианской лагуны. Однажды они плыли здесь с Бертраном… но мирную картину вытесняет ужасное воспоминание недельной давности.
С нами не было никого, когда он бросился с башни Бадия.
Последними глазами, которые он увидел в жизни, были мои глаза.
«Сайтейшн Excel» компании NetJet взлетел с аэродрома Тассиньяно, круто набрал высоту, пробившись сквозь зону сильной турбулентности, и взял курс на Венецию. Доктор Элизабет Сински почти не заметила тряского взлета; она рассеянно поглаживала свой амулет и смотрела в пустое пространство за иллюминатором.
Ей наконец перестали делать инъекции, и сознание несколько прояснилось. Агент Брюдер молча сидел рядом и, видимо, размышлял над неожиданным поворотом событий.
