– Это часть трудотерапии для живописцев, – пояснил Рудецки. – Знаете, некоторые ударяются во всякие странные течения… название-то не вдруг выговоришь! На их, с позволения сказать, картины смотреть – аж глаза болят! Вот и они тут… Вспоминают, стало быть, что какого цвета должно быть.
– Ну, видно, вот тот еще совсем плох, – заметил Бессмертных, кивнув на молодого человека, красившего лепестки белой розы в лазурный цвет. От усердия тот даже прикусил кончик языка.
– Этот? – прищурился Рудецки. – Нет-нет, с ним как раз всё в порядке, он просто авангардист, но такой, безобидный. Может ведь у человека быть пунктик на синих розах? А в остальном у него уже все в норме: видите, прокрашивает тщательно, ровно, в два слоя, а вон те трое халтурят!
– Действительно, – согласился следователь, посмотрев на кое-как обляпанные белой краской алые розы, и отвернулся. – Да, господин Рудецки, мы что-то заговорились, а о знаменитой барже и позабыли. Где она?
– А… – понурился гид. – Она утонула.
– Это же исторический памятник! – возмутился Дэвид.
– Но это же не мы! – возмутился Рудецки. – Это случилось в результате варварского налета болотных драконов…
– Каких еще драконов? – недобро спросила госпожа Кисленьких. – Что за чушь!
– Они такие длинные, быстрые, серебристого цвета. Изрыгают дым, огонь и зловоние. И крылья у них такие… – гид замахал руками, пытаясь изобразить дракона. Получалось не очень.
Обеспокоенные реабилитанты тревожно фырчали.
– А еще они летают хвостом вперед! – наябедничал Рудецки. – Я как увидел, даже забеспокоился – вдруг рецидив? Даже на специальное обследование пошел!
– И? – поощрил доктор.
– Здоров! Их многие видели, вот даже экспедицию военную отправили на дирижаблях – поймать, стало быть, чтобы не безобразничали. А судно поднимут, поднимут… – заверил гид. – Это… В общем, случайность, как и с ратушей. Бывает, знаете ли…
– А это что? – спросил Немертвых, решив сменить тему разговора.
– О!.. – удивленно воскликнула Каролина.
Зрелище в самом деле было необычным: на площади, которую сейчас пересекал экипаж, стоял столб. Прочная цепь приковывала к нему довольно ржавый рупор. На глазах у изумленной публики один явно больной (отличить их от надзирателей было легко – по безумному блеску в глазах и по цветной нашивке на рукаве) подошел к столбу, вскарабкался на стоявшую здесь же шаткую стремянку, взял рупор и что-то неразборчиво прогорланил. Впрочем, присутствующие явно его поняли, потому что кое-кто одобрительно закивал, а другие, напротив, оскорбительно заулюлюкали.
– А что он сказал? – поинтересовалась госпожа Кисленьких.
– Не знаю, – смутился Рудецки. – Когда болел, вот всё-всё понимал, каждое слово… прямо стыдно становится, как вспомню! А теперь как отрезало, спасибо докторам!
– А что вообще это за сооружение? – спросил Немертвых.
– Площадь Свободы и Рупор Гласности, – вздохнул гид. – Они, больные, очень до гласности охочи… Ну вот им сделали – приходи и говори, что хочешь! Говорят, это им помогает стресс снимать…
– Вот даже как, – оценил находку доктор. – А отчего у них разноцветные нашивки? Это что-то обозначает?
– Конечно, – кивнул Рудецки. – Стадию развития заболевания и его разновидность, там свои цветовые коды, я подробно-то не знаю…
– А не проще сделать цифровые или буквенные обозначения?
– Что вы! – замахал руками гид. – Никогда!
– Отчего же?
– О, я думал, вы уже знаете… – вздохнул тот. – Эти вот, которые по улицам бродят – они уже неопасные. А на другом конце города есть трудовой лагерь для перевоспитания тех, у кого болезнь особо запущенная… Видели, может, такую высокую арку, когда с вокзала ехали?
– Точно, видели, – сказал Берт. – Там еще написано что-то было, но я не разобрал, далековато.
– И что там написано? – поинтересовался Бессмертных.
– Всего лишь «2 х 2 = 4», – ответил Рудецки. – Но тяжело больных при виде этой надписи так корчить начинает, что ужас просто! Вот как бедолага перестанет пену пускать – так уже, считай, на поправку пошел!
– Хм… – протянул следователь. – А как перевоспитывают в этом лагере? Тоже трудотерапией?
– Именно! Только там уж посерьезней. В смысле, заставлять-то не заставляют, но только если ничего делать не будешь… – гид развел руками, чуть не выронив вожжи. – Оголодаешь, одичаешь… Ну, конечно, совсем до скотского состояния им дойти не дают, просто таким способом еще не вовсе безнадежных отличить легко. Если кто зимой дрова из поленницы взял и развел костер – у такого шансы еще неплохие, а если, как остальные, греется циркуляционным кишением…
– Это как? – не понял Дэвид.
– Как бараны, – пояснил Рудецки. – Сбиваются в кучу и греются. Снаружи холодно, внутри жарко, они и меняются постоянно.
– По-моему, это жестоко, – сказал Дубовны.
– Зато надежно, – хмыкнул Немертвых, и стажеру отчего-то не захотелось с ним спорить.
– Можно туда съездить, – предложил гид.
– Не стоит, – решил следователь. – У нас еще посещение исследовательского центра, а перед этим неплохо было бы пообедать, так что правьте, господин Рудецки, к гостинице!
– Как прикажете, – кивнул тот, хлопнул вожжами и причмокнул. Упряжка перешла на ровную рысь.
– Очень познавательная экскурсия, не правда ли? – щебетала Каролина, которую методы борьбы с intelligenza, казалось, ничуть не смутили. – Дэвид, что вы надулись, как мышь на крупу? Здесь всё очень гуманно… Поручик, а скажите, как бы поступили с таким больным у вас на родине?
Вит-Тяй задумчиво погладил бороду.
– Ну, вестимо, как, – сказал он с расстановкой. – Раз – и всё. Нет больного – нет проблемы.
– Э-э… а вы, я слышал… их… того, – выдавил Дэвид, некстати припомнив свой поздний ужин.
– Этих в котел нельзя, – заявил поручик. – Заразные же! Хоть ни один беариец сроду этой пакостью не болел, а лучше поберечься. И котел зря не пачкать!
Дэвид только вздохнул…
Распрощавшись с жизнерадостным Рудецки и проводив взглядом его усталую упряжку, компания во главе с генеральным следователем приступила к обеду. Обедали на скорую руку, потому что время шло к вечеру, а они должны были еще увидеть немало интересного.
– Я уж опасался, что вы передумали, – встретил их у ворот огромного научно-исследовательского комплекса доктор Затычински.
– Ну как можно! Мы бы ни за что не упустили такую возможность! – ответила Каролина, и всех, пересчитав по головам, пропустили в высокие двери.
Дэвид хотел было отказаться от экскурсии и пойти вздремнуть под броневиком (там снились очень интересные сны, не хуже синематографа, да еще и цветные!), но любопытство пересилило.
