— Я знаю, — прервала его Ирина. — Я знаю. Я верю.
Сочи! Ах, Сочи, Сочи, Сочи! И солнце, и пальмы, и море встретили их ласково-приветливо. Гостиничный номер казался Ирине вершиной комфорта и уюта.
— Это, конечно, не Гавайи, — оправдывался Виталий, — но обещаю, там мы будем в ближайшее время. Дай только осмотреться в этой новой жизни. Знаешь, я чувствую себя новорожденным.
Они не остановились в доме отдыха. В последний момент Виталий решил, что это будет не так весело. Действительно, пустынные корпуса навевали скуку. Сезон едва начался и народу было совсем немного.
Не успели они войти в номер, Виталий принялся крутить диск телефона.
— Надо сообщить партнеру, где меня искать в случае чего, — пояснил он Ирине.
— Ну вот, началось, — горестно вздохнула она. — Сейчас ты мне скажешь, что это необходимо для твоего «дела». Как это знакомо.
— Дорогая, это только…
— Только первое время, потерпи немного, — не дала ему договорить Ирина. — Можешь не стараться, сценарий мне хорошо известен, дальше я продолжу сама: надо раскрутиться, я стараюсь для нас…
Виталий рассмеялся.
— Вижу, ты действительно хорошо «подкована» в этом вопросе.
Он притянул Ирину к себе.
— Ну, что, малыш? Бремя опыта, не дает покоя? Не пугайся. У нас все будет не так. Нет, я, конечно, буду много работать, но забывать о том, что у меня молодая красавица жена не собираюсь. Напротив, охотно продемонстрирую ее окружающим. Прямо сегодня. Сначала на пляже, потом в ресторане и так далее.
* * *
Но права оказалась все же Ирина. Долго демонстрировать окружающим свою жену Виталию не пришлось. Уже через несколько дней его срочно вызвали в Москву.
— Я туда и обратно. Только подпишу договор. Не хочется подводить компаньона, — успокаивал он Ирину. — Честное слово, ты даже соскучиться не успеешь.
— А можно, я полечу с тобой?
— Малыш, ну какой в этом смысл? Наш отдых только начался. Я действительно завтра вечером уже буду здесь.
Виталии улетел, но на следующий день он позвонил и грустным голосом сообщил:
— Малыш, мне жутко стыдно, но «дело» оказалось гораздо серьезней, чем я предполагал. Если хочешь, можешь отдыхать одна, но лучше прилетай в Москву, я очень скучаю. Через две недели мы возобновим наше свадебное путешествие. Честное слово.
Ирине ничего другого не оставалось, как собрать вещи и отправиться в аэропорт.
* * *
Пассажиры сгрудились у выхода в ожидании автобуса. Стройная симпатичная девушка в униформе хозяйским глазом обвела собравшихся и сообщила строгим голосом:
— Самолет недалеко. Пойдем пешком. Идите за мной. Не разбредайтесь.
Пассажиры, стремясь обогнать друг друга, но так, чтобы их старания были не слишком заметны, поспешили к ТУ-134.
Ирина засмотрелась на небольшую кучку людей, столпившихся неподалеку, видимо, в ожидании своей проводницы. В облике молодого человека, стоящего к ней спиной, Ирине показалось что-то знакомым. В дверях появилась еще одна девушка в униформе, как две капли воды похожая на свою коллегу. Она показала рукой в сторону стоящего неподалеку небольшого самолета и сказала:
— Кто на местный рейс, можете проходить и садиться. Я сейчас подойду.
Молодой человек поднял с асфальта большую сумку и, прихрамывая, пошел в направлении, указанном проводницей. Ирина уже хотела устремиться к своей компании пассажиров, от которой она изрядно отстала, как вдруг стеклянные двери распахнулись и из них вышел… Андрей Арсеньев.
— Борис! — крикнул он.
Молодой человек, за которым наблюдала Ирина, оглянулся и спросил:
— Все в порядке?
— Все чудесно! — ответил Арсеньев и быстрым шагом догнал Бориса.
Они направились к небольшому самолету, на борту которого было написано: «Ан-2». Сама не зная почему, Ирина побрела за ними. Арсеньев поддержал под руку женщину с ребенком, помогая им забраться в салон самолета и прошел следом. Ирина остановилась в нерешительности.
— Ну что же вы? Проходите, — услышала она недовольный голос пожилой женщины и тут же вошла и села на первое попавшееся сиденье.
Самолет был совсем маленький. Мест не много, да и те не все заняты. Кроме Андрея, Бориса и Ирины в нем оказалось шесть человек: женщина с маленьким ребенком, которой помогал Арсеньев, старушка, поторапливавшая Ирину, и двое пожилых мужчин.
Андрей и Борис сели у выхода, прямо за Ириной, остальные прошли вглубь. Ребенок хныкал и что-то просил у молодой женщины. Она сердилась.
— Что я делаю? Зачем я здесь сижу? — с удивлением подумала Ирина.
Через некоторое время вошли двое мужчин в форме. Один из них занял место пилота, другой уселся рядом. Девушка в униформе подошла к двери и спросила:
— Все на месте? Счастливого пути, — и, не проверяя билетов, удалилась.
Когда дверь была уже закрыта и самолет тронулся с места, выруливая на взлетную полосу, Арсеньев медленно поднялся и направился к пилоту. Борис остался на своем сиденье.
— Молодой человек… — начал было борттехник, но Андрей резко вытащил пистолет и направил его на пилота.
Женщины ахнули. Мужчины изумленно уставились на пистолет.
Пистолет был системы Марголина, точное спортивное оружие, которым прекрасно владела Ирина.
— Слышь, дружище, — спокойно обратился Арсеньев к борттехнику, который, видимо, исполнял и роль радиста. — Я тут привет нашему правительству хочу передать и кое-какие пожелания впридачу. Не откажи в услуге. Шутить со мной не советую. Если будете вести себя хорошо, через несколько часов отпущу всех.
— Что передать? — севшим голосом спросил радист.
— Слишком большие суммы заламывать не станем, мы не кровопийцы. Обойдемся одним миллионом. Долларов, конечно. Сейчас будем поглядеть, как дорого государство ценит жизни своих граждан.
«Сказал долларов, а не „зеленых“», — почему-то отметила про себя Ирина.
Она не испугалась и смотрела на происходящее как на спектакль, мирно разыгрывающийся на театральной сцене.
Ребенок заплакал. Мать торопливо уговаривала его успокоиться, но он тут же «переключил» свой плач на истеричный крик.
Андрей забрал у радиста лорингофон и вел какие-то переговоры, но Ирина ничего не могла расслышать из-за этого надсадного крика. Она повернула голову и увидела, что в руке у Бориса тоже пистолет.
— Пулемет-пистолет Стечкина, — удивилась она. — Как же ему удалось его пронести?
Тут она увидела, как Арсеньев бросил веревку пилоту и тот начал неумело связывать борттехника. Ребенок наконец замолчал, и в салоне установилась зловещая тишина. Никто не делал никаких попыток оказать сопротивление. Все сидели в молчаливом напряжении.
