Легла под большой сосной. Заскулила.
Скоро ночь. Скоро на охоту выйдут лесные хищники. Идти через ночную тайгу опасно.
Буря положила морду на лапы и, чутко прядая ушами, поскуливая, стала ждать.
Наступит утро и придут хозяева.
Обязательно придут!
Если бы Влас не пошел сегодня на рыбалку, а верные кореша не уехали три дня назад в далекое село на похороны другана, Сизый собрал бы приличную команду и ни за что не взял бы на «охоту» за чужаками лоха Примака.
Но взять пришлось. Отпоить немного, снарядить к околице. Пустить перед опушкой, отвлекать внимание. Сами, втроем, решили заходить из леса, с подветренной стороны. Если Каштан возьмет след и поведет от деревни, старатели не сомневались, что догонят и разыщут чужаков.
…Примак бродил по околице, опустив голову, изображал, что что-то разыскивает в траве. Ворошил ее ногами.
Каштан и троица вооруженных людей осторожно двигались по лесу.
Сизый искоса поглядывал на лайку. Недавний испуг отважной медвежатницы, расстроил хозяина невероятно! Каштан впервые поджал хвост перед другой собакой, опозорил перед братанами!
Еще только войдя в лес, Сизый сел на корточки перед псом. Крепко взял его за пушистые щеки и заглянул в синие собачьи глаза:
— Если еще раз зассышь. Застрелю.
Не известно понял ли хозяина Каштан, но шел охотничий пес уверенно. Ни разу слабину не показал.
Буря напряженно всматривалась в движения человека, ходившего по лугу. Мужчина был знаком по запаху — п л о х о й. Едва он появился на лугу, собака тут же перестала сомневаться: уходить или остаться?!
Уйти, от оставленных в лесу хозяйских вещей, негоже для приличной псины! Противно естеству охранницы!
Буря негромко порыкивала и ворчала, если ей казалось, что плохой решил двигаться к лесу…
Но каждый раз тревога оказывалась ложной. Дурно пахнущий человек ворошил траву и к опушке не приближался, поворачивал к деревне.
Шерсть Каштана вздыбилась, когда старатели миновали линию складов лесопилки.
Сизый пригляделся к лайке — не подвел Каштан, не засунул хвост под брюхо! Ученая не лаять на охоте собака осторожно выдвигалась из леса к опушке.
Буря расслышала шуршание людских шагов слишком поздно!
Взвилась с травы, расставив лапы, зарычала!
К сосне выбегала знакомая синеглазая лайка!
Но теперь кобель не побоялся Бури! В ней не было ничего необычного, пугающего, внутреннего, непонятного!
В ней не было Жюли.
Буря чуяла, что неподалеку есть и люди — те самые, что представляли угрозу для ее хозяек, те самые, за которыми она потом шла по тайге! Что от людей, даже через, бьющий в спину ветер пробивается запах оружейной смазки и пороха! И люди эти пахнут — с м е р т ь ю.
Не медля ни секунды, самая умная в мире собака кинулась на лайку!
Взвилась в воздух, собираясь смять более легкую соперницу!..
Из-за ели, в грудь Бури, из двух стволов, ударил выстрел.
Собака с черной спиной и рыжими подпалинами перекувырнулась в воздухе…
На землю упала уже м е р т в о й. С развороченной крупной дробью грудью, с остекленевшими желтыми глазами.
…Вышедший из-за ели мужчина с грубым лицом, пинком ноги перевернул собачье тело. Глумливо дунул на дымящееся дуло двустволки, хмыкнул:
— В яблочко. — Нагнулся, собираясь отстегнуть от мертвой собаки дорогой ошейник. Поморщился: — Б…, в лохмотья.
— Молодчик, Гмыря, — одобрил стрелка Сизый.
Когда Завьялов уходил с опушки, то прежде чем припрятать рюкзак под ветками, обработал его спреем «анти-дог».
Но тайник искала не собака. Люди. Умелые таежники охотники.
Гмыря побродил по крошечной полянке. Присел на корточки, провел ладонью по примятой траве… Уверенно пошел к кустам.
Через минуту заорал:
— А что я говорил?! «Калаш»!!!
Вынес на поляну рюкзак, вытряхнул на землю содержимое — спутниковый телефон, сухой паек, немного сменной одежды…
К телефону тут же метнулся Малой. Вцепился. Но никто на новомодную диковинку не претендовал, Сизый хмуро глядел на автомат в руке Гмыри.
— Мой, — отсекая все вопросы, заявил убийца. — Я собаку завалил, схрон нашел, значит и «калаш» — мой.
Сизый недовольно признал справедливость за Гмырей. Повернулся к луговине, через которую, едва услышал выстрел двустволки, побежал Примак.
— Кореша! Братаны! — запыхавшись, забубнил примчавшийся Примак. — А до меня ведь только что дошло! В подвале у Фаины вместе со мной второй парень сидел! Тот самый, что вместе с мужиком к Глафире пришел! Типа, от Мишани!
Старатели собрались вокруг задыхающегося от бега и возбуждения приятеля. Тот быстро и кратко рассказал, как было дело. Описал странного драчливого паренька.
— Махается, как черт! — довольный вниманием корешей, докладывал Примак. — Файкины его забздели так, что и в подвал боялись сунуться!
— Махается, говоришь? — задумчиво покусывая травинку, пробормотал Сизый. — Забздели?
— Ну! Файка сама его боялась!
Не попадая под радостное возбуждение Примака, Сизый и Гмыря мрачно переглянулись. Малой добавил им тревоги:
— Я ж говорил. За нами шли. Не лохи, мужики конкретные, это точно.
— Ну вот и — дошли, — поглядывая на тело ротвейлера, хмуро произнес Сизый.
Гмыря взял мертвую собаку за задние лапы и поволок тело к груде валежника, откуда недавно извлек рюкзак. На ходу гнусно хмыкнул:
— Сюрпризец будет. Полезут за поклажей, найдут п о д а р о к.
— Полезут, — согласился Сизый. — За «калашом» и телефоном — вернутся обязательно. Если, конечно, от Фаины н о р м а л ь н ы м и вывернутся…
— Будем ждать? — плечи Малого начало слегка потряхивать на нервяке. Он с детства слушал сказки о Фаине и знал: раз старуха сказала, что чужаки могли их завалить в тайге, то так оно и было бы, не упреди их бабка. На этот раз старатели-убийцы наткнулись не на вчерашних студентов геологов, а на достойных противников. Если уж Файкины выкормыши боялись за безоружным мальчишкой в собственный подвал лезть, то дело будет не шутейным. Конкретное месилово им предстоит.
— Малой, вставь в свой заглючивший телефон мою симку, звони нашим, харе им на похоронах бухать. Пусть выезжают в ночь. П о з а б а в и м с я маленько. Пошутим. Ты помнишь, где Валера боезапас хранит?
— Ну, — кивнул младший брат. — На сеновале.
— Метнись до сеновала за лимонкой и динамитом. Ты, Гмыря, над «подарочком» растяжку смастеришь. Замесим, кореша, заколбасим кровавый фарш из собачатины и человечины.
* * *
Солнце давно спряталось. Над кронами стояла полная луна. Арсения одолевала кровососущая летающая мелочь, радовало лишь одно: порезанные, поколотые ступни давно потеряли от холода чувствительность. Тревожило другое: Миранда не могла скрыть от носителя нарастающее беспокойство. Арсению казалось, что наставница уже жалела, что так безропотно дала себя сковать.
