Ванденхоуф выслушал, то кивая, то качая головой, то удивленно поднимая брови. Затем склонил голову, задумчиво поглаживая бритый подбородок.
— Позвольте поинтересоваться, кто же мои соучастники и сообщники? — взглянул он на Манфреда.
— Не позволим, — непреклонно отрезал тот. — Вы скоро с ними сами встретитесь, уверяю. В сию минуту их тоже арестовывают по тем же по подозрениям в тех обвинениях жандармы и магистры Комитетов Следствия и Равновесия. Иными словами, Максим, — Манфред заложил руки за спину, — мы знаем все.
— Так уж и все? — заблестел глазами ритор.
— Практически, — не дал себя сбить Манфред. — Остальное выяснит следствие.
Максимилиан посидел на кровати в задумчивости и вдруг повеселел, меняясь в лице.
— Позвольте тогда узнать, на чем я прокололся? — спросил он, откинув одеяло и свесив ноги на пол. — О, не стоит переживать о нарушении протокола. Вы все равно собрались везти меня в КР, а там меньше всего станут интересоваться моими словами и жалобами.
Манфред вновь молча посоветовался с сестрой. Внезапная перемена в поведении Максима ему не очень нравилась.
— Ну так что? — спросил бывший ритор, перекинув хвост ночного колпака назад. — Считайте это моим последним желанием.
Дом был оцеплен. Вся охрана и прислуга была повязана бойцами КР и Комитета Следствия. Об операции до последнего момента не знал никто, кроме Манфреда, Фридевиги и Фредерика Кальтшталя. В последнем первый мастер почти не сомневался — не каждый день предлагают кресло ритора Собрания Ложи, как только закончится срок диктаторства. К тому же Кальтшталь был самым преданным и верным врагом семьи фон Хаупен и политическим оппонентом в Ложе. Уж в ком Манфред не сомневался никогда, так в своих врагах.
Оттого и не видел смысла в том, чтобы Максим тянул время — на выручку ему никто не придет. Разве что просто надышаться перед смертью.
— На мелочи, Максим, — сказал Манфред, — на сущей мелочи. Тебя не выдали даже твои ловкие финансовые махинации через «Вюрт Гевюрце». К слову, действительно очень ловкие, стоит отдать должное твоим финансистам. Помнишь Рудольфа Хесса?
— Понятия даже не имею, кто это, — хмыкнул Максимилиан, встав с постели. Возможно, даже не врал.
Он бросил колпак на перину и направился к ширме у шкафа с одеждой, на ходу стягивая ночную рубашку. Этот ребяческий жест как бы говорил: «Гляньте, чего вы хотите лишить этот несчастный мир — этого торса, этих плеч, этих мускулистых рук, ног атлета, крепкого зада и увесистого срама, от которого и у двадцатилетних жеребцов, полных сил и здоровья, разовьются комплексы неполноценности». Жест в общем-то бессмысленный, но Максимилиан Ванденхоуф наслаждался своим нарциссизмом.
Манфред брезгливо отвернулся, возложив наблюдение за голым бывшим ритором на плечи сестры, и продолжил:
— Ренегат, убитый в Анрии неким крысоловом по имени Хуго Финстер. За наградой крысолов так и не явился, а даже если бы явился — все равно не получил бы, поскольку пермит на Хесса был в срочном порядке аннулирован приказом свыше. Габельскому отделению Ложи это показалось странным, они отправили запрос, на который никто не ответил… Коротко говоря, ответственных лиц в той, казалось бы, мелкой ошибке или должностном нарушении нашлось много. Но в конце концов кое у кого сдали нервы, он указал на другого, затем на третьего — и так мы дошли до виновных, открывших нам много дивного, пока ты, Максим, разыгрывал из себя миротворца и катался по мирным ассамблеям в Сирэ и Меддии. Признаюсь честно, — добавил Манфред, немного помолчав, — никогда бы не подумал, что за всем этим стоишь именно ты.
— Тем дольше удавалось вас обыгрывать, — усмехнулся из-за ширмы Максимилиан.
— Скажи-ка, Максим, — тоже повеселел Манфред, — не для протокола, конечно. Ради чего ты все это устроил?
Максимилиан выглянул из-за ширмы.
— Ради того, чтобы сделать Ложу тем, чем она была когда-то, — легко признался он. — До устроенного статеритами кризиса, из которого сумела выползти, только унизившись перед Империей.
Манфред сокрушенно покачал головой. Все это фарс, но другого он от Ванденхоуфа и не ожидал.
— Неужели развязывание войны и расшатывание общественного порядка как-то этому поможет?
— Разумеется, — подал голос Максимилиан. — Посмотри, как мы выступили в Тьердемонде, как с позором бежал из-под Вьюпора сам железный Беренхолль! — злорадно рассмеялся он. — Если Империя будет втянута в очередную крупную войну, она неизбежно ее проиграет — у Фридриха уже не хватит ни сил, ни денег, а уж его союзники — просто смех. Но у Ложи найдутся средства, чтобы проспонсировать пару таких войн.
Сложив руки на груди, Манфред подкрутил кончик бороды.
— Твоими финансовыми махинациями? — не без иронии уточнил он.
— И ими в том числе, — серьезно подтвердил Ванденхоуф. — Конечно же, отдать займы кайзер, к пятидесяти годам так и не наигравшийся в оловянных солдатиков, не сможет. Ему придется оказать пару ответных услуг. Ну а общественный порядок сделает кайзера посговорчивее, когда Собрание Ложи выдвинет пару рациональных инициатив. Например, по восстановлению корпуса ауксилии, разогнанной в девяносто шестом году вашим, кстати, отцом. Для поддержания внутреннего порядка, конечно.
Фридевига, следившая за Ванденхоуфом за ширмой, тихо рассмеялась. Манфред лишь многозначительно улыбнулся.
— А если для этого порядка придется попытаться еще раз сбросить кайзера… — еще многозначительнее не договорил он.
Максимилиан Ванденхоуф вышел из-за ширмы, одетый в парадную риторскую мантию. Чего у бывшего ритора было не отнять — он смотрелся в мантии Ложи и ловко создавал иллюзию, что под ней могучий и мудрый чародей, прямиком из древних легенд, в которых волшебники наставляют королей. Но, к сожалению или счастью, под риторской мантией с тридцати девяти лет скрывался довольно посредственный и не самый сильный гидромант не самого большого ума и не великой мудрости.
— Вы не хуже меня понимаете, что Империи осталось недолго, — проговорил Ванденхоуф, подняв голос. — Десять или сто лет — уже не играет роли. Чтобы спасти ее и себя, мы должны действовать уже сейчас. Если для этого потребуется разрушить ее и построить заново — быть посему. Взгляни на Тьердемонд, — он неопределенно указал рукой. — У них получилось. Так почему же не получится у нас? Только лучше, потому что править будем мы, чародеи, те, к этому предрасположен, а главное, обладает достаточной силой, чтобы удержать власть в своих руках!
Речь бывшего ритора не возымела никакого эффекта. Кажется, даже Фридевига несколько успокоилась. Она стояла, скрестив руки на груди и склонив голову набок, глядела с легкой усмешкой. Ледяные копья в стенах чуть заметно дрогнули.
— Как много высоких слов, Максим, чтобы оправдать пошлые спекуляции и банальные амбиции человека с манией величия и комплексом неполноценности, — сказал Манфред. — Тебе был нужен бунт в Анрии, чтобы отрезать Империю от мира, хотя бы на какое-то время, за которое ты и твои подельники успели бы хорошо нажиться.
— А куда, ты думаешь, пошли бы эти деньги, а? — упрямо вздернул нос Ванденхоуф.
Всего на короткий миг первый мастер сомневался и ждал, что под маской простофили окажется гений, но в очередной раз подтвердилась старая, как мир, истина: умный может прикинуться глупым, но глупый глупым останется навсегда.
— Ты дурак, Максим, — печально вздохнул Манфред. — Дураком был, дураком и помрешь. Тебя поставили на пост ритора только потому, что тогда, тридцать три года назад, и Ложе, и Империи нужен был дурак, которым можно легко поворачивать, как угодно.
— А в итоге что? Дурак водил умников за нос тридцать три года! И уж тем более смешно это слышать от тебя, Манфред, главного шута Ложи! — обвинительно наставил на него палец Ванденхоуф. — Ловко же ты переобулся. Сорок лет назад ты был одним из них, ты был виолатором, а сейчас? Забыл великие идеи?
— Нет, не забыл, — с каменным лицом ответил Манфред. — Память у меня слишком хорошая. Именно поэтому я стою в этой мантии вместе с магистром фон Хаупен, а ты поедешь в КР. Если будешь плохо себя вести — вот в этом.
