Лэнгдон рассказал ей о своем друге Иньяцио Бузони, специалисте по Данте. Наверное, он сумеет провести Лэнгдона в палаццо Веккьо после закрытия, чтобы рассмотреть фреску со словами «cerca trova», которые Зобрист зашифровал в своем маленьком проекторе. А может, и прояснит для Лэнгдона странную фразу о «глазах смерти».
Сински откинула назад длинные серебристые волосы и напряженно посмотрела на Лэнгдона.
— Ищите, и найдете, профессор. Время уже на исходе.
Она ушла в грузовой отсек самолета и вернулась с самой надежной сейфовой трубкой для хранения опасных материалов — моделью с биометрическим запорным шифром.
— Дайте мне большой палец, — сказала она, положив трубку перед Лэнгдоном.
Лэнгдон удивился, но протянул ей руку.
Сински запрограммировала трубку так, что теперь только Лэнгдон мог ее открыть, и вложила в нее проектор Зобриста.
— Рассматривайте это как переносный сейф, — сказала она с улыбкой.
— С эмблемой биологической угрозы? — Лэнгдон смотрел на трубку с сомнением.
— Другого у нас нет. Зато никто на него не покусится.
Лэнгдон сказал, что хочет размять ноги, и отправился в туалет.
Когда он ушел, Сински попробовала засунуть трубку в карман его пиджака. Трубка не помещалась.
Нельзя, чтобы он носил проектор у всех на виду. Сински задумалась на минуту, потом опять пошла в грузовой отсек за скальпелем и нитями. Умелым движением она взрезала подкладку пиджака и аккуратно сшила потайной карман по размеру трубки.
Когда Лэнгдон вернулся, она как раз заканчивала.
Он остановился и посмотрел на нее так, словно она обезобразила лицо «Моны Лизы».
— Вы разрезали мой любимый пиджак?
— Не волнуйтесь, профессор. Я опытный хирург. Швы вполне профессиональные.
Венецианский вокзал Санта-Лючия — элегантное невысокое здание из серого камня и бетона. Оно спроектировано в современном минималистском стиле, и фасад его лишен всяких надписей, если не считать крылатых букв FS, логотипа государственной железнодорожной сети Ferrovie dello Stato.
Вокзал расположен у западной оконечности Большого канала, и пассажиру достаточно сделать шаг, чтобы его сразу окружили особенные звуки, запахи и зрелища Венеции.
Для Лэнгдона первым всегда было ощущение от ее соленого воздуха — свежий ветерок, приправленный ароматом белой пиццы, которую продают уличные торговцы перед вокзалом. Сегодня ветер дул с востока и нес еще запах дизельного топлива водных такси, длинной шеренгой выстроившихся в мутной воде Большого канала. Десятки шкиперов махали руками и кричали туристам, заманивая пассажиров на свои такси, гондолы, речные трамваи вапоретто и быстроходные катера.
Хаос на воде, дивился Лэнгдон, глядя на плавучий транспортный затор. Такая толчея в Бостоне раздражала бы, а здесь казалась забавной.
На той стороне канала — рукой подать — поднимался в небо зеленый купол Сан-Симеоне-Пикколо, одной из самых эклектичных церквей в Европе. Ее необычно крутой купол и круглая алтарная часть были построены в византийском стиле, а мраморный пронаос с колоннами — явно по образцу классического греческого портика римского Пантеона. Вход украшал эффектный мраморный фронтон с рельефным изображением святых мучеников.
Венеция — это музей на открытом воздухе, думал Лэнгдон, глядя на церковные ступени, у которых плескалась вода канала. И музей этот медленно тонет. Но даже перспектива затопления представлялась пустяком по сравнению с опасностью, притаившейся где-то в недрах города.
И никто об этом даже не догадывается…
Слова, написанные на изнанке посмертной маски Данте, все время вертелись у него в голове, и непонятно было, куда все это его приведет. Переписанный текст лежал у него в кармане, а саму маску по предложению Сиены он завернул в газету, снова запечатал в прозрачный пакет и оставил в автоматической камере хранения на вокзале. Хранилище оскорбительное, не достойное уникального предмета — но не таскать же бесценный гипс по городу, построенному на воде.
— Роберт? — Сиена, которая шла впереди с Феррисом, направилась к такси. — У нас мало времени.
Лэнгдон поспешил к ним, хотя ему, страстному ценителю архитектуры, ускоренная поездка по каналу представлялась кощунством. Мало что могло доставить такое удовольствие, как неспешное плавание на вапоретто — главном городском транспорте — по первому маршруту, предпочтительно ночью и на открытой палубе, мимо высвеченных прожекторами соборов и дворцов.
Сегодня не удастся, подумал Лэнгдон. Вапоретто славились своей тихоходностью, и на такси, конечно, было быстрее. Но очередь к такси выглядела бесконечной.
Феррис был не расположен ждать и взял командование на себя. Пухленькой пачкой купюр он подозвал водный лимузин — лоснящийся катер из южноафриканского красного дерева. Этот транспорт, конечно, был роскошью, зато поездку обещал короткую и без посторонних — минут пятнадцать по Большому каналу до площади Сан-Марко.
Хозяин был на редкость красивый мужчина в отличном костюме от Армани и больше походил на кинозвезду, чем на шкипера. Хотя как же иначе — это Венеция, средоточие итальянской элегантности.
— Маурицио Пимпоне, — сказал шкипер, приняв их на борт, — и подмигнул Сиене. — Prosecco? Limoncello?[46] Шампанское?
— No, grazie[47], — ответила Сиена и на беглом итальянском попросила его как можно быстрее доставить их к площади Сан-Марко.
— Ma certo[48]. — Маурицио опять подмигнул. — Моя лодка самая быстрая в Венеции.
Когда они сели в обитые бархатом кресла на открытой корме, Маурицио включил свой «вольво-пента» и задним ходом отошел от причала. Затем повернул руль вправо, прибавил газу и ловко повел свое большое судно сквозь гущу гондол, раскачивая их спутной волной. Гондольеры в полосатых рубашках грозили ему вслед кулаками.
— Scusate! — кричал Маурицио. — ВИПы!
Через несколько секунд он вывел катер из затора и помчался по Большому каналу на восток. Под изящной аркой моста Скальци до Лэнгдона долетел знакомый аромат seppie al nero — каракатицы в собственных чернилах — из ресторанов под навесами на берегу. За излучиной показался купол массивной церкви Сан-Джеремия.
— Святая Луция, — прошептал Лэнгдон, прочтя имя на боковом фасаде церкви. — Кости незрячей.
— Что вы сказали? — спросила Сиена, подумав, что он разгадал строчку в непонятном стихотворении.
— Да так. Чудная мысль. Ерунда, наверное. — Лэнгдон показал на церковь. — Видите надпись? Здесь похоронена святая Луция. Я иногда читаю лекции по агиографическому искусству — то есть изображениям христианских святых, — и мне вдруг пришло в голову, что святая Луция — покровительница слепых.
