Когда они шли с пляжа к Бердскому шоссе, Никита, беззаботно болтая, на самом деле лихорадочно искал те верные слова, которые помогли бы ему затащить свою прекрасную спутницу в гости, чтобы продолжить начавшееся знакомство в непринужденной домашней обстановке. Вроде бы она и так соглашалась, но вдруг передумала уже! Ведь, как известно, ветер гуляет в этих женских головках. И чем они красивее, тем больше сила ветра…
Слов этих Никита так и не придумал, а просто остановил частника и назвал свой адрес. Мила молча показала ему на переднее сидение, а сама уселась сзади, тут же извлекла из сумочки телефон и стала что-то быстро набирать на его клавишах. Так всю дорогу и набирала. Водитель, кавказец, с чудовищно смешным акцентом, что-то рассказывал непрерывно, почти не следя за дорогой и одобрительно поглядывая на Милу в зеркало заднего вида. Никита вяло кивал и односложно отвечал на обращенные к нему реплики, чувствую при этом, что умиротворение отступает и на смену ему приходит совершенно зверское желание. Давненько он никого так не хотел… В голове всплыла идиотская фраза из мультика: «при звуках флейты теряет волю».
— Какой хароший дэвушка! — не смог удержать на прощание восторга кавказец, — Повэзло тэбе, парэнь!
Мила, на долю секунды изобразила подобие улыбки, и, развернувшись на каблуках, пошла к подъезду. Никита расплатился и поспешил следом за ней.
****
Она вышла из ванной босая, оставляя за собой мокрые следы. Никитина рубашка доходила ей до средины бедер и была небрежно застегнута на одну пуговицу. Как-то сразу стало ясно, что под рубашкой больше уже ничего нет, а значит, диван он расправлял не зря. Войдя в комнату, Мила остановилась и вопросительно посмотрела на него. Никита, от этого выразительного взгляда, смутился:
— Что… посидим еще… или?…
Не отвечая на его вопрос, Мила загадочно улыбнулась и села на диван, закинув одну красивую ногу на другую. От этого движения края рубашки слегка разошлись. Никита невольно скользнул туда взглядом и словно устыдившись, быстро отвел глаза.
В голове возникла где-то прочитанная мысль: «полуодетая девушка по сравнению с голой — выглядит более эротично, но менее познавательно».
— Ну что, так и будешь стоять столбиком? — в ее голосе послышалось удивление.
«Да что я, в самом деле, смущаюсь, как мальчик» — подумал Никита и сказал с напускной развязностью:
— Нет, милая, не буду. Сейчас, только в душ… быстренько… Подождешь?
— Давай, — разрешила она. — Только быстро. А то милая уснет.
Она демонстративно зевнула, прикрыв рот ладошкой.
— Не успеет уснуть, — обнадежил ее Никита. — Я мигом! Слушай, а может тебе пока… какую-нибудь эротику включить? — последние слова, он с трудом выдавил из себя, ожидая резкой отповеди.
— Эротику? — она подняла одну бровь, удивленно-насмешливо.
— Ну да, на компе… фильм. У нас один деятель на работе, со всего Интернета скачивает. Я иногда у него беру.
— Когда девочек приводишь?
— Э-э… — Никита опять смутился и не нашел, что ответить.
— Ладно, — неожиданно кивнула головой девушка, — включай свою эротику… Я так и знала, что ты тайный развратник! Сто лет ничего такого не смотрела.
****
Когда он, быстро ополоснувшись и наскоро обкромсав лицо бритвой, в одном полотенце на бедрах, выскочил из ванной, то застал Милу, улегшуюся на животе поперек дивана, и наблюдающую за действом на экране. А там, кто-то кого-то обнимал и тискал, нарочито страстно лопоча по-итальянски.
Снятая рубашка была аккуратно повешена на спинку стула. Никита невольно замер, разглядывая свою гостью. Тонкокостный, почти мальчишечий контур — но слишком нежный: изящная длинная шея, ровная спина, прогнувшаяся в талии перед умопомрачительно округлыми, очень женскими ягодицами, плавные линии бедер.
Почувствовав его присутствие, она обернулась и, с улыбкой, приглашающее похлопала ладошкой по дивану рядом с собой.
— Во выделывают! — Мила кивнула на экран, — Жалко, что перевода нет…
— А чего тут переводить? — сказал Никита, подсаживаясь. И так все ясно. — Это Тинто Брасс, — счел нужным пояснить он, — итальянский режиссер… в принципе он мне нравится, с юмором и не пошло.
Фигуры на экране перешли к активным действиям. Никита усмехнулся:
— Меня каждый раз удивляет, как долго они могут это выделывать…
Продолжая говорить, он положил руку на ее талию, провел рукой выше, вдоль ложбинки на спине и скользнул дальше, к груди. Мила слегка выгнулась под тяжестью его горячей ладони, развернулась к нему всем телом. Она казалась невозможно хрупкой, маленькой, хотелось одновременно окутать ее своим теплом и сжать крепко, до хруста костей. Никита наклонился, поцеловал ее грудь, потянулся к губам, задержался на мгновение и, решившись, вытянулся рядом, прижал к себе, касаясь ее, сколько можно большей поверхностью своей кожи.
Ее тело оказалось гибким и неожиданно сильным.
Властным движением, перевернув Никиту на спину, Мила села сверху на его ноги, и остановила движение его рук, схватив их за запястья и прижав к постели. Медленно скользя вверх по его бедрам, она пристально смотрела ему в глаза. Никита почувствовал, что проваливается куда-то в невероятное ничто, в полуобморочную темноту, пронизанную наслаждением. Никаких прелюдий не было. Они оказались совершенно излишни. Обоим хотелось всего и сразу. Следующие пятнадцать минут прошло в настоящем любовном танце. Мила страстно изгибалась, нанизываясь на него. Иногда она замирала и тянулась целоваться, а после начинала опять. Никита подумал, что это, наверное, и есть тантрический секс, и что хорошо бы так всю ночь. Но в этот момент Мила застонала и рухнула на него:
— Все! — выдохнула она, — Сил больше нет моих!
Никита гладил ее спину, с удовольствием ощущая ее тело. Мила лежала на нем сверху, прерывисто дыша. Ее гладкая кожа, хоть и горячая, была без капли пота. Никита почувствовал, что это не все, что это только начало, только крошечная толика того, что она может, что они могут… Эти мысли, словно передались Миле, ее расслабленное тело опять напряглось, руки полусогнутые в локтях выпрямились и крепко уперлись в диван. Никита рывком перевернул ее на спину и овладел ей так, словно объявил войну.
Ее горячая кожа — запах магии, запах пряный и немного горький, запах имбиря. Руки сцепили в кольцо, лицом к лицу, изо всех сил — прижать, прижаться. Все происходит без слов. Никому не нужны голосовые связки, пока не вырвется стон наслаждения. С каждым толчком, мучительно-сладкая волна судороги по всему телу. Воздух вокруг стал густой, не продышаться. Вена, жила, артерия — что? Бьется под кожей на шее. Никита прижался к ней губами, поймав себя на чуть не произнесенном на выдохе — «люблю тебя». Молчаливое, еле сдерживаемое, рвущееся из горла, из легких, из сердца, стучащее в висках… И тут словно почувствовал ее беззвучный выдох — знаю, знаю, знаю. Она выгнула спину и забилась под ним, застонала. Тут и к Никите подступило и он, уже не сдерживая и не контролируя себя, извергся с каким-то даже рычанием. Вспышка в глазах! На несколько мгновений он престал ощущать себя, свое тело… все вокруг и он сам перестали существовать, растворившись в ослепительном наслаждении.
