В пальцах повстанец задумчиво вертел древко от макуаля. Видимо, им-то Алексей и получил по ребрам. Лезвия Дена вставить не успел или не захотел — только поэтому первоисследователь остался жив.
— Кто вы такой, Дена? — запинаясь, спросила Таисия. — Вы не похожи на других повстанцев.
Бородач усмехнулся:
— Алсей Ай, ваш князь приказал вам расследовать гибель воинов? — Он вскинул глаза к потолку, словно припоминая, и прочел нараспев: — Дело об убийстве гражданина Земли, журналиста Стивена Брависски. — Земное имя прозвучало в его устах как что-то неприличное. В конце фразы тшиин не удержался и добавил: — Это все правда. — Пока земляне ошеломленно молчали, Дена продолжил: — Мы с вами… — он пощелкал пальцами, отыскивая слово, — как это по-русски… калеки?..
— …коллеги, — подсказала Тая.
— Да, коллеги, истинно так. Король Баван послал меня выяснить, что произошло с чужинской крепостью. Ага, молю вас!..
И, совершенно не таясь, бородач принялся рассказывать о себе. Оказалось, что полное его имя — Дена Иту Ай. Койлайхонский рыцарь по рождению, он занимал при дворе опасную, но доходную должность мастера дорог. Когда шпионы и наемные душители принесли вести о появлении новой секты, король Баван забеспокоился.
Неназванный бог устраивал знать — как мирное крестьянское божество. Но как идол восстания, требующий человеческих жертв… это, знаете ли, совсем не то. Да и чужинцы в качестве союзников королю нравились больше, чем полубезумный ихи. Так что Баван отправил в стан мятежников рыцаря Дену.
Рыцарь повел себя вполне разумно. Выяснив, что на базу не проникнуть, он не стал городить огород и вызывать Тсиифара на поединок, а дал ему несколько дельных советов. В результате Мокош оказался в лагере.
Алексей в ответ пересказал события, произошедшие с того момента, как к посольству пришел макурт. Бородач выслушал его с напряженным вниманием. В самых драматических местах он хлопал себя по бедрам, цокал языком, отпускал замечания.
— Вы сами виноваты, — вздохнул он, когда Мокош закончил рассказ. — Ну разве можно так безоглядно доверять разным проходимцам?! Видите, к чему это привело? Кровь вашего кнехта на вас, говорю вам, и это правда. Повторите, пожалуйста, еще раз, что сказал Кушир.
Алексей терпеливо повторил. Рыцарь согласно закивал:
— Да, понятно. Ага. Дело в том, что в языке тшиинов у каждого слова лишь одно значение. Если тшиин захочет солгать — ему придется говорить ложными словами. — Дена заколебался, видимо, прикидывая — стоит ли выдавать тайну? Наконец решился: — К примеру, «конь» — это «фарах», но если хочешь продать коня, который стар и давно охромел, о нем надо сказать «туусинайа». Это все истина, так. Дословно это — «лошадь серовато-сизой масти, не способная дать потомства», да. Вы представляете, как мы обрадовались и ужаснулись, узнав ваш язык? Язык, на котором правда и ложь выражаются одними словами?..
— Хм… Тогда объясните мне один парадокс. Кушир сказал, что Стивен жив и в добром здравии.
— А-а… — В полумраке нельзя было разглядеть лица рыцаря, но Алексей знал, что он улыбается. — Кушир-хитрец… Знаете, Алсей, у нас есть сто семнадцать слов, обозначающих человека и его состояния. И я правду говорю. В Айтаайлиле слово «макурт» под запретом; на все сто семнадцать значений говорят одно: «живой». Это да.
— А доброе здравие?
— Бывает доброе здравие, а бывает — злое, ага. Злое — когда человек рассержен, завистлив. Некоторые болезни — тоже злое здравие. Это все правда. Если бы Стивен болел проказой — ну, тогда да… а охра макурта не заразна, лгу я.
Первоисследователь усмехнулся: наивные уловки варваров… Вот только люди десятилетиями так поступают. Не скажут — «война», скажут «конфликт». Не «наступление» — но «операция». Не «вторжение и захват чужой страны», но «акция по умиротворению».
Умиротворение… Хотел бога умиротворить…
— Что же мы будем делать, Дена?
Рыцарь достал браслет Карела и положил на шкуру:
— Это я посоветовал Тсиифару послать макурта к чужинцам. Мой замысел удался, ихи Каарил оказался смельчаком и отправил это с мертвецом. Это все правда. Тсиифар заклял браслет, чтобы он отпугивал Стража Немоты. Ихи Каарил приходил в лагерь с этим браслетом. Затем возвращался обратно в порчу. Да.
— Так он был здесь? — встрепенулась девушка.
— Тсиифар морочил тебе голову, Тася. Ихи Каарил стоял в двух шагах от тебя, а ты не видела. Клянусь Целительницей, хреновые из вас ихи, ага! — И он добавил, глядя на первоисследователя: — Я хотел поговорить с Каарилом. Не вышло. Ты должен пробраться в порчу, выяснить, что произошло, да. Отчего восстал Неназванный бог. Порча пропускала Каарила — она пропустит и тебя. Я уверен, что так. Завтра ихи Батини прикажет скормить тебя порче — не зевай, Алсей!
* * *
Все вышло, как сказал рыцарь. Мокош брел через предрассветный лагерь сектантов, дивясь разбойничьему равнодушию. Никто не глядел ему вслед, никто не бил тревоги. Повстанческий пророк даже не снизошел до чужинца и приговор объявил, прислав Сиригу. Отныне путь первоисследователю оставался один.
В порчу. Так называли тшиины базу землян.
Из ночного разговора выяснилось, что в саму базу тшиинам пробраться не удалось. Тсиифар навел на персонал морок, заставив их выйти наружу — под макуали бандитов. Охранная автоматика базы работала исправно — ни святым, ни пророкам, ни даже аскетам не удалось войти внутрь. У Карела отобрали браслет с паролями, но это ничего не дало. Опознавательные коды настраивали индивидуально, и никого, кроме Ненашева, электроника не впускала. Батини потерял несколько человек, пока вернул браслет.
Что произошло дальше и зачем пророку потребовался Карел — этого Дена сказать не мог.
Это и предстояло выяснить.
Дороги к базе Алексей не знал, да это и не было нужно. Заклятие Тсиифара работало исправно. Немного поплутав, Мокош вышел к сломанному флагштоку.
Клочья изодранного орденского флага уныло плескались по ветру. Меж сосен повисла стальная паутина радара; иссеченный макуалями вездеход застрял на дороге.
Привалившись спиной к колючей проволоке, у забора сидели люди. Два черных, два охряных — не иначе макурты. Когда первоисследователь подошел поближе, один из черных облаком поднялся в воздух, оставив после себя поблескивающий костяк.
В небе угасала последняя утренняя звезда.
«Очернил белизной в тонкость», — мелькнула в голове мысль. Вот она — белизна. И тонкость. Рой трупных пчел. Еще несколько роев кляксами висели в розовеющем небе.
— Здесь нет прохода, чужинец, — объявил девичий голос. Над забором взмыл призрачный силуэт. Макурты синхронно поднялись; на одном из них скрежетал изрубленный экзоскелет.
