— Я с вами.
— И не мечтай, — сказала ее мать.
И Шубин как эхо повторил:
— И не мечтай. Ну как же так… — покорилась Эля.
— Я очень прошу вас, — сказал Шубин, — никуда из дома не выходить. У вас четвертый этаж, это спасение. Мы не знаем, кончилось все уже или еще будут последствия.
— Холодно ведь, — сказала мать, — когда затопят?
— Я все узнаю и вернусь, — сказал Шубин.
— Правильно, — сказала мать, — сходите, поглядите и возвращайтесь.
Шубин взял свечу, прошлепал босиком в ванную комнату. Вода не шла. и не могла идти. Он поднял голову, посмотрел в зеркало и увидел себя впервые с вечера. И не сразу узнал, потому что за тридцать девять лет жизни привык к другому человеку.
На него смотрело грязное, обросшее щетиной существо. Волосы его и ресницы опалены, от волос вообще остались какие-то клочья. На виске и щеке — высохшая кровь. И как назло — нет воды.
— Юрий Сергеевич, — сказала из-за двери Эля. — У нас в кастрюле вода осталась. Вам пригодится.
Шубин хотел было с благодарностью согласиться, но сказал:
— Отлей мне в стакан. Неизвестно, когда пустят воду. Надо экономить. Может, целый день придется терпеть… или больше. Ты же понимаешь, что водопровод может быть отравлен.
— Понимаю, — сказала Эля. — Щетку зеленую возьмите, это моя.
Он открыл дверь. Она протянула ему полный стакан.
Он услышал голос матери из кухни.
— В чайнике еще осталось. Смотри, не выплесни.
Шубину было не ловко, что он не может спустить за собой воду в унитазе. Он прикрыл его крышкой, потом почистил зубы, намочил водой край полотенца и протер кое-как лицо. На полотенце остались пятна сажи и крови.
Пока Шубин натягивал ботинки, Эля почистила его пиджак и пыталась уговорить его съесть холодного мяса. Но есть совсем не хотелось. Он бы еще выпил воды, но не посмел попросить.
Эля стояла в смущении перед вешалкой, потому что Шубину надо бы переодеться, а дома не было мужских вещей. Она уговорила его надеть под рваную аляску свой толстый свитер, и Шубин согласился. Потом вытащила откуда-то белую вязанную шапку и сказала:
— Это ничего, что она женская, у нас ребята многие носят.
На шапке были изображены олимпийские кольца.
— До свидания, — сказал Шубин матери, которая стояла в дверях кухни.
— Приходите, — ответила она сдержанно.
Эля вышла проводить Шубина на лестницу.
Он пониже надвинул на глаза лыжную шапку.
— Ты адрес помнишь? — спросила вдруг она. — Улица Строительная, двенадцать, корпус два, квартира пятнадцать. Записать?
— Нет, запомню, — сказал Шубин. — Только не выходи. Не надо. И мать не пускай. Пока не вернусь, не выходи, обещаешь?
— Обещаю, — улыбнулась Эля. Впервые он увидел ее улыбку с прошлого вечера. Блеснула золотая коронка. А он и забыл, что у нее золотая коронка.
Дверь напротив открылась, и оттуда выглянул громоздкий мужчина в пижаме.
— Привет, — сказал он, — гостей провожаешь?
В вопросе было плохо скрываемое презрение к соседке.
— Доброе утро Василий Карпович, — сказала Эля, не выпуская руки Шубина.
Этот человек был из другого, обыкновенного, сонного, вчерашнего существования.
— Чего-то света нету? — спросил он. — Не знаешь?
— А вы проверьте, — сказал Шубин, — нет воды, нет газа и не работает телефон.
— А что? — Человек сразу поверил и испугался. — Что случилось, да?
— Эля, — сказал Шубин, отпуская ее руку. — Я тебя очень прошу. Пройди по квартирам и еще лучше — возьми кого-нибудь из мужчин, на которых можно положиться. Сейчас люди будут вставать, они ничего не знают. Может быть паника, кто-то может заразиться… Ну не мне тебя учить.
— Хорошо, Юрий Сергеевич, — сказала Эля.
Она хотела еще что-то сказать, но Василий Карпович из соседней квартиры не дал.
— Да что случилось, я спрашиваю! — почти закричал он. — Ты можешь человеческим языком объяснить?
Перешагивая через две ступеньки, Шубин сбежал с лестницы. Хлопнула бурая дверь подъезда.
Холодный ветер ударил в лицо. Он нес колючие снежинки. Шубин надвинул капюшон аляски.
На улице рассвело. Он перешел улицу и оглянулся. Эля стояла у окна. Она смотрела вслед. Тут же рядом с ней возникло лицо Василия Карповича — значит, он уже проник к ним в квартиру.
Шубин прошел за соседний дом. И остановился у его угла, не оборачиваясь больше. Он понимал, что через несколько шагов уйдет из той обыденности мира, в котором еще ничего не произошло, который только сейчас начинает открывать, и то не во всей полноте, масштабы бедствия — как будто от гостиницы, где они провели ночь, до этих домов — много километров, и звуку несчастья еще предстоит их одолеть.
Конечно же, Шубин мог остаться у Эли и поспать еще несколько часов. Нет, он бы уже не заснул. Он-то знал, что жизнь этого и соседних домов — только видимость, а то, настоящее, к чему он принадлежит, начнется за углом.
И вдруг неожиданная мысль заставила его оглянуться.
Он посмотрел на Элин дом. Нет, не на четвертый этаж, а на первый. В трех, нет, в четырех окнах первого этажа открыты форточки. Значит, почти наверняка, там лежат мертвые люди. Лежат мирно, будто спят, но скоро эти двери взломают. Где водораздел? два этажа — гробы, три верхних — обыкновенные квартиры, где люди просыпаются и удивляются, почему нет воды и света. Водораздел — на втором этаже…
Больше он не мог стоять — он должен был оказаться там, где много людей, где что-то делается, где он может пригодиться.
Шубин вышел в следующий двор. Навстречу ему рванулся крик. У скамейки, на которой сидели, обнявшись, влюбленные, стояла, подняв руки, женщина и неразборчиво кричала. Можно было лишь разобрать:…мой девочка… девочка… Лидушка…
Хлопнула дверь, из дома выбежал другой человек, побежал к скамейке. Шубин быстро пошел стороной, к главной улице, к вокзалу.
Дворами Шубин вышел на главную улицу, что вела к вокзалу, как раз к арке, через которую он убегал от милиционера.
Сыпал снег, неровно, зарядами, зло. У кафе, где он сидел с общественниками, лежали тела. Возле них стояли два человека, непонятно зачем — просто смотрели.
По улице, вдоль домов, шел парнишка, лет пятнадцати, он нес туго набитый пластиковый пакет. Перехватив взгляд Шубина, он побежал, одна ручка пакета оторвалась, и оттуда начали вываливаться меховые шапки. Парень остановился и принялся собирать их, не спуская взгляда с Шубина.
— Зря ты, — сказал Шубин, — они зараженные.
Прижимая пакеты к животу, парень побежал в арку.
И тут Шубин увидел собственную кепку. Она лежала у края тротуара, совсем засыпанная снегом. Ждала его.
