Януш рассказывает об убийстве Рона Юханова, о мертвой актрисе в соседней квартире. Четверо официантов в блестящих фраках наводят порядок на столах, которые он разворошил. Уже заменены скатерти, принесены новые напитки за счет телеканала, всем «пострадавшим» посетителям вручены именные приглашения на следующий бал.
– …Человек, находившийся больше суток в непосредственном контакте с перформером, попадает в тяжелейшую гипнотическую зависимость… За спиной ни о чем не подозревающих актеров стоит спецслужба…
Полонского крайне раздражает, что он не видит зала. Здесь, на освещенной арене, создается впечатление, что он остался в одиночестве. Янушу вдруг приходит в голову, что все четыре тысячи человек доели, допили и давно разошлись, а он продолжает рвать глотку перед пустыми креслами, жмурясь под нестерпимыми лучами софитов.
– …Им не жалко посылать своих агентов… Федералы внедрили в актерский состав несколько десятков своих людей и заранее обрекли их на смерть, потому что не уверены в конечном итоге эксперимента…
Януш оглянулся на людей в президиуме и на несколько секунд сбился с мысли. Министр связи Кочергин как раз подливал соседке пепси, они посмеивались, о чем-то перешептывались, прикрыв рты ладошками. Губернатор задушевно беседовал с обоими финалистами «Последнего изгоя». Гирин поднял глаза и украдкой показал Янушу большой палец.
– …Они принудили нескольких богатых людей перелить свои капиталы на офшорные счета, а потом расправились с ними… Владелец фирмы «Салоники», куда также поступали деньги, вынужен был отказаться от своей доли и теперь скрывается…
Януша перебивает смех. Несколько секунд он хватает ртом воздух, пока не понимает, что смеются не над ним. За кулисами готовится к выступлению детский ансамбль. Они там запутались во флагах и шариках, воспитательницы бегают кругами, стараясь распутать, дети начинают нервно хохотать. Осветитель выхватывает из полумрака эту сценку, и сперва потихоньку, а затем все громче, вместе с детьми, начинают хохотать зрители в первых рядах.
А потом раздаются первые хлопки. Януш крутит головой, он еще пытается что-то сказать, но микрофон уже отключен. А вокруг хлопают все громче и чаще, вспыхивают люстры, рукоплещет весь зал. Полонский дико оборачивается, как загнанный в угол зверь, но никто его не преследует. Вокруг улыбки, жужжание стационарных камер, добродушный смех.
– Нет, вы видели такое?
– Это потрясающе! Лев Петрович, завтра все заголовки будут ваши…
Сбоку, уставившись в зрачок камеры, скороговоркой трещит парнишка с эмблемой первого канала на лацкане.
«…Забавный случай произошел только что на праздничном вечере в Останкино. Какой-то мужчина ворвался сюда, расстрелял охранников из сонника и стал кричать, что немедленно требует предоставления национального эфира. Вскоре оказалось, что это сам генеральный директор Останкино Лев Сибиренко. Таким оригинальным образом господин Сибиренко отметил очередной день рождения корпорации…»
Хасанов встает, с ним еще трое акционеров; Януш узнает их довольные лица по частым публикациям. Ему жмут руки, хлопают по плечу, возле него фотографируются…
«…Он заявил, что помимо штатного пистолета имеет мощную бомбу и приведет ее в действие, если его требования не будут удовлетворены… Ага! Мы только что получили запись инцидента, сделанную со стационарных камер, прямо в зале. Нам ее любезно предоставила служба безопасности телестудии…»
– Георгий Карлович? Это правда, что дознаватель погиб при невыясненных обстоятельствах?
– Нет, что вы. Он уволился и, кажется, уехал за рубеж… Честно говоря, мне очень жаль, что такой деятельный молодой человек не работает у меня.
Выкрики журналистов второго канала:
«…Сумасбродная акция генерального директора оживила скучное течение собрания. Как всегда, господин Сибиренко вовремя напомнил нам, что нельзя быть все время серьезными. Есть время работать, и есть время отдыхать!..»
– Друзья мои, я бы не назвал эту акцию сумасбродной! – под хохот зала Сибиренко обнимает звезда медиативного рока, известный всей стране композитор Петр Ласкавый. – Я стоял за кулисами, ожидая своего выступления, чтобы поздравить Льва Петровича и всех вас с замечательным успехом «Щербета», но не выдержал и выскочил раньше времени…
Петр Ласкавый так заразительно смеется; зал встает и устраивает ему овацию. Полонский смотрит на соседа с ужасом, но тут подскакивают дети и надевают им обоим на шеи венки.
– Пользуясь случаем, – рокочет Ласкавый, – я хочу внести лепту, предложить название для нового шоу, которое несомненно состоится… «Вечер истины», как вам?
– Отличная идея, поддерживаю! – Тряся животом, приближается Гирин, хватает Януша за другое плечо. – И не проводить такую программу слишком часто, чтобы не снижать остроты момента!
– Точно! – крики из зала. – Раз в месяц будет самое то!
– Молодец, Лева! Здорово их пропесочил!
Януша раскачивают из стороны в сторону, оркестранты раздувают щеки, шампанское льется рекой. Господин губернатор пригласил уже к танцу супругу господина Сибиренко…
– Мы быстренько накидали контракт. – От стола президиума с важным видом отделяется начальник юридического отдела. – Мы предлагаем господину Сибиренко место постоянного ведущего программы «Вечер истины»! Если он найдет время в своем напряженном графике, программа несомненно получит высший рейтинг!
Новый взрыв хохота, одобрительные аплодисменты.
– Как считаете, друзья? Потянет наш герой? – спрашивает у зала Гирин.
– Отлично! Потянет! Эй, Лев Петрович, пригласи меня, я все расскажу про то, как воруют туалетную бумагу!
Новый взрыв смеха. На сцене появляется детский ансамбль, но никак не может начать выступление.
– Нет, пригласите меня! Я знаю, где дрыхнут девчонки нашего отдела во время работы!
– Эй, господа, я на очереди! Я раскрою жуткую тайну пищеблока…
От хохота взлетают облака конфетти.
Януш закрывает глаза и летит в пропасть.
36. Шоу должно продолжаться
…Как они мне надоели! И Хасанов, и Лещенко, и Гирин, и остальные…
Я прикладываю ладонь ко лбу, я отгораживаюсь от них, чтобы хоть на секунду дать отдых глазам. Я ставлю локоть на стол и что-то небрежно строчу фломастером, стараясь периодически кивать в такт их вопросительным интонациям. После каждого моего кивка речь докладчика становится энергичнее, он швыряет фразы с горделивой уверенностью, он нанизывает одну запутанную формулу на другую.
Я слушаю главного инженера и думаю, что лет десять назад давно бы заткнул этот фонтан лизоблюдского красноречия.
