22.57
Рыцарь очнулся. Тело его сотрясал кашель, кровь стекала по подбородку. Вырубаться снова совсем не хотелось. Руки были крепко связаны за спиной. Он и пошевелиться толком не мог. Длинный металлический стержень удерживал его тело в вертикальном положении.
Левый глаз совсем не открывался, заплыл от удара. Голова горела, как в лихорадке. Он снова закашлялся, изо рта потекла кровь. Обвел взглядом комнату. Знакомые стены. Мастерская. Так значит, он у себя дома. Рыцарь сощурился. За мольбертом сидел какой-то мужчина, видны были только его ноги, торчавшие из-под огромного полотна, натянутого на подрамнике. На его деревянных краях танцевали огоньки пламени.
Так он и знал: рано или поздно Бринстон вернется, чтоб отомстить.
— Джон? — сиплым голосом окликнул Рыцарь.
Из-за горящего полотна донесся взрыв грубого смеха.
— Ответь мне, Джон! Ответь, черт бы тебя побрал!
— Так значит, ты ждал доктора Бринстона? — спросил мужчина с сильным немецким акцентом. И вышел из-за тлеющего полотна. На Рыцаря смотрели маленькие жуткие глазки. Эрих Мецгер сплошь состоял из противоречий. Хрупкий, но страшно сильный. Спокойный, но готовый взорваться в любую секунду.
Киллер скрестил руки на груди.
— Я тебя предупреждал: не надо становиться моим врагом.
— Где мои люди? Где охрана?
— Где? В аду, скорее всего. — Он улыбнулся. — Ты лучше себе под ноги посмотри.
Рыцарь с трудом наклонил голову, замигал заплывшим глазом. Он стоял на целой горе того, что некогда было антикварными столами и стульями, гобеленами и редкими книгами из его библиотеки. У ног были разбросаны пять полотен. Его любимые. Святой Петр. Святой Иоанн Великий. Святой Себастьян. Святой Георгий. И святой Андрей.
— Да как ты посмел трогать мои работы?
— Теперь ты моя работа, — ответил Мецгер. — Ты ведь обожаешь мучеников. Разве не хочется стать одним из них?
— Но ты не можешь…
— Уничтожая убийцу, я использую его же методы. Твои жертвы погибли, изображая мучеников. Но все эти твои святые мало меня интересуют.
— Такому еретику, как тебе, не пристало рассуждать о моих святых!
— Когда-нибудь слышал о доминиканском монахе по имени Джордано Бруно? — спросил Мецгер. — Он утверждал, что во вселенной бессчетное число солнц. Считал, что живые существа населяют не только нашу Землю, но и другие миры. Считал Иисуса не божеством, а всего лишь ловким фокусником. И церковь заключила Бруно в темницу. А инквизиция сочла его еретиком, и в 1600 году его сожгли на костре.
— Думаю, что безумец, подобный Бруно, как раз принадлежит к разряду милых твоему сердцу святых. Он мученик от науки.
— Да не таким уж выдающимся ученым был этот Бруно, — признался Мецгер. Схватил пылающее полотно и бросил его поверх горящей мебели. — Лично я уважаю его как радикала. Он погиб за идею.
— Мои святые — тоже.
— Ну, это вряд ли. Они умерли ради спасения. Потом узнали, что спасения нет. Уж определенно для тебя его нет и не будет.
Дельгадо видел, как языки пламени подкрадываются к его любимой картине, портрету святого Иоанна. Внезапно Мецгер выхватил полотно из костра и принялся разглядывать. На картине царь убивал мученика.
— Ранняя работа, — заметил Мецгер. — Совсем другой стиль. Не такой утонченный.
— Моя первая картина в этой серии, — сказал Дельгадо. — Царь Ирод Агриппа убивает святого Иоанна. Он был первым апостолом-мучеником.
— Перед тем как я убил твоего Кресса, он сказал, что ты писал свои модели, когда они умирали, — заметил Мецгер. — Но этого человека я узнаю. Он все еще жив.
— Ошибаешься. Давным-давно умер. Это единственный святой, чье лицо пришлось рисовать по памяти.
— Знаешь, я, пожалуй, повешу его у себя. Есть один друг, он наверняка оценит.
Рыцарь ощутил, как припекает босые пятки. И сквозь стиснутые зубы пробормотал:
— У меня в библиотеке сейф. Освободи меня, и я заплачу…
— Деньги мне не нужны, — перебил его Мецгер. — Благодаря Джордан Райан я теперь весьма богат. И потом, твоя библиотека… Не видать ей Нового года.
Рыцарь посмотрел на дверь в мастерскую. В проеме появилась женщина. За ее спиной танцевал не на шутку разбушевавшийся огонь.
— Ты сжигаешь мой дом?
— Нет, тут ответственность лежит на Франке. Лично у меня никогда не было пристрастия к поджогам. Пиромания — это не мое.
— Но мое имущество! — взмолился Рыцарь. — Неужели все сгорит?
— Все умрет вместе с тобой. — Мецгер приподнял зажатую в пальцах пробирку. Снял крышку, вытряхнул на ладонь крохотный зеленый росток. — Это Радикс. Или, по крайней мере, то, что Бринстон выдавал за Радикс.
— Отдай его мне!
Ассасин отшвырнул в сторону горящее полотно и поднялся на костер. Рыцарь открыл рот. Мецгер положил корень ему на язык. Мужчина проглотил растение.
Мецгер спрыгнул вниз.
— Что ж, сегодня узнаем, чего стоит это маленькое растение. — Он улыбнулся. — А заодно проверим, герр Дельгадо, насколько крепка ваша вера в волшебный корешок Бринстона!
23.15
Кипя от ярости, Джон Бринстон свернул с Бетлвей и помчался во взятом напрокат «Лексусе» к Мэриленд Ривер Роуд. После того как Кайлин с Шай мирно заснули в номере вашингтонского отеля, он уселся за компьютер и подключился к расставленным в доме Дельгадо в Потомаке камерам наблюдения. Одна из них находилась в мастерской. Бринстон видел, как какой-то мужчина привязывает потерявшего сознание Джеймса Дельгадо к высокому металлическому стояку. Бринстон увеличил изображение, взял лицо незнакомца в фокус. И даже подпрыгнул, узнав Мецгера. Тогда, захватив компьютер и «Глок», он выбежал из отеля. Мецгер и Дельгадо находились в одном и том же помещении в одно и то же время. Он должен добраться туда как можно быстрей.
Уже в машине он слушал разговор Мецгера с Дельгадо, прислушивался к шуму и крикам в мастерской. А через несколько минут снова покосился на лежавший рядом ноутбук и увидел, как Мецгер «скармливает» поддельный Радикс Дельгадо. Уже спрыгивая вниз, Мецгер заметил висевшую на стене камеру наблюдения. Выхватил пистолет, выстрелил.
Экран потемнел.
Бринстон чертыхнулся и закрыл ноутбук. Он был уже близко. Свернул к Брэдли Фармс, вдавил педаль акселератора. Бринстон бывал в этом доме тысячу раз, но в мастерскую заходил лишь однажды. Как и Дельгадо, Кайлин была художником, и несколько лет тому назад он взял ее с собой, посмотреть работы шефа. Все остальное время при нем хозяин дома держал мастерскую запертой.
