С архитектурной точки зрения базилика — любая церковь, построенная в Европе или вообще на Западе в восточном, византийском стиле. Возведенный по образцу Юстиниановой базилики святых апостолов в Константинополе, венецианский собор по стилю до того восточен, что путеводители нередко называют посещение этого храма реальной альтернативой посещению турецких мечетей, многие из которых — византийские соборы, превращенные в мусульманские дома молитвы.
Хотя Лэнгдону никогда не пришло бы в голову считать собор Сан-Марко заменой впечатляющим мечетям Турции, он готов был признать, что даже самый большой любитель византийского искусства может сполна удовлетворить свою страсть, если побывает в так называемой сокровищнице собора, укрытой в помещениях за правым трансептом, где хранится блистательная коллекция из 283 предметов: икон, драгоценностей, чаш для причастия, вывезенных после разграбления Константинополя.
Лэнгдон с облегчением отметил, что в базилике сейчас не так людно, как могло бы быть. Туристов, конечно, много, но по крайней мере есть место для маневра. Протискиваясь сквозь группы людей или обходя их, Лэнгдон повел Ферриса и Сиену к западному окну, где можно выйти на балкон и осмотреть коней. Хотя Лэнгдон не сомневался, что сможет понять, о каком доже идет речь, его беспокоил следующий шаг: как добраться до самого этого дожа? Что имеется в виду — его гробница? Статуя? Тут, вероятно, потребуется чья-то помощь: статуи в главном помещении собора, в крипте под ним и в северном трансепте над саркофагами исчисляются сотнями.
Заметив молодую женщину-экскурсовода с группой, он дождался паузы в ее рассказе и вежливо спросил:
— Прошу прощения, могу я сейчас увидеть Этторе Вио?
— Этторе Вио? — Женщина посмотрела на Лэнгдона странным взглядом. — Si, certo, ma… — Да, конечно, но… — Она осеклась, взгляд ее просветлел. — Lei è Robert Langdon, vero?! — Вы Роберт Лэнгдон, да?!
Лэнгдон доброжелательно улыбнулся:
— Si, sono io[55]. Можно ли мне поговорить с Этторе?
— Si, si! — Женщина знаком попросила группу минутку подождать и торопливо удалилась.
Лэнгдон и Этторе Вио, хранитель музея, однажды снялись вместе в коротком документальном фильме о базилике и с тех пор поддерживали связь.
— Этторе написал книгу о базилике, — объяснил Лэнгдон Сиене. — Даже несколько книг.
Пока Лэнгдон вел спутников по верхнему уровню к западному окну, в которое можно увидеть коней, Сиена по-прежнему выглядела странно обеспокоенной из-за Ферриса. Когда они дошли до окна и посмотрели в него против солнца, им стали видны силуэты мускулистых конских ягодиц. Туристы, гулявшие по балкону, разглядывали коней вблизи и наслаждались впечатляющей панорамой площади Сан-Марко.
— Вот и они! — воскликнула Сиена, двинувшись было к двери на балкон.
— Не совсем, — заметил Лэнгдон. — Лошади на балконе — это всего лишь копии. Настоящих коней Сан-Марко ради безопасности и сохранности держат внутри.
Лэнгдон повел Сиену и Ферриса по коридору к хорошо освещенной части помещения, где такие же четыре жеребца, казалось, бежали к ним рысью на фоне кирпичных арок.
— Вот оригиналы, — сказал Лэнгдон, восхищенно показав на статуи.
Всякий раз, когда он рассматривал этих коней с близкого расстояния, он не мог не поражаться фактуре поверхности и детальности мускулатуры. Лишь усиливала эффект от их кожи, от их рельефных мышц роскошная золотисто-зеленая патина, покрывавшая всю бронзовую поверхность. Вид этой четверки жеребцов, переживших бурные времена, но теперь сохраняемых в идеальных условиях, всегда напоминал Лэнгдону о важности бережного отношения к великим произведениям искусства.
— А вот и воротники, — сказала Сиена, показывая на декоративные хомуты на конских шеях. — Вы говорите, ими закрыли швы?
Лэнгдон уже рассказал Сиене и Феррису про диковинное «обезглавливание», о котором он прочел на сайте.
— Да, несомненно, — подтвердил Лэнгдон, двигаясь к информационной табличке, висящей неподалеку.
— Роберто! — громко раздался позади них дружеский голос. — Вы меня обижаете!
Лэнгдон повернулся и увидел протискивающегося сквозь толпу Этторе Вио — жизнерадостного седого человека в синем костюме, с очками на цепочке, перекинутой через шею.
— Как вы посмели приехать в мою Венецию и даже не позвонить?
Лэнгдон улыбнулся и пожал ему руку.
— Мне нравится делать вам сюрпризы, Этторе. Вы хорошо выглядите. А это мои друзья доктор Брукс и доктор Феррис.
Этторе поздоровался с ними и отступил на шаг, чтобы разглядеть Лэнгдона получше.
— Путешествуете с докторами? Вы не заболели? А почему так одеты? Итальянизируетесь?
— И не заболел, и не итальянизируюсь, — ответил Лэнгдон с усмешкой. — Мне нужны кое-какие сведения об этих конях.
Лицо Этторе стало озадаченным.
— Неужели есть что-то, чего прославленный профессор не знает?
Лэнгдон рассмеялся.
— Мне надо кое-что узнать про отпиливание конских голов для транспортировки во время крестовых походов.
По лицу Этторе Вио можно было подумать, что Лэнгдон осведомился о геморрое королевы.
— Боже мой, Роберт, — прошептал он, — мы об этом никогда не говорим. Если вас интересуют отсеченные головы, могу вам показать знаменитого обезглавленного Карманьолу[56] или…
— Этторе, мне надо знать, который из венецианских дожей приказал отпилить им головы.
— Ничего подобного не было, — защищался Этторе. — Я, конечно, слыхал эту легенду, но исторических подтверждений того, что какой-либо дож…
— Этторе, ну пожалуйста, исполните мою прихоть, — сказал Лэнгдон. — Эта легенда — про какого она дожа?
Этторе надел очки и посмотрел на Лэнгдона в упор.
— Ну хорошо. Согласно легенде, наших бесценных коней переправил сюда самый умный и лживый из венецианских дожей.
— Лживый?
— Да. Дож, который обманом вовлек всех в крестовый поход. — Он выжидательно глядел на Лэнгдона. — Дож, который взял деньги из казны будто бы для плавания в Египет… но потом изменил цель и разграбил Константинополь.
Это можно, пожалуй, назвать вероломством, рассудил про себя Лэнгдон.
— И как его звали?
Этторе нахмурился.
— Роберт. Я считал вас знатоком мировой истории.
— Да, но мир велик, а история — вещь длинная. Прошу вашей помощи.
— Ладно, тогда — последняя подсказка.
Лэнгдон хотел запротестовать, но почувствовал, что это бесполезно.
— Этот дож прожил почти столетие, — сказал Этторе. — Настоящее чудо для тех времен. Суеверные люди объясняли его долголетие тем, что он дерзнул забрать из Константинополя мощи святой Луции и привезти их в Венецию. Святая Луция потеряла зрение, когда…
