И если эта девушка родом из тех самых Леших… тогда понятно, почему Былятиха ее видит в первый раз, почему та не знает, кто такие Неревичи, и почему Искрен не мог прийти за ней в ее дом. Конечно, Лешии не отдали бы на сторону такую невесту! Да и как у них могла родиться такая лебедь белая, когда они сами там все уже корой и мхом поросли… И потому она не говорит своего имени: ее имя осталось в лесу, как в другом мире, а здесь, среди других людей и других обычаев, у нее имени вовсе нет.
— Все-таки не годится тебе так быть, одной, девицы сами по себе не живут и сами замуж не выходят, — сказала Былятиха, когда они уже приблизились к тыну. — Мы вот что сделаем. Иди ко мне в дочки, а я уж, как мать твоя, тебя постараюсь с Искреном сосватать. Хочешь?
— Хочу… матушка… — ответила девушка, робко оглядывая высокий, темный от времени тын и конский череп над воротами.
— Ну, иди, не бойся. — Былятиха взяла ее за руку. — У нас народ не злой, не прогонят.
Ей самой меньше всего хотелось, чтобы кто-то из стариков не одобрил ее находку. Именно такую дочку она всегда жаждала иметь — именно такой была бы та, погостившая в земном мире так недолго, если бы Морана не забрала ее. Такой же высокой, стройной, белой и румяной, с такими же яркими, полными жизненного огня глазами, с такими же черными бровями и ресницами, из-под которых взгляд сверкает, как молния. Немудрено, что Искрен, перебравший всех окрестных девушек и никого не полюбивший, выбрал ее. Даже если он впрямь как-то пробрался к Лешим и нашел в их зачарованной стороне такую красоту, как Лелю, — она стоила таких трудов.
Когда работники Лютичей пришли с полей, у них только и было разговоров, что про находку. Старики все перебывали в доме у Быляты, все поговорили с девушкой, но всем она сказала то же самое. Былятиха поделилась со стариками своими догадками насчет Леших — здесь тоже кто-то что-то о них слышал, и многие признали, что это очень может быть правдой.
— Ну, бери ее, раз нашла! — решил наконец старейшина Лютичей, дед Жилята. — Одну дочку у тебя боги забрали, другую дали. Как назовешь-то?
— Найденкой назови! — посоветовал другой старик, по имени Дрозд.
— Земляничкой лучше! — сказал Былята и ухмыльнулся. — Под кустом в траве нашла.
— Я ее Гостейкой назову, — ответила Былятиха и вздохнула. — Как первая моя девочка недолго у меня погостила, так и эта: сегодня пришла, завтра уйдет. Семнадцать лет мне ее не растить, не баловать — придут Неревичи, заберут мою красавицу, и приданое приготовить не успеем.
Вместе с двумя старшими женщинами Былятиха отвела новую дочку к ручью, обрызгала водой и дала ей имя. Теперь ее звали Гостейкой, и девушка улыбалась всем встречным, очень довольная, что у нее появился еще один, самый главный знак принадлежности к человеческому роду. И никто во всем роду не знал, почему для нее это так важно. Но зато все заметили, что, получив имя, нежданная гостья сделалась еще краше, и теперь даже старики, глядя на нее, удивленно качали головами и твердили, что не видели никогда такой красоты. Ну может быть, когда сами были очень молоды… но тогда ведь и все было гораздо лучше, чем сейчас!
— До Купалы ты у меня поживешь, доченька, а уж тогда Неревичи тебя к себе заберут, — говорила Былятиха, усадив Гостейку на лавку под маленьким окошком и вооружившись гребнем. — Как же ты косу-то в лесу истрепала — и не раздерешь теперь… Терпи, вон как все перепутано!
— А когда будет Купала?
— Как это — когда? Через три недели, как положено. Уж мимо него не пройдешь, не бойся.
— А три недели — это сколько?
— Род и Рожаницы! — Былятиха взмахнула руками, в одной из которых был зажат костяной гребень с конскими головками на концах спинки. — Да как же вы там в бору дни считаете? Или у вас там и великих дней не знают — снег пошел, так зима, а растаял, так лето? И богов забыли, не почитаете, как должно! Вот оттого и… Ну, что я с тебя-то спрашиваю? — Женщина спохватилась. Она уже прочно привыкла считать, что ее дочка — из рода Леших, а та не подтверждала, но и не опровергала этого. — Три недели — двадцать дней и один.
— Как долго! — простонала Гостейка и даже хотела обернуться, но Былятиха придержала ее голову, потому что пыталась расчесать самые спутанные пряди. — Неужели я его до тех пор не увижу?
— Увидишь, родная, увидишь! — утешила ее Былятиха, выпутывая из волос обрывки стебля какой-то водяной травы. — Ой, где же ты бродила ночью, родимая, чего только у тебя тут не запуталось! Того гляди, лягушка выскочит… Так вот, ты слушай, как у людей делается, я тебе все расскажу!
— Как у людей? — Гостейка оживилась и даже пошевелилась от нетерпения на лавке. — Расскажи, матушка!
— Сейчас все расскажу, слушай только! — Былятиха не удивилась. Конечно, девушке из такого рода, где братья берут в жены сестер, ни искать жен не надо, ни творить сложных обрядов по переходу из одного рода в другой. — До Купалы ты у нас должна жить, потому как мы теперь твои родители. Иначе нельзя, уважения не будет. На Купалу будут парни с девушками гулять, там он с тобой по порядку обручится, и ты все равно должна потом с девушками домой вернуться. Но только как обручишься, ты свой венок с головы в реку сбрось. Ну, девки тебя еще научат. Я Зорнице скажу, она девка толковая, приглядит за тобой. И вот вернетесь вы домой, а я с другими бабами, у кого дочери невесты, у ворот буду стоять, вас встречать. И как мы вас увидим, так запоем песню: где ты, дескать, дочка, всю ночь гуляла, где твой веночек лазоревый? А вы нам отвечаете: унесли, дескать, цветочки лазоревы да быстрые реки, унесли с ними и мою волюшку да красотушку. Зорянка тебя этой песне научит, она сама уже совсем замуж сладилась. И тогда, значит, на другой день придут их старики и отец жениха, а он сам не идет, ему нельзя…
Былятиха увлеченно рассказывала, в мечтах о близком будущем переживая все то, чего никогда уже не надеялась пережить, рассказывала о свадьбе, о том, как невеста прощается с чурами и печью, о том, как она отдает младшей сестре-девочке свою ленту-красоту. Гостейка слушала, и понятно было, что все это для нее совершенная новость. А Былятиха стыдилась спросить, обставляют ли Лешии свои свадьбы хоть какими-нибудь порядками или так и живут, как звери в лесу…
И совершенно не замечала, что из-под ее гребня, которым она старательно чесала еще немного влажную косу новой дочери, одна за другой падают капли чистой воды, на лету застывают белыми жемчужинками и теряются в зеленой траве, которой по случаю праздника был густо усыпан весь пол в полуземлянке…
* * *
Наутро Былятиха, быстро переделав все дела и наказав Неугомону и Немилу самим отнести старшим обед, отправилась к Неревичам. Путь был неблизкий, и давно перевалило за полдень, когда она наконец дошла. Правда, по пути ее ненадолго задержали: встретился родич, Звяга из Куделичей, искавший свою старшую дочь.
— Метелица моя пропала, так с Ярилина дня и не вернулась! — Обеспокоенный отец разводил руками. — Хорошо, что тебя встретил, кума! Говорили люди, будто у вас какая-то девица объявилась, что сама не знает, кто и откуда. Мы подумали: может, моя… Может, берегини ее в лесу повстречали и так закружили, что сама себя забыла? А? — И он с надеждой смотрел на Былятиху.
— Да что ты, кум! — Женщина всплеснула руками. — Ну, девку берегини могут заплясать до одури, это бывает, что и себя забудешь. Но неужели я-то свою племянницу не узнаю! Да разве я хоть одну девчонку со всей Капельской Лады не узнаю? Нет, кум, не твоя это.
— А моя куда же тогда девалась? — Звяга безнадежно огляделся, точно надеялся, что его старшая дочь сейчас вдруг возьмет и покажется прямо посреди пустого поля.
— Увели куда-нибудь, до Купалы не дотерпели! — Былятиха не очень встревожилась, потому что такие исчезновения вопреки порядку и обычаю время от времени случались. — Дело молодое.
— Да что-то не верю я… — Рыжий Звяга почесал затылок. — Она у меня разумница — не стала бы так…
— Лада велит — никакой разум не поможет. Ну, ищи, кум, Попутник тебе в помощь!
В угодьях Неревичей она сразу принялась расспрашивать, где найти Иверенева сына Искрена, и вскоре обнаружила его на одном из полей, где сеяли ячмень. Поговорив со старшими о приметах на урожай, Былятиха отозвала парня в сторону и зашептала. Старики понимающе ухмыльнулись. Они знали, что у самой Былятихи дочерей нет, но не сомневались, что она пришла спрашивать ответа за разорванный венок какой-то из племянниц. А Искрен, к которому, бывало, приходили с такими разговорами, был удивлен, взволнован, встревожен. Кончилось тем, что он попросил у отца позволения пойти с Былятихой к Лютичам.
— Зачем? — удивился Иверень.
— Невесту смотреть! — ответил ошарашенный парень.
— Да только что ведь всех пересмотрел!
— Этой, батюшка, еще не видел. А надо посмотреть!
