– Одно успокаивает, – примирительно сказал Цаца, – что жертвую я не за ради Империи, а за своих же товарищей. Теперь поживут они в свое удовольствие! Со всего мира сюда разбойники съедутся. Они тут свой Большой Конгресс сделают. Вот уж правда так правда, пришло наше времечко! Хватит, попили вы у нас кровь. Уже все правили понемногу: и цари, и аристократы, и военные, и бабы, и помещики, и Министры, и даже пролетарии и крестьяне, люмпены, проститутки и те правили, да что говорить, и наши ребята тоже не раз уже стояли у власти, настоящие воры и даже убийцы, но вот, чтобы открыто, не таясь, со всеми своими регалиями и со всем почетом, – такого еще не было никогда! Царство краймеров! Двухпартийная система – партия воров и партия убийц! Правые и левые... Я бы – с ультраправыми... – уточнил Цаца, где-то слыша такое слово. Его понесло: – Комендант у нас будет шестеркой, Прокурор останется, как есть, паханом, ветеранов назовем благозвучнее – рецидивистами, своя полиция, ну, там, банкир, министр...
Цаца не удержался и опять похлопал по плечу Шенка, но руку на этот раз отнял поспешно.
– ...Министра можно не менять, и так все ясно. Шенк пропустил мимо ушей.
– А то и царицу посадим.
– Что?! – Последнее заинтересовало Шенка. – И кого же вы видите своей царицей?
– Да уж ясно кого, – не раздумывая, ответил Жених. – Ни святого, ни уголовного в стране такого нет, кто бы не хотел видеть на царстве нашу Марию...
– Какую Марию?! – изумился Шенк Стрекоблок. – Марию? Племянницу Прокурора Калиграфка?!
Цаца хитро прищурился. Кожа на его лице дергалась и неуловимо «плавала».
– Кого же еще! – загнул он с ехидством.
Шенк был удивлен: в придворной борьбе за власть Мария совершенно никакого вида не подавала.
– Но почему... она?! – опять спросил Шенк.
– Откуда я знаю? Душа к ней лежит, вот… – подумав, ответил Цаца.
Это замечание почему-то особенно расстроило Шенка.
– Я хочу в клетку, – вдруг заявил Цаца, щурясь. – Тут солнце, а я отвык, мне к смерти готовиться надо, а не под ручку расхаживать.
От таких слов у любого могли брызнуть из глаз слезы умиления, но Шенк, внезапно захваченный какой-то тайной мыслью, бесстрастно сказал:
– Мы с вами не просто ходим тут, а общаемся, – это входит в предстоящий Обряд, считайте, что ваши обязанности Отца Будущего Наследника уже начались. Отец Матери Будущего Наследника и Отец, простите, Производитель, должны близко узнать друг друга с тем, чтобы остающийся жить, то есть я, Шенк Стрекоблок, мог сделать запись в специальном журнале, или Книге, обо всем, что узнал и почувствовал в отношении Отца-Производителя...
– Два убийства, кровавые ограбления, неудовлетворенность содеянным... – начал заученно Цаца...
Но Шенк прервал.
– Я это знаю, но в Книгу заносятся только личные впечатления, таковы правила, а ваших жертв я ведь лично не видел? – поморщился Шенк.
– А что это за Книга? – спросил Цаца с любопытством.
– Древняя, – ответил Шенк. – Такая древняя, что мы не знаем даже её языка, чтобы расшифровать в ней начало, самые первые записи.
– Мы тоже ваш протокольный, фраерский язык отменим в грядущем царстве краймеров и введем свой, – уверенно заявил Цаца и прибавил: – Но я надеюсь, ты не будешь вспоминать плохо об умершем в этой своей Книге?
...Потом Магнус, Истома, Художник, увидел, как эта невозможная парочка из упитанного – с одной стороны, и исчадия тюрем – с другой, наконец была разъединена охранниками, которые подошли, чтобы унести Цацу в клетку, и, наверное, в художественном мозгу Магнуса эта парочка рождала какие-нибудь символы и образы будущей живописной картины. И Мария шла к нему со стороны Резиденции – и он вдруг впервые заподозрил в ней, хищнице, возможность мамы, способной родить детей, а может быть, даже воспитать.
– Ну вот, Магнус, – сказала Мария, оказавшись с ним рядом. – Теперь я хочу вам кое-что показать, прежде чем попросить вас еще об одной услуге для нашей Ольги. Пойдемте...
И Мария направилась в ту же сторону, куда только что увели Цацу. Магнусу ничего не оставалось, как последовать за ней молча.
ГЛАВА IX
– Я вам покажу сейчас главную святыню Империи.
Они углубились в лес по ухоженной как на кладбище дорожке.
– Это старинная Усадьба,– говорила Мария, – о которой вы, может быть, слышали, а на самом деле она – Храм для нашего важнейшего священнодействия. Вы же не откажетесь взглянуть на Храм народа, которому прочите великое будущее?
Магнус стал было что-то отвечать, но споткнулся о выгнутый из-под земли корень сосны, и пока собирал разлетевшиеся мысли, Мария продолжала:
– Про Обряд я расскажу вам позже, а пока, как художнику, вам будет интересно просто взглянуть на наше национальное сокровище...
Как из-под земли вдруг вырос перед ними солдат, вооруженный штыком в ножнах на поясе. Солдат загородил им дорогу.
Мария молча уставилась на него, и Магнус почувствовал и узнал в ней тот нараставший экстерьер взбешенной фурии, в котором она утром уже представала его глазам на крыльце Резиденции.
Солдат стал мелко вздрагивать, но не сдвинулся с места. Можно было подумать, что его сковал ужас, но солдат произнес:
– Дальше нельзя. Это приказ Министра... Нам передали только что...
– Разве ты меня не узнал?
Врагу бы не пожелал Магнус в эту минуту видеть лицо Марии,
– Я... узнал... госпожа... Мария, – с трудом выговорил солдат. – Но... не велено пускать... именно... вас, госпожа Мария,
– А как тебя зовут? – вдруг спросила Мария ласково.
На ласку солдат как-то быстро сдался и просиял отзывчиво как котенок. Он назвал ей свое имя с готовностью.
Но еще не стихли колебания воздуха от звуков его голоса и Мария уже обратилась опять в ледяную статую.
– Итак, – произнесла Мария с своим патологическим бесчувствием, – ты обязан исполнять приказ Министра и ты его, конечно, волен исполнить, но там, – Мария даже не шелохнулась, чтобы показать рукой или кивком головы, где это «там», – в Империи, вне Заповедника, любой не задумываясь исполнит мой приказ, – Мария выждала несколько ужасных секунд и произнесла вовсе уже несообразное, как показалось Магнусу:
– И я уверена, что там у тебя остались родные и близкие, а может быть, еще и девушка...
Как бы ни был потрясен Магнус услышанным, но еще больше поразился он реакции самого солдата. Вместо того чтобы немедленно арестовать и сдать Марию полиции, тот вдруг проговорил несколько раз:
– Нет... нет... нет... – бросился в кусты и пропал, словно его и не было.
Мария проводила его вдруг потеплевшим взглядом.
– Что это с вами, Магнус?! – вежливо испугалась она, обратившись к потрясенному своему экскурсанту. – Успокойтесь, ничего с его родными и близкими не случится. Я только использовала родовой инстинкт... У нас ведь тут все еще родовой строй и общинные отношения, – добавила она.
– Вы этим не отличаетесь, – сказал Магнус, немного нервничая. – Такие ценности, как семья, – исконно человеческие и настолько земные, что прижились даже и в техногенной Цивилизации...
– Разница только в том, что не всюду может придти кому в голову шантажировать ими человека, – прервала его Мария нетерпеливо. – Наверное, за что-либо подобное в Большом Конгрессе можно здорово влипнуть. Но здесь, при общинно-родовых отношениях, это отличные когти, чтобы в них держать подданных, но... Вернемся к нашему делу, – сказала Мария. – Мы уже на подходе. Готовьтесь же, Магнус, увидеть самою святыню Большой Империи! Вы должны ее оценить по достоинству, во-первых, как художник, а во-вторых... Впрочем, это вы узнаете чуть позже, потому что многое будет зависеть от вашей впечатлительности...
И в эту минуту чудесные развалины предстали глазам Магнуса!
В глубине идеальной поляны, зеленой и ровной, словно ворсистый коврик, по которому просто невозможно было бы отказать себе в удовольствии пробежаться босиком (если конечно, в мире остались еще особи дикие достаточно, чтобы касаться голой, незащищенной кожей ступней ног мать сырой земли без брезгливости), вырастало из земли строение, наверное, этажа в два, настолько ветхое, что, казалось, сложено оно было не из бревен или кирпича, а из пушистого мха, который сплошь покрывал нежной зеленью всего этого монстра снизу доверху. Заповедный лес, в котором не ступала нога человека, – да и не могла ступить без того, чтобы не сломать ее тотчас в его невообразимом валежнике, – начинался сразу позади этого архитектурного динозавра, и оба они словно вросли друг в друга на веки вечные, один – своими стенами, а другой – стволами, в прошлом могучими, а теперь такими же мшистыми и зелеными, как и сам этот древний, наверное, первенец строительного искусства местного народа.
Выждав, пока Магнус напитается достаточно зрелищем, Мария шагнула на поляну и поманила его, но Магнус словно прирос.
