Впрочем, Драмиона — ха-ха! — недолго горевала и почти сразу нашла себе менее целеустремлённую мишень. Глядя на то, как она что-то рассказывает ангельским голоском, заложив ногу за ногу и подтянув юбку ещё немного вверх по гладкому бедру, а мой друг, восторженно оттопырив нижнюю губу, внимает, практически заглядывая ей в рот, я всё колебался, стоит ли посвятить его в тайну происхождения нашей новой одноклассницы, но в результате решил оставить, как есть. Гораздо интереснее будет понаблюдать, что предпримет Ромильда Вейн, когда увидит, как привлекательная блондинка вешается на плечо Рону. Я даже мысленно сделал ставку. Пять к одному на то, что именно мисс Розье потащит его под венец. …Если, конечно, Рон не надоест ей раньше. Драмиона Уизли — три в одном! Надо будет Диме идею подкинуть для следующего шедевра!
— Драмиона Розье, да? — в очередной раз хмыкнула Дафна.
Её, похоже, изрядно забавляло, как Панси каждый раз, как она произносит это имя, становится цвета свёклы и стискивает зубы. А вот Дафна оказалась на удивление злопамятной и теперь шпыняла подругу за все переживания, которые самой невольно пришлось вытерпеть, когда я с ними разошёлся в начале лета. Мы как раз вечером уселись за уроки, погрузившись в глубокие кресла, притащенные Кортни взамен таких же, но почему-то неправильного цвета, стоявших здесь раньше.
— Я тебя люблю, — тихо ответила Панси, пристально на неё поглядев.
Дафна широко распахнула глаза, так, что они стали почти круглыми, и открыла рот, не понимая, что только что произошло.
— Не так, как Лекса, конечно, — продолжила Панси, — но после него ты мне самый родной и близкий человек. Ближе тебя и Алекса у меня никого нет.
И снова уткнулась в свою книжку. Дафна медленно покраснела, нахмурилась и закрыла лицо ладонями. Через пару минут вздохнула, бросила учебник, обошла кресло, в котором поперёк разместилась Панси, и обняла её сзади за шею.
— Я тоже тебя люблю, — призналась она, целуя её в щёку. — Просто…
— Я не сержусь, ты не подумай, — улыбнулась Панси. — На самом деле, Драмиона Розье — это очень смешно, если рассудить!
— Вы только никому не рассказывайте! — попросил я.
— Что это ты такой милосердный? — недоверчиво поинтересовалась Дафна. — Неужто забыл всё добро, что он… она тебе нанесла?
— Для меня Драко всегда был пустым местом, — пожал я плечами. — Мелким злобным беззубым зверьком. Иногда, конечно, хотелось раздавить его, как червяка, но всё же мне отрадно видеть, что его нездоровое влечение наконец нашло себе другую отдушину…
— А проблемы несчастного Рона Уизли тебя, конечно, не волнуют! — закивала Панси.
— Если немного подумать, то по части интеллекта они друг друга стоят, — ответил я. — Рон, на мой взгляд, даже немного вдумчивее. У мисс Розье, разумеется, теперь имеется преимущество в виде безотказного оружия, но должен же Рон когда-то научиться пользоваться головой не только в шахматах?
— Когда в бой вступает безотказное оружие, мой дорогой, — улыбнулась Дафна, перемещаясь ко мне, чтобы тоже обнять и нежно подуть в ухо, — про голову можно забыть. На то оно и безотказное!
Пергидрольную Беллатрикс изрядно позабавила пересказанная МакГонагал сплетня. Дело в том, что, хотя она и выглядела сейчас года на двадцать три, тем не менее, Сириусу чтобы оказаться отцом такой взрослой красотки, нужно было пойти по пути деда и родного дяди и начать обзаводиться детьми уже к тринадцати годам. Конечно, во времена оные и не такое бывало, — всё-таки в средневековье люди жили не очень долго, и детьми стоило обзаводиться при первой же возможности, — то есть, когда только отрастёт всё, что надо, — но раньше мне преподаватели Хогвартса казались несколько более современными для таких суждений. Впрочем, сплетня — на то и сплетня, чтобы непропорционально искажать действительность.
— Когда он проснётся, чур, я ему сама скажу, — с смехом сказала она. — Вместе позабавимся!
— А то, глядишь, он тебя и удочерит вполне официально, — пожал я плечами, вызвав новый взрыв смеха. — Знаешь, чтобы решительно положить конец пересудам и перешёптываниям!
Я не стал спрашивать, как ей, именитой Пожирательнице Смерти, в голову пришла такая дикая мысль — отправиться в Хогвартс, чтобы учить детей. Уроки она вела, на мой взгляд, замечательно — вместе со Скримджером они составили план обучения для каждого курса, и далее она учила, ни на миллиметр не отходя от собственных методических разработок. Собственно, она оказалась первым преподавателем ЗОТИ, кто не придумывал уроки в зависимости от настроения и от того, чешется ли левая нога, а планомерно и терпеливо учила не рассыпаться на земле горсткой пепла в первый же момент после встречи с настоящим искушённым — и очень злым — соперником.
Впрочем, эта бессердечная убийца сама отчего-то нуждалась в моём одобрении. Или просто хотела выговориться, поскольку с другими преподавателями она намеренно держала дистанцию.
— Я же больше ничего не умею, Алекс, — пожаловалась она мне, когда мы занимались вечером по индивидуальной программе. — Не поверишь, даже пищу себе нормально приготовить не могу. Вот что бы я сейчас делала в Лондоне?
Для начала — нашла бы себе достойную пару. Ага, нашла бы! Закадрила бы какого-нибудь пустоголового красавчика, Заперла бы его в подвале, тренировала Круциатусы, а в один прекрасный день не выдержала бы и заавадила… Может, палочку у неё отобрать? Нет, я думаю, что заавадить она и без палочки может!
— Я привыкла одна, — вздохнула Беллатрикс. — И привыкла к опасности, к противостоянию. Здесь, в Хогвартсе, я одна. Когда я с Нарциссой, она окружает меня такой заботой… Как сестра родная, представляешь? Я раскисаю, и мне в голову начинают лезть всякие дурацкие мысли. Дурацкие и неблагодарные!
— В чём же они дурацкие, и что в них неблагодарного? — усмехнулся я.
— Дурацкие — оттого, что все мысли о мужчинах мне кажутся дурацкими, — нехотя пояснила она.
— Всё, дальше не надо! — попросил я.
— Да чёрта с два! — вспылила она. — Думать будешь прежде, чем в следующий раз спрашивать!
— Думать не буду, — заартачился я. — Я вообще редко это делаю! От этого в голове мысли заводятся! Всё, я уже не слушаю!
И демонстративно зажал уши руками.
— Вот тело помолодело, а с новым возрастом пришли уже, казалось, забытые проблемы, — пожаловалась Беллатрикс, игнорируя мою пантомиму. — Ты знаешь, что такое гормоны? Я уже и не помнила, с какой страшной силой тебя может тащить неизвестно куда эта дикая необоримая сила, которой ты даже не понимаешь…
— Меня никто никуда не тащит, — помотал я головой. — У меня всё есть!
— Вот-вот! — грустно улыбнулась она. — А меня что-то зовёт, и я даже не знаю, что!
— Тёмный Лорд со смертного одра в чужим мире, — предположил я. — Из последних сил тянет дрожащую руку и сипло взывает — “Беллатри-икс, Беллатри-икс!”
— Сейчас как дам больно! — пообещала она, сверкнув глазами.
— Прошу покорнейше простить, — смиренно пролепетал я, и она удовлетворённо кивнула.
— А неблагодарные мои мысли оттого, что в них присутствуют совсем не те, кому там следует быть, — сказала она.
— Я не хочу об этом слышать, — взмолился я. — Честно!
— Не моя забота, — отмахнулась она. — Путь ученика тяжёл и полон лишений. Считай это частью твоей тренировки!
— Может, лучше Круциатус? — взмолился я.
— Будет тебе Круциатус, — флегматично пообещала она. — Вот сначала расскажу только… Пока я жила у сестры, я часто ловила себя на мысли, что представляю себя и Люциуса…
— А-а-а! — закричал я, снова зажимая уши. — Спасите кто-нибудь разум невинного ребёнка от жестокого изнасилования!
— Глупо? — заметила она, не обращая внимания на мои вопли. — Конечно! Я сама знаю, что глупо, но слов из песни не выкинешь! Какой же идиоткой нужно быть, чтобы мечтать о человеке, которого всю жизнь воспринимала, как пустое место?
— Вот и хорошо, — согласился я. — Помечтала — и забыла. Это всё?
— Не всё, — помотала она головой. — Мне нравится Дэйв. Он такой…
— Убью! — крикнул я, отпрыгивая от неё и выхватывая палочку. — В тонкий блин раскатаю! Ступефай!
Конечно, раскатала она меня. Как всегда. Не в блин, конечно, а, скорее, в кучку мясного фарша — по крайней мере, после того, как она со мной закончила, ощущал я себя именно кучкой. А уж фарша или ещё какой-то субстанции — это вопрос гордости и самовнушения.
— На самом деле, ты сам виноват, — продолжила она, усаживаясь рядом и пользуясь тем, что я не то, что уши заткнуть — пальцем пошевелить не мог. — Когда мы с тобой оказались на той стороне, ты оказался совсем другим… И взрослым. Радуйся, однако, что тебя в моих мыслях нет…
— Педофилия, — выдавил я.
— Именно, — подняла она палец. — От семи до двадцати пяти без права на досрочное освобождение. Даже когда я видела тебя взрослым, я всё равно помнила, сколько тебе лет. А лет тебе слишком мало даже для той свихнувшейся от гормонов девчонки…
