— Зачем? — резонно удивился высокий.
— Дак это… в работники наниматься хочу, — осветила серый день мегаваттной улыбкой, брызжущей килотоннами искренности, Серафима.
— Да ни к чему нам работники, — пожал плечами коротышка. — Нашто нам, на зиму глядя, работники? Скажи, Журавель!
— Дак я заплачу за проезд-то, — не дала Журавелю высказаться на предмет необходимости работников на зиму глядя и выудила из кармана два медяка царевна.
Мужики моментально прекратили дискуссии, переглянулись, пожали плечами и согласились.
Хоть девка и дурная: и деньги потратит, и обратно пешком придется топать, а медяк — он и в Узамбаре медяк. Ее за руки никто не тянул.
— Ну, садись, коли не передумала. На тулупы, вон, навались, да овощными мешками укройся, не смотри, что грязные. У тебя самой юбка не много чище, да и не май месяц на улице, — кивнул на готовую к отбытию телегу высокий, погрузился сам, коротышка взялся за вожжи, и колымага тронулась.
Сначала по щербатой мостовой Нового Постола, потом по дощатым настилам Старого, после — по утрамбованному проселку, мерно покачиваясь, поскрипывая и подпрыгивая на колдобинах, тащилась широкая телега в далекие неизведанные Соломенники. И так же мерно, со скрипучими смешками и подпрыгивая на ухабах, лилась речь говорливого, явно в хорошем настроении, Журавеля.
Сначала он угостил нежданную попутчицу пуленепробиваемой ириской размером с пол-ладони, от которой челюсти ее почти мгновенно слиплись, а потом завел сбивчивый, но бесконечный рассказ про лошадь свою, про жену, про дочку, про бочки, про козу, про колбасу, про моркошку, про картошку, про репку, про бабку, про внучку, про Жучку и про кошку…
— Ста-аять — человек пять! — проснулась Серафима от залихватского выкрика едва не над самым ее ухом.
Глаза ее распахнулись, и узрела она почти над собой хмурую черную конскую морду.
Морда недовольно раздула ноздри, оскалила длинные желтые зубы и коротко всхрапнула.
— Но, балуй, бусурманское племя! — сурово попрекнул морду тот же самый залихватский голос. И тут же деловито продолжил:
— Чего везем, чего прячем, жить хочем?
В неярком свете ноябрьского полдня поверх недовольной морды сверкнул изогнутый породистый клинок.
— Чё рассялись, мужичьё! Давай, вываливайся! — поддержали его не такие лихие, но так же брызжущие воодушевлением голоса слева и справа. — Карманы, пазухи выворачиваем, помощи не ждем!
Разбойники!..
Ограбление!..
Ну, наконец-то!!!
Серафима, стараясь не выдать не приличной моменту дикой радости, отвернулась, поднесла пальцы к губам, чтобы подать условный сигнал под названием «свист» следующей в глубоком тылу группе поддержки и… не смогла открыть рот ни на миллиметр.
Ириска!!!!!!
Свирепые, отчаянные, а временами просто жуткие, быстро сменяющие друг друга и соответственно озвученные гримасы девушки под мешками заставили отшатнуться даже лошадь.
И привлекли внимание ее пассажира.
— Ой… А чё это, девка-то у вас бесноватая, что ли? — с опаской отодвинулся он подальше вместе с седлом.
— Да нет, здоровая в городе вроде была… — упустил шанс воспользоваться единственным оружием устрашения Журавель.
— Это ты ее, атаман, лошадём своим заморским напугал, — завистливо заржал кто-то впереди.
Один тут, один там, двое слева, один справа.
Пятеро.
Счастливое число.
Минуты через три-четыре-пять максимум Спиридон с гвардейцами будут тут и без моего посвиста, и нас можно будет поздравить с почином.
Значит, надо просто продержаться три-четыре минуты.
Минуты две из которых уже прошло.
— В бочках чего везем? — посчитал ниже своего достоинства реагировать на комплимент атаман, и перенаправил внимание на мужиков. — В мешках? Под досками чё спрятали?..
Острым концом сабли он поддел шапку мужичка пониже, и та слетела в замерзшую грязь.
— Не спи, лапоть, шевелись, доставай добро, а то за ней и голова покатится!..
— А, могеть, у них и нетуть ничего? — с сомнением глянул на атамана горбоносый грабитель в новой барсучьей шапке.
— Да как так нетуть, — передразнил его всадник. — Всё у них есть! Я этого длинного жука знаю — он в Соломенниках чуть не первый богатей: у него две коровы, овец десяток, да дом на два этажа!
— Там не два этажа, там чердак с окошком! — возмущенно поднял голову Журавель и тут же получил кулаком в ухо.
— Поотпирайся мне еще тут, куркуль! Червень сказал «два», значит два!
— А две коровы — разве много?! — не унимался обиженный не столько кулаком, сколько несправедливостью мужик.
— Много! — нагло заржал атаман. — У меня-то вообще ни одной нет!
— Кончай болтать! Кажь добро, пока цел! — злобно сверкнув единственным оком, замахнулся на него мечом другой разбойник.
А на девицу в телеге обратил внимание высокий блондин в черном валенке.
Или в сером лапте — смотря с какой стороны посмотреть.
— А ты чё тут развалилась, как на печи? — состроил зверскую рожу и продемонстрировал огромную шипастую палицу он. — Вылазий, отдавай чего ценного есть! Деньги, кольца, серьги, еще чего?
Царевна, печально мыча и не спуская с физиономии выражения безнадежного кретинизма, неуклюже выкопала себя из-под мешков и тяжело перевалилась через край телеги на землю.
Минута?
Не прекращая бессловесно жаловаться на жизнь, она повернулась лицом к возу и стала один за другим брать мешки, которыми укрывалась, и тщательно и очень медленно выворачивать их, долго вытрясая каждый перед окружившими ее двумя бандитами. Те провожали каждое ее движение алчными взглядами, словно ожидая, что вот-вот из мешка посыплется доселе незамеченное несметное мужиково богатство.
В это время двое других пеших грабителей были заняты перетряхиванием всего содержимого телеги вместе с крестьянами.
— Как следует ищите! Эти бараны деньги так хоронят, что нормальному человеку ввек не догадаться! Доски поднимайте, доски! — мучительно переминаясь в красном седле, командовал атаман, похоже, больше привыкший сидеть на стуле, чем на лошади, и готовый с превеликим удовольствием в любую минуту этого коня променять на самую неудобную табуретку. Но атаман верхом на табуретке и атаман верхом на коне — две вещи, сравнению даже не поддающиеся, и поэтому он терпел.
Ноблесс оближ…
— Да давай их порешим к веряве! — отшвырнув в придорожную поросль последний валенок, раздражено воззвал к несправедливости толстогубый и толстомордый разбойник. Второй злобно махнул огромным кулаком и попал Журавелю в скулу. Мужик, не проронив ни звука, кубарем отлетел под ноги своей лошадке.
Драчун заржал.
— Знаю я ихнего брата! Сдохнут, а не скажут, где деньги! Ищите, ищите!.. — сквозь стиснутые зубы ожесточенно процедил атаман.
Еще две минуты?
Жестом фокусника, готовящегося достать из развернутого носового платка договор со швейцарским банком, царевна повернула заплатанную рогожу так, эдак, сикось-накось, и еще раз — в обратном порядке.
— Чё ты пылишь, дура, чё пылишь?!.. — не выдержал разбойник с мечом и свирепо рванул из рук царевны седьмой, но не последний мешок. — Ценности давай!
Его соратник в это время был занят протиранием кулаками запорошенных мелкой землей глаз под подобающий аккомпанемент слов и выражений.
Серафима неспешно и со вкусом[29] промычала «сам дурак» и принялась за следующий номер программы — загадочные жесты руками.
Еще минута.
НУ ГДЕ ИХ НОСИТ?!..
— Чё ты мне тут граблями машешь, чучело! — продрал, в конце концов, замусоренные очи обладатель палицы и сразу же перешел к операции возмездия. — У-у-у, убил бы!..
«И что тебе мешает?» — издевательски и абсолютно безнаказанно промычала жертва, но бандиту провокации и не требовались.
— А ну, снимай тулуп, идиётина! Чё под низом прячешь, кажи! — ухватил он ее за воротник и попытался запустить руку за пазуху.
Ах, так…
Скорбно сморщившись, царевна затрясла головой, прикрыла грудь руками и несколько раз потыкала пальцем в кусты.
— Чеканутая, а стешняется, — загоготал меченосец. — Иди, она тебе покажет, чего прячет! А потом и я погляжу!
Жертва энергично закивала и замычала в неистовом одобрении.
Воодушевленный таким поворотом событий, разбойник ухмыльнулся, подхватил с телеги палицу для солидности и, не выпуская воротника из кулака, потащил добычу в укрытие.
Оказалось, что прятала Серафима засапожный нож.
Но, вопреки данному обещанию, разглядывать его бандит не стал, потому что, едва скрывшись из виду многозначительно гогочущего товарища, быстро и тихо перешел в лучший из миров.
Нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу и заинтересованно поглядывающий в вечнозеленые и вечноколючие заросли меченосец к удивлению своему увидел, как из-за веток выглянула сумасшедшая девица в расстегнутом тулупе, начала было призывно разматывать свою юбку странной конструкции, успешно дошла до третьего витка и вдруг пропала.
