Ознакомительная версия.
– Ты больше не сердишься? – спросил юноша, клацая зубами и потерянно глядя в темные глаза, окруженные лучами мокрых ресниц.
– Отдубасить тебя я всегда успею. – Маруф потрепал его рукой по волосам. – А сейчас снимай все остальное, надень что-нибудь теплое – и в постель. Да поживее, а то, не ровен час, опять осерчаю, – и пошел переодеваться.
Скоро Доменг пригрелся и уснул. Метта и Маруф забились в свой угол и тихо разговаривали.
– Это правда, что у тебя несколько жен? – спросила она, пытаясь высвободить руки из его ладоней.
– Правда, – ответил тот, и не думая ее отпускать.
– И красивые девушки для тебя танцуют?
– Еще какие красивые! – Он привлек ее к себе.
– Не слишком ли ты здесь задержался? Погостил – пора и честь знать, – отвернулась она, прогибаясь в кольце его рук.
– А я не собираюсь никуда уезжать! – заявил он. – Если хочешь меня отсюда выгнать, предупреждаю заранее – у тебя ничего не выйдет.
– Совсем ничего?
– Даже не пытайся. Ты меня знаешь.
– Это сущее безумие, – прошептала она, пряча вспыхнувшее счастьем лицо у него на груди.
– Что ж, значит, я безумец, – нежно сказал он, прижимаясь щекой к ее непросохшим волосам, – и предпочитаю оставаться в этом качестве.
К вечеру распогодилось. Дождь утих, в разрывах клубящихся туч засветились редкие голубые звезды. Ночь прошла спокойно, а новый день ознаменовался безоблачным синим небом, приветливым морем и легким ветерком, напоенным благоуханием трав, листьев и испарениями влажной земли. Истомившись вынужденным бездействием, члены отряда высыпали из пещеры и с удвоенной энергией заплескались в невысоких, подернутых солнечной рябью волнах.
У Маруфа был совершенно здоровый вид, но он вынужден был сдерживать возродившуюся природную живость, чтобы оправдать нежелание заходить в воду при Метте. Пока его более удачливые друзья резвились в море, он отошел подальше и сел на большой валун под утесом. Настроение у него было не самое лучшее. Отрадное солнечное утро не могло разогнать невеселых дум. Он набрал горсть еще мокрых после дождя камней и стал их разглядывать. Каждый камушек был ярким, узорчатым, расписанным фантастическими неземными пейзажами. «Отчего я раньше ничего не замечал?», – думал Маруф, снова и снова открывая новые миры в каждом обточенном осколке породы.
На его руку легла тень. Кто-то сел рядом на валун, но хранил молчание, не желая отвлекать от созерцания нежданно открывшейся красоты.
– Взгляни, какая глубина, какие удивительные теплые краски, – сказал Маруф, протягивая зеленовато-голубой камень, еще не зная, кто из друзей сидит рядом. Камень матово блеснул и уютно лег в подставленную знакомую ручищу.
– Это ты, – устало произнес Маруф. – Что, пришел меня добить?
Страха не было. Он лишь думал о том, как предупредить друзей, не делая резких движений, чтобы не разозлить Фейронда.
– Не для того я тебя оставил в живых, чтобы сейчас убивать, – спокойно ответил тот, разглядывая камень хранившими золотой свет глазами. – И за друзей не беспокойся. Больше я никого не обижу. Слово мое твердое. Ты – мужчина, должен это понимать. Устал я от своего лиходейства. Еще знай – ты один примирил меня с жизнью и смертью, и за это будет тебе от меня благодарность. Но это позже, а пока позови ко мне твою девушку.
Маруф повернул голову и окинул его взглядом. Вид великана разительно изменился. Некогда спутанные пепельные волосы сейчас были гладко расчесаны и, серебрясь, тихо шевелились на ветру, как ковыль в степи. Одет он был в чистую просторную хламиду, спадавшую до земли. На согбенной спине лежал груз страшных лет и отпечаток вечности на изрытом морщинами лице. Сквозь нынешний благообразный облик изнуренного тяжким путем странника проступал неистребимый отблеск былого драконьего величия.
Метта уже бежала к ним от воды, на ходу набрасывая на себя махровый халатик. Она остановилась в трех шагах от гиганта и решительно произнесла звонким голосом:
– Не тронь его, Фейронд! Я тебе не позволю! Сначала придется сразиться со мной!
– Да куда тебе против меня, рыбонька морская? – ласково сказал великан. – Собралась со мной воевать? Не пал я еще так низко, чтобы причинить вред своей племяннице. – Он протянул к ней руки, как к ребенку. – Поди ко мне, жар-птица. Знаю, стар я, безобразен и не смею прикасаться к тебе своими нечистыми руками, и все же не откажи горемыке в милости. Может, это последняя крупица радости, какая осталась мне в жизни.
Она медлила, но сострадание и прощение, как всегда, одерживали верх над всеми другими чувствами.
– И вовсе ты не старый, – возразила девушка, шагнула к дракону и обняла его за шею.
Маруф, не понимая их языка, почувствовал неприятный холодок и беспокойно встал, увидев, как Метта утонула в медвежьих объятиях, но опасения его рассеялись при виде выражения безграничного счастья, озарившего лицо Фейронда.
– Если ты простила меня, дитя, может, и Бог простит, – прошептал дракон.
– Так это твой избранник? Любишь его? – спросил он, кивая на Маруфа. – Ну, ну, не плачь, горлинка лесная, – он отер громадным пальцем ее щеку. – Больше ни одной слезинки не скатится из этих прекрасных глаз, не будь я Фейронд!
– Я позову Алнонда. Отец очень хотел с тобой повидаться.
– Он уже идет. Лучше успокой своих друзей. Скажи, что им ничего не грозит.
Купальщики как раз показались на поверхности, сняли маски и, разглядев собеседника Метты, закачались головами на воде, как глазастые буйки. Выбросившись на берег, словно рыба, идущая на нерест, они стали в лихорадочной спешке натягивать одежду, так, как будто от этого зависела их жизнь.
– Подойдем к ним? – спросила Мари, влезая в кроссовки Рене.
– Нет уж, увольте, – отозвался тот, остервенело пытаясь содрать с ног приросшие ласты, – перспектива быть поджаренным меня как-то не прельщает. Отдай мои кроссовки, они тебе велики. Может, нам тихо смыться? – осенила его счастливая мысль.
– Скажешь тоже! Разве мы трусливые предатели? – пристыдил Андрей, порываясь засунуть руку в штанину брюк. – Я, например, его совсем не боюсь.
– Я что ли боюсь? Никто его не боится, – стуча зубами и путаясь в полотенце, поддержал Доменг. – Ух, вода сегодня холодная, как лед, так до костей и пробирает!
Маруф и Метта отделились от великана и направились к ним, а с утеса по обрывистой тропе спускался Алнонд.
– Что ему надо? – спросил Андрей Метту.
– Пока не знаю. Все прояснится после его разговора с отцом. Он передал, чтобы вы его не опасались. У него мирные намерения.
– Останемся здесь, – приободрился Рене, – посмотрим, что будет дальше. В присутствии Алнонда мы в безопасности.
– Рад видеть тебя, брат, – сказал Алнонд, опускаясь к ногам сидящего Фейронда, при этом головы их оказались на одном уровне. – Долго я ждал этого дня, уже и не чаял, что свидимся. Забыл ты меня совсем. Теперь и не вспомню, когда мы в последний раз встречались.
– Никогда я тебя не забывал и знаю обо всем, что тебя постигло. Думал, хоть на твое счастье порадуюсь, но и к тебе судьба не была милосердна – известно мне, что твоя жена погибла, и тоже по вине людей.
– То была трагическая случайность, – опустил голову Алнонд.
– И это говорит мудрый дракон, проживший двести с лишним лет! Нет, брат, там, где оружие, случайностей не бывает. Для того его и создают, чтобы кто-нибудь погиб, и в данном случае жертвой оказалась твоя жена. Однако я рад, что ты не озлобился и не повторил моих ошибок. Кем бы я был, если бы убил возлюбленного твоей дочери? Я оказался бы не лучше тех убийц, что отняли у меня Дарту.
– Ты давно уже не лучше, – откровенно высказался Алнонд. – Сколько невинных жизней ты загубил, и тем самым загубил себя. Душа твоя стала черной, как ночь. Долго еще предстоит ей скитаться по дорогам, указанным Создателем, прежде чем она очистится.
– Знаю, – ответил Фейронд, не отрывая лучистого взгляда от голубеющих морских далей. – Потому и шел я к тебе с просьбой, чтобы ты убил меня, как некогда постановил Совет. Дарту мне долго искать придется, так зачем тратить время и влачить жалкое существование здесь, на Земле. От тебя смерть принять было бы великим подарком для проклятого дракона. Жить мне стало невмоготу, а покончить с собой не дает страх перед Вечностью – темны ее пути для самоубийцы, а Дарта моя парит в океане света. Ты уж прости, что я собирался просить тебя взять грех на душу.
– Ради тебя я пошел бы и на такую жертву. Только зачем тебе раньше времени сводить счеты с жизнью? Ты мог бы еще послужить Великой Матери и искупить то зло, что ей причинил. А после мы вместе отправимся к нашим любимым.
– Нет, мой преданный друг, добро надо творить с чистой душой. Нет мне места среди Целителей, но, кажется, нашел я выход намного лучший, чем тот, что замыслил вначале.
Алнонд испытующе посмотрел на него, но ничего не увидел. Фейронд по-прежнему никого не впускал в свои мысли.
Ознакомительная версия.
