“Они” — это та сладкая парочка, что, прибыв к бездыханному телу в доме уже наложившего в штаны и приготовившегося к смерти Дурсля, успела привести оригинал в сознание настолько, чтобы сгрузить его память в Омут. А потом, запоров две “болванки”, всё-таки успешно “записала” третью.
— Никак, — просто ответил я. — У меня стопроцентное зрение, — я снял очки и протянул их крёстному. Бродяга сразу же их натянул и принялся вертеть головой, пытаясь уловить хоть какое-то искажение.
— А зачем ты их носишь?
— Так положено!
— Кем? Кому? — продолжал допытываться Сириус. Я приготовился было его отшить, но тут в дверь с силой ударили. Я с тревогой посмотрел на крёстного, но тот лишь кивнул. Значит, дверь придётся открывать мне. Ба! Знакомые всё лица! На пороге стоял ещё один из тех, кому мне предстояло помочь. Ну, или кому предстояло помочь мне.
— Щеночек? Бродяга? — перечислил собрание вошедший Римус, а потом хмуро воззрился на Сириуса: — Звал, зверюга?
— На себя посмотри! — отозвался крёстный. — Так получилось, друг, так получилось.
— А что это у нас тут? — Лунатик, наконец, разглядел койку с оригиналом и заинтересованно подошёл поближе. Я уселся в углу, пряча уши между коленок и закрывая голову. Тишина. Ничего не понял. По-прежнему тишина. Я, почему-то, предполагал, что Люпин должен быть более диким, а Блэк наоборот — сдержанным. И, соответственно, эстраполировав агонию крёстного на Римуса, ожидал чего-то совершенно кошмарного, но к такому я определённо не был готов. Я поднял голову.
Лунатик стоял у койки, обеими руками прижав руку оригинала к груди, и у него из глаз текли слёзы. Он оплакивал последний осколок того, что осталось в этом мире от его друга. Собственно, этого я и добивался. Вряд ли остался на свете человек, которому был бы чем-то дорог Джеймс Поттер или его сын, кроме этих двоих. Все, кто были нужны для последнего прощания. Поразительно, конечно, неужели Джеймс был настолько незначителен, пусть даже и оставаясь последним представителем чистокровной семьи, что не оставил следа в сердцах? Или всё дело в сценарии, по которому Поттеры были важны лишь с целью усилить страдания героя и поднять тираж?
Мы сидели в том же баре, что и полтора часа назад с Сириусом. Взрослые были подавлены и молчаливы, я же просто размышлял, что делать дальше. Меня из забытья вывел голос крёстного. Я очнулся:
— А?
— Я говорю, что так просто нам Дамблдора не завалить, а вот Северус нам вполне по зубам. Ну, и родственник твой этот!..
Я вздохнул. Понятно. Значит, будем читать Сценарий.
— Нет, Бродяга, сделать с ними что-то сейчас невозможно в принципе. А для того, чтобы понять, отчего, вам обоим нужно кое-что прочесть. Это снимет много вопросов и даст всю необходимую информацию. Потом мы соберёмся, и я сделаю доклад о том, какие шаги я предпринял за то время, что я владею этим знанием.
Римус смотрел на меня с удивлением:
— Ты знаешь… — тут он замялся, не решаясь произнести моё имя, а крёстный, бросив на него гневный взгляд, с силой ударил кулаком по столешнице. Сидящие вокруг посетители испуганно втянули головы в плечи, всерьёз опасаясь, что этот здоровенный отморозок в косухе сейчас начнёт ломать и крушить.
— Какого чёрта, Римус? — выкрикнул он. Ну, то есть, он сказал совсем по-другому, но общий смысл был таков. — Даже если он не сын Джеймса и Лили, для нас он по-прежнему — наш Гарри! И ты это знаешь!
Люпин сидел, понурив голову:
— Прости, Гарри, я виноват! Бродяга, конечно, прав. Прости! — он поднял на меня виноватый взгляд.
— Ты не должен забывать, Лунатик, — примирительно сказал я, — кто лежит в той комнате. Никто их нас не должен забывать. А ещё вы оба должны узнать, почему. Иначе мы не сможем ничего изменить.
Оборотень прокашлялся.
— Я хотел сказать, Гарри, что ты сильно изменился за последние несколько недель. Я теперь понимаю, отчего, и мне очень жаль, что так случилось.
Разговор, наконец-то, пошёл. Упоминание того, что мы должны были сделать, вырвало Сириуса из цепких объятий хандры, и сразу же вся его энергия, накопленная в эти тягостные минуты, выплеснулась на меня в тройном объёме. Главное, что его интересовало — почему же он не может аппарировать в Проезд Приветов и откусить голову Дурслю прямо сейчас. Мои ответы вроде “потому что” его не удовлетворяли. Пришлось опять воззвать к Френсису Бейкону и уговорить его потерпеть до тех пор, пока он не узнает полной картины происходящего.
— Меня очень сильно беспокоит конспирация, — пожаловался я крёстному.
— А ты её меньше чеши! — незамедлительно отозвался тот.
— А что, собственно, вызывает необходимость конспирации? — простодушно поинтересовался Люпин.
— Римус, мы же вынашиваем заговор! — ответил я.
— И?
— И то, что все заговорщики должны соблюдать конспирацию! — сказал я.
— Гарри хочет сказать, что нам не стоит обсуждать то, как мы собираемся перегрызть горло Бамблодору, за совместным ужином в его присутствии.
— Ну, не настолько же мы… — начал было Лунатик.
— Вообще никаких ушей или глаз рядом быть не должно! — отрезал крёстный.
— У меня, к примеру, под половицей лежит такая штука, что пан Директор меня за неё в порошок сотрёт, узнай о её существовании! — добавил я.
— И что мы должны делать? — спросил Римус
— У меня есть ещё один дом, — сказал Сириус. — Один из, — хитро улыбнулся он мне. — Ты, как мой наследник имеешь полный доступ, до трёх гостей я могу добавить, добраться туда можно либо по адресу, либо через подземный ход от Гриммо. Перетащишь свои секретные штучки, там же и будем обсуждать дела.
На том и порешили. Теми же подземельями мы вернулись в дом, полный потенциальных шпионов “общего блага”, и там произошёл жесточайший облом! Ну, то есть, нас ждали! Хорошо, что вынырнувший из буквально из ниоткуда крёстный, натолкнувшийся на рыскавшую, как ищейка, по всему дому Молли, сразу же увёл её искать меня в другое место, и мы с Лунатиком смогли выйти наружу, но дальше процесс встал. Уже буквально через полчаса от Сириуса исходила такая жажда убийства, что только такие непрошибаемые особи, как Уизли, не могли её почувствовать. Гермиона сначала забилась в уголок и боялась там дышать, а потом вовсе сбежала в комнату, выделенную ей и Джинни. А Дабл-одор, в какой-то момент по-хозяйски вылезший из камина, тут же забрался обратно. Даже не поздоровался. Какой невежливый человек!
Началось всё с того, что я попытался улизнуть к себе, чтобы забрать вещи. Ага, три раза!
— Гарри, а куда ты так рано? Разве тебе с нами не весело?
“Весело, аж выть хочется!”
— Нет, Молли, мне просто хотелось пораньше лечь…
— Рон, дорогой, ты слышал? Гарри сказал, что ему пора в постельку!
“А одному мне в постельку, что, совсем никак?”
— Мам, а чо опять я?
“Вот именно, почему опять я?”
— Да я не в том смысле, просто хотелось полежать, отдохнуть…
— Лучший отдых — с друзьями в гостиной! Посидите, поговорите!
“А то я с ними не наговорился за эти годы!”
— Вот, и Джинни с вами пойдёт!
“Точно, куда же без неё!”
— Давайте, детишки, вперёд!
— Мам, я же ещё не доела!
“Да ты, вообще, недоедаешь по жизни!”
— А я бы ещё добавочки! — жалобно протянул Рон. Читай, в доме ещё не вся еда уничтожена! Зато честно! Вот, в этот момент Гермиона в угол и шарахнулась. Что удивительно — вчера всё было точно так же, но Сириусу было по барабану. Вчера он был благодушен и расслаблен, рядом был любимый крестник и Щеночек. А сегодня остался только я. В какой-то момент мне удалось отойти от Уизлей на пару шагов и шепнуть Сириусу, что именно искать у меня под кроватью, где расположены половицы и они как поднимаются. Так нет же, мать благородного семейства и его хотела припахать к общественным работам. Это она что, к нему клеится? У неё вообще зеркало есть? Сириус по-тихому притащил рюкзак, и мы прошмыгнули в переход. Там я достал два раза по три первых тома, решив, что этого на сегодня-завтра должно хватить, отдал вместе с рюкзаком дядькам и вернулся на Голгофу. Будь я проклят!
Я с Уизлями сидел на кухне и поглощал завтрак, приготовленный Молли. В одном ей не откажешь — вся её жрачка вызывает желание есть ещё и ещё. Побольше масла, чеснока, кетчупа и бекона — вот залог успеха! Как-то она даже приготовила концентрированный успех — бекон сначала крошится, потом обжаривается вместе с порезанным чесноком, потом это всё заливается кетчупом, засыпается чеддером и оставляется тушиться до состояния этакого соуса. Мня-м! Можно мазать на булку, тосты, крекеры и просто есть ложкой. Мой лучший друг Рональд так и делает. Не удивительно, что у Молли вот такая, — я опять мысленно развёл руками, — жесткость, у Артура уже идёт к тому, Билл ломает стулья одним взглядом, — в смысле, когда стул только ещё видит Билла, он уже рассыпается от страха, — Перси так вообще какой-то персик, близнецы ещё как-то держатся, а вот мой друг Рональд уже не способен уместиться на нормальный стул целиком, поскольку либо с одной, либо с другой стороны, — либо с обеих, — булки будут свисать.
