За окном таверны раздавались песни, повсюду расцветали всполохи огней и слышался смех, но весельчаку Джину Джаку в этот праздничный вечер было совсем невесело. Смешить и радовать людей — было его работой, проклятием и радостью на протяжении многих лет. Ему казалось, что куклы принадлежат ему, но вот сегодня он понял, что они уже давно стали одним целым, и еще большой вопрос, кто из них истинный кукловод. Годы странствий отразились на его морщинистом лице.
Джину слишком долго везло. А судьба редко позволяет безумному карнавалу везения продолжаться без конца. И сегодня куклы отказались ему повиноваться.
— Знаешь, любезный мой Джин, мы устали от этого темного чемодана, куда ты нас постоянно запираешь, — начал говорить за всех ворон, одетый в потертый от времени сюртук, — устали от твоего постоянного бахвальства и этих бесконечных таверн.
— А помнишь, ученый ворон, — устало отвечал кукловод, — я купил тебя у лысого торговца. Ты был под стеклянным колпаком. Молчаливый и угрюмый. Ты не умел ни говорить, ни двигаться. Совсем не умел.
— Да, но купец меня любил. Пока он не разорился совсем, я стоял на его конторке в тепле и уюте.
— Я подарил тебе душу, я показал тебе целый мир.
— Вот эта самая душа, которую ты так неосторожно подарил мне однажды, и болит сейчас. Она бесконечно устала от нескончаемых странствий. Посмотри на меня: мой сюртук весь зашит-перешит. Мое крыло обгорело при пожаре в прошлом году, когда мы выступали в Горной Курляндии. Вот местечко! У нас нет дома — только большой старый чемодан. Ты запираешь нас на ночь, а потом мы снова трясемся в повозке, мерзнем на горных перевалах и страдаем от нестерпимой жары. Я бы хотел быть частью чьей-то коллекции, стоять на полке в уютном доме, где сухо и тепло.
— Но нас ждут. Вспомни восторг и радость в глазах не избалованных судьбой жителей далеких краев. А в этот раз — мы на сказочном карнавале.
— Знаешь, мне стало казаться, что в сказке хорошо мечтается. А вот жить не так уж и сладко. Я хочу читать сказки на ночь и класть их на полку. До следующей ночи. И пусть они приходят во сне и покидают меня с первыми лучами солнца.
Птица замолчала, и в воздухе повисла напряженная тишина. Лишь изредка ее нарушали радостные крики и смех, доносившиеся с улицы.
И тут откуда-то из глубины чемодана вылез забавный утенок. Он быстро и ловко отряхнул пыль со своего фрака и неожиданно заговорил:
— Конечно, ворон в чем-то прав. Но мы не вправе лишать всех долгожданного праздника. Может быть, порадуем еще один, последний раз.
На том и порешили. Представление прошло с большим успехом. Все старались, даже и не зная, доведется ли еще когда-нибудь увидеть эти восхищенные глаза и услышать веселый смех совсем не избалованных подобными зрелищами зрителей. Артисты имеют такое свойство — особенно ярко гореть на сцене, когда вне ее все валится из рук, играть на пределе, ощущая конечность своего извилистого пути. В этот раз у старины Джина все получалось.
Но когда представление окончилось, что-то погасло. Нет, не в звездном калейдоскопе мерцающих и таинственных светил. Что-то погасло в судьбе Джина Джака и его маленьких артистов. Никто не был виноват, просто жизнь переворачивала еще одну страницу в книге судеб.
Старый кукловод с трудом добрел до своей комнаты, каждый шаг давался ему с необычайным трудом. Все было, как всегда после тяжелой работы. Но Джин почувствовал, что больше представлений не будет.
Я, как и обещал, зашел к старику на чашку чая. Его видавший виды и лучшие времена чемодан был открыт. В нем безмолвно лежали куклы, на столе горели четыре свечи. В их отсвете на противоположной стене появлялись и исчезали неясные тени. Из них складывалась то горная дорога, то улетающие в далекие края таинственные птицы неумолимого времени, то гордый силуэт птицы Феникс, символа бессмертия.
— Вы знаете, — начал разговор я, — мне понравилась ваша рукотворная сказка, рассказанная куклами. Вы имели большой успех. В глазах зрителей горел огонек удивления и радости.
— Я собирал этих кукол всю мою жизнь, — устало проговорил Джин, — они заменили мне близких и семью. У меня нет ничего и никого, кроме этих забавных и очень милых кукол. Спасибо вам, сказочник.
— За что?
— За королевский подарок — сегодняшний вечер.
— Сказки, если быть до конца откровенным, пишут ее герои. Я просто записываю то, что вижу и чувствую. У вас все будет хорошо — просто совсем не так, по-новому. Не надо бояться перемен.
Я хотел добавить что-то еще. Но в эту минуту чужестранный ветер открыл окно и задул одну из четырех свечей, стоявших на столе. С его порывом комната наполнилась ароматом горького миндаля, а в душе моей вдруг появилось чувство какой-то непонятной тревоги. Я понял в то мгновение, что мне пора. Понял это и Джин Джак. Я ушел, не прощаясь, чувствуя, что к старому кукловоду пришел новый, долгожданный гость. Более могущественный, чем я.
Выходя из его комнаты и направляясь к себе по слабо освещенному коридору я не мог забыть долгого, понимающего взгляда старого артиста.
Меж тем ветер задул еще одну свечу, и в комнате появилась странная незнакомка с серебряными волосами, вырывавшимися из-под черной сверкающей шляпы с большими полями.
— Вы за мною, наверное, — спокойно произнес Джин, приветствуя незнакомку.
— А вы меня ждали? — удивилась девушка, снимая шляпу. — Меня редко ждут.
Она молча присела в кресло. Джин Джак заглянул в ее глаза и почувствовал, что его тянет в бездну. Но страха не было совсем.
— Мы уже встречались? — то ли спросил, то ли вспоминал Джин, откидываясь на спинку кресла.
— Мы уже встречались, — повторила незнакомка слова Джин Джака, который все глубже погружался в голубую и таинственную бездну притягивающего взгляда ее бездонных глаз.
И он уже не видел вокруг себя скромной комнаты провинциального пристанища странников. Вокруг него бушевала снежная стихия. Джин оказался во главе бредущего на восток каравана с вестбинской кожей. Вот вдали, посреди снежного безмолвия, зажегся огонек. Конь понес Джина туда. Джин оторвался от каравана, пытаясь найти пристанище и тепло. Он продирался сквозь слепящую пургу к теплу далекого огонька, но вдруг увидел прямо перед собой девушку в легкой накидке, неуверенно идущую с большим посохом.
Он не стал спрашивать, кто она такая и как оказалась в эту пургу в степи, а просто посадил ее на своего коня и укрыл шубой. Затем взял коня за уздцы. Снегопад внезапно кончился, и Джин с удивлением обнаружил, что они находятся прямо у ворот постоялого двора.
Они вошли внутрь, и Джин заказал вкусного горячего супу и знатного вина. А потом они отогревались у камина и говорили о странностях судьбы.
— Хочешь, я тебе погадаю? — спросила незнакомка.
— Я не люблю предсказаний. Они редко сбываются. У меня хорошая торговля, и караван неплохо кормит меня. Это непростая и не всегда благодарная работа, но другой у меня нет. Я не могу жаловаться на судьбу — у многих и этого нет.
— Может быть, ты прав. Заглядывать в будущее страшно. Спокойнее просто жить по привычке, бредя с караваном судьбы из года в год.
— Ты думаешь, я боюсь узнать свое будущее? — возмутился Джин.
— Не сердись, — с улыбкой ответила девушка, — я тебе очень благодарна. Я заплутала в этой снежной вакханалии, и ты мне очень помог.
— Знаешь, — произнес задумчиво Джин, — у тебя бездонные голубые глаза. Им хочется верить. Ну давай, расскажи мне свою сказку, вдруг сбудется.
В ту же минуту в руках девушки оказались странного вида большие карты с картинками. Она мешала их, и перед взором Джина сменялись короли и принцы в ярких одеждах. Она долго раскладывала карты, и ее тень играла на противоположной стене в непонятную для Джина игру.
— У тебя интересная судьба. Мы еще встретимся, но не ищи меня. У нас разные дороги в этом мире. В этом есть свой смысл, ты все поймешь потом. Твоя торговля и твой караван — это уже в прошлом. Ты его не найдешь ни в степи, ни в предгорьях Кантебрийских гор. Но тебе повезет в другом.
— В другом? — с удивлением переспросил Джин.
— Да, в другом. А я подарю тебе на память вот этого утенка. Он так же одинок, как и ты. Подари ему часть своей души, и ты не пожалеешь.
— Но что я буду делать без каравана, с детской игрушкой?
— Не спеши. У тебя все будет — тебе дано удивительное чудо доброты. Я поняла это там, в степи, посреди снежной пурги. Твоя судьба — дарить добро людям. Торговля никогда не даст тебе радости. А теперь иди, за дверью этого постоялого двора тебя ждет твоя судьба.
Джин сам не понимал, почему ему так хочется прислушаться к странным словам молодой гадалки, случайно встреченной им посреди заснеженных степных просторов. Но он встал и, не прощаясь, шагнул к старой скрипучей входной двери. Она открылась удивительно легко. Джин сделал несколько шагов, сжимая в правой руке смешного утенка, подарок гадалки. За его спиной раздался стук закрывающейся двери, и все вокруг погрузилось во тьму: таверна, деревья, спящая собака. Все исчезло в неожиданно наступившей ночи.
