— И что, действительно сбываются? — недоверчиво прищурился граф.
— Смотря какое желание загадаешь, — тонко усмехнулся новоявленный знаток обычаев дальних стран. — Но, думаю, всем понятно, какое желание загадаю сейчас я…
— При чем тут ты, Жермон? Гром услышал первым я, — с самодовольной ухмылкой сообщил всем вокруг Дрягва. — Мне и желание загадывать.
— Почему это тебе? — неприязненно нахмурился под волчьим малахаем с пучком фазаньих перьев Карбуран. — Я первый повернул в сторону грома голову!
— А, по-моему… — раздраженный, что такая важная информация, как стопроцентное исполнение желаний прошла мимо него, начал брюзжать Брендель, но осекся.
Потому что в проеме стройной, покрытой замысловатой лепниной на общественно-политические темы арки, за квартал от томившихся в ожидании отмашки на старт охотников, медленно перебирая копытами, показалась упряжка из пары измученных белых лошадей, утомленно влекущая за собой старую облупленную карету.
А за ней, устало перебирая тяжелыми копытами — четверка гнедых тяжеловозов, запряженная в самый большой арбалет на колесах, который только можно было вообразить на трезвую голову.
— Что это?.. — передумал ворчать и вместо этого совершенно неожиданно для всех, и для себя в том числе, совершенно искренне удивился Брендель.
Жермон, окрыленный внезапно обрушившейся на него, как гром с пресловутого зимнего неба, репутацией всезнайки и завзятого книгочея, важно прищурился, разглядывая загадочное явление, продумывая веский и авторитетный ответ…
Но в этот самый момент раскидистое осадное орудие, влекомое гнедыми, зацепилось своим краем за край арки и встало намертво.
Утомленные тяжеловозы, не желая искать другого повода для отдыха, мгновенно переглянулись, не исключено, что перемигнулись, пожали могучими плечами и смиренно сдались, понурив хитрые морды.
Возница на передке лафета покачнулся, встрепенулся от полусонного ступора, спешно продрал мутные очи и оголтело защелкал в воздухе кнутом над склоненными конскими головами, звучно изрыгая страшные эпитеты. Его помощник отчего-то принял их на свой счет[107], моментально скатился с лафета, подхватил утреннюю песню шефа и, не забывая вплетать в нее новые куплеты, кинулся к самовольно занявшему оборонительную позицию орудию. Не придумав ничего иного, он принялся раскачивать тяжелую станину вправо-влево, то ли намереваясь расшатать арку, то ли надеясь, что арбалет, упрямо переживший дорогу, развалится хоть здесь, и тогда проблема устранится сама по себе.
Понаблюдав за борьбой человека с машиной еще с полминуты, возница решил, наконец, к какой из сторон присоединиться, неуклюже сполз с козел и, зябко похлопывая себя по плечам и бокам, на негнущихся ногах направился к полю боя: не вытащу, так хоть согреюсь.
Процессом извлечения/протискивания/доламывания арбалета сбежались любоваться все восемьдесят дворян, столько же коней и сорок собак.
Арка содрогалась и крошилась на головы ретивой команде штукатуркой, раствором и обломками камней[108], но не сдавалась.
Костеи — благородные и не слишком — первые полминуты упивались действом молча, но потом их прорвало. Добрые и не очень советы, пожелания и комментарии, один другого заковыристей, так и сыпались на незадачливых артиллеристов, и те не знали, продолжать ли им сражаться с непокорным орудием, или бросить всё и сбежать от стыда подальше.
Но, увлекшись нежданным развлечением, никто, кроме одного-двух[109] человек не заметил, что облезлая карета с неопознанным полустершимся животным на дверцах неспешно остановилась недалеко от них. И на серый утренний свет, не дожидаясь помощи съежившегося и, скорее всего, окоченевшего на запятках бородатого лакея, выплыла непотопляемым дредноутом неизвестная дама двухметрового роста и веса ему под стать, в потрясающей воображение и устои мировой моды широкополой шляпе из черного соболя с белыми меховыми цветами, оранжевыми меховыми же фруктами и чучелом настоящего тетерева.
Тем одним, который даму заметил гарантировано, был барон Бугемод.
— Ба!.. — только и сумел обреченно проговорить сразу съежившийся и уменьшившийся в габаритах и напыщенности Жермон. — Ба…
— Здравствуй, Мотик, — проговорила дама звучным мелодичным голосом, привыкшим повелевать и способным, наверное, перекрыть любой грохот на поле боя, где застрявшее чудо инженерной техники могло когда-то употребляться. — Не ожидал, наверное, увидеть здесь и в такую рань бабушку Удава, мой мальчуган?[110]
— Ба…бушка?.. Зачем ты здесь? — округлив глаза, страшным шепотом, разносящимся по всей улице, лихорадочно затараторил барон с высоты своего коня. — Претенденты на престол сейчас отправляются на охоту за гигантским кабаном, и…
— И любимая ба Мотика привезла ему то, без чего это ваше мероприятие превратится в охоту гигантского кабана за претендентами на престол, — с величавым достоинством прогудела старушка и довольно ткнула в сторону подарка черным веером из крашеных павлиньих перьев.
— ЭТО?!.. — челюсть Жермона медленно отвисла, очи выкатились, руки опустились, выронив поводья. — Это… ты… мне?!..
— Тебе, малыш, — нежно прокурлыкала вдовствующая баронесса, неофициальный, но общепризнанный матриарх рода Жермонов, любовно окидывая увлажнившимся взором героическую фигуру Бугемода. — Как я счастлива, что успела к тебе вовремя, что мы нигде не сломались и не застряли!..
Жермон нервно подскочил в седле и бросил людоедский взгляд на безуспешно бьющихся вокруг арбалета, словно мухи об лед, слуг бабушки Удава.
— Но, ба!.. бушка… Мне вовсе не… — начал было робко он, но тут же осекся, потому что вдруг осознал, что теперь семьдесят девять пар заинтересованных глаз были устремлены на него: рейтинг сентиментального шоу встречи бабушки и внука молниеносно побил даже такой невиданный аттракцион, как застрявшее посреди столицы в арке Искусств осадное орудие.
Первым нужные слова нашел Брендель.
— Нам что-то не сказали, любезнейший барон, и мы вместо охоты отправляемся на войну? — невинно похлопав глазками, кивнул он в сторону накрепко застрявшего в проеме неуступчивого архитектурного сооружения военного монстра.
— И теперь вы пытаетесь прихватить с собой еще и осадную башню? — ехидно поддержал Бренделя Дрягва.
— А где будете делать подкоп под кабана, уже решили? — надул щеки и фыркнул Карбуран.
— Нет, он будет брать его штурмом, лестницы идут со следующим обозом! А из арбалета он будет бить уток! — предположил граф и залился мелким дребезжащим смешком, словно подавая сигнал остальным.
И три четверти охотников демонстративно, но от души расхохотались в адрес медленно заливающегося багровой краской Жермона.
Еще четверть искренне жалела, что такая роскошь им не доступна.
Баронесса выдвинула вперед нижнюю челюсть, распахнула веер и обвела предающуюся веселию братию взглядом наводчика пресловутого арбалета за оптическим прицелом.
Потом разящий наповал взор был переведен на внучка.
— Мотик? — музыкальным сопрано проинтонировала бабушка, вскинув домиком выщипанные и подведенные угольком брови, и барон понял, что мосты к отступлению только что были не просто сожжены, но смешаны с органическими удобрениями и разбросаны по дальним полям и огородам.
— Смейтесь, смейтесь, милейшие, — презрительно задрал нос и оттопырил нижнюю губу барон. — Хорошо смеется тот, кто стреляет последним. Спасибо, мадам: вы прибыли очень вовремя! Замечательный экземпляр! Кому, как не нашему роду, знать, как надо избавляться от назойливых вредителей!
И, довольный своей многозначительной отповедью таким назойливым вредителям, барон Бугемод обратил высочайшее внимание на безуспешно пытающихся протиснуть арбалет пятьдесят шестого размера сквозь арку сорок четвертого, с пламенно речью:
— Эй вы, болваны, прекратите! Да объедьте вы ее по другой улице, раздери вас верява, вы же его так сломаете! Сомик, проводи их, да поживей!
Оруженосец барона торопливо проглотил, едва не подавившись с летальным исходом[111], ухмылку, кивнул и поскакал к обвисшим в изнеможении на орудии горе-артиллеристам.
— Разворачивайтесь, разворачивайтесь, деревенщины, раздери вас верява!..
Убедившись, что семейная реликвия передана в надежные руки, старушка извлекла из складок собольей шубы резную коробочку красного дерева с инкрустацией из слоновой кости, нажала длинным крашеным ногтем скрытую защелку и откинула крышечку.
После этого на свет из того же кармана появилась длинная, изящно изогнутая ореховая трубка.
Не обращая внимания на окружающих, баронесса с удовольствием набила чашечку курительной смесью. Лакей с дымящимся трутом подскочил незамедлительно, и через полминуты бабушка Удава уже задымляла окружающую атмосферу с выражением отрешенного блаженства на морщинистом лике.
