Ознакомительная версия.
В нашей семье телевизор появился, лишь когда я оканчивал шестой класс. Всю информацию извне я черпал из тарелки радио. Странно, но походы в кино я частенько отодвигал на второй план, отдавая предпочтение книгам. Наша школьная библиотекарша постоянно удивлялась. Каждую неделю я уносил из школы домой стопку книг, которую успевал буквально «проглатывать».
Да и в жизни моей было много романтических приключений, подобных приключениям героев повести Лёлика и Оськи. После смерти мамы отец часто возил меня на отдых по необъятным просторам СССР. И все они были пронизаны добротой, человечностью, справедливостью и верой в завтрашний день… Во всяком случае мне это так восторженно казалось…
Кто не знает, что такое Петербургские трущобы? Эти замкнутые с трёх-четырёх сторон обшарпанные мрачные стены и дворы с лужами, где солнечные лучи купались-то крайне редко. Квартиры были без удобств. Вместо парового отопления – печь с дровами, вместо газа – коптящая керосинка и туалет на двадцать человек, вокруг которого постоянно собиралась очередь. Я уже не говорю о горячей воде и ванной кабине. Эта роскошь была только в мечтах, и нам, обитателям дореволюционных кварталов, приходилось смывать с себя грязь в муниципальных банях.
Окна нашей комуналки выходили как раз на такой трёхсторонний двор. Четвёртая его сторона была отгорожена от соседнего дома невысоким дощатым забором. Единственным украшением этого почти замкнутого пространства была большая раскидистая липа. Помню, как под её кроной стоял колченогий стол, где взрослые мужики по вечерам убивали время игрой в козла. Сильный звук от костяшек домино доносился до ближних окон.
А потом, когда я уже подрос и пошёл в первый класс, в городе случился большой ураган. Бедную липу вывернуло с корнями. Слава Богу, случилось это в ночное время, и никто не пострадал. Приехали работяги с бензопилами и разделали чудо-дерево на дрова, а округлую площадку, что образовалась вокруг асфальта, заровняли грунтом. Девочки нашли себе занятие писать по земле прутиками разные буквы, а мы облюбовали это место под мальчишеские игры. Удивительно, двор наш был не таким большим, три парадных, и квартир-то всего двадцать пять. Правда, за домом через арку было ещё одно приземистое двухэтажное здание, а за ним прилепились сараи. Когда-то до войны там был склад, а после его приспособили под общежитие, где нашли себе временное пристанище рабочие одного из заводов с семьями. Нет ничего более постоянного, чем временное. Годы шли, а общежитие не расселялось, наоборот, наполнялось всё больше и больше детскими голосами.
Что удивительно, двор не был пригоден для игр: вокруг окна жилых квартир, и лишь одна стенка была глухой. Её и приспособили для игры в мяч и других забав. Все мы были детьми конца сталинской эпохи. И, конечно, жили одинаково скромно. Делить было нечего. Одевали нас по-простому. Зимой – шубейка, валенки и тёплые шаровары, а летом – льняная рубашечка, короткие штанишки и сандальки на босу ногу. За столом тоже не было гастрономических изысков. Жили по средствам, и никто не выпячивался.
Нельзя сказать, что в магазинах были пустые полки. Наоборот. Прилавки ломились от разного вида колбас, от которых шёл приятный копчёный дух. Специализированные рыбные магазины были полны не только селёдкой, но и сёмгой, и осетриной. Здесь же стояли бочонки с красной и чёрной икрой. И, конечно же, цены были заоблачные. Покупать такие деликатесы могли только очень обеспеченные люди, поэтому я и другие ребята из дома обходили эти торговые точки стороной. Мы и варёную колбасу принимали за лучшее лакомство, а сладкую булочку, посыпанную сахарной пудрой, считали вообще «богемным» шиком.
Был в нашей дворовой команде мальчик. Звали его Павликом. Фамилия – Левитин. Был он на год с небольшим меня старше и на полголовы выше. Рос этот ребёнок в многодетной семье. Отец его был потомственным рабочим и трудился на заводе полиграфических машин. Мама была приставлена к дому, воспитывая четверых детишек, двое из которых были уже старшеклассниками.
Этот Павлик рос любознательным мальчиком. И хотя интереса к школьным занятиям большого он не проявлял, учился он явно ниже возможностей и тройку считал нормальной отметкой. Если мальчик приносил в дневнике случайно четвёрку, глаза его блестели от радости. Так вот, сошлись мы с Павликом на любви к путешествиям. И на этой самой округлой площадке, где некогда шелестела зеленью кудрявая липа, мой дворовый друг приобщил меня к игре в ножички. О, это весьма забавная игра. Вся территория земли представляется поделенной на две части. Два сопредельных государства. Бросая правильно нож, нужно угадать направление удара и прочертить линию границы. Выигрывает тот, кто сумел сохранить свою территорию и овладеть землёй противника.
Павлик был не белоручкой. Всё в его руках горело. На заднем дворе, где прилепилось общежитие, отец этого мальчика поставил несколько клеток с кроликами. Какое-никакое, а для семьи подспорье. И мальчик помогал отцу добывать корм для ушастых зверушек. Каждый день в зелёный период он бегал на берег реки Карповки и рвал там клевер и другую травку. И ножиком перочинным Павлик тоже владел лучше меня. Когда я промахивался, сосед по двору визжал от восторга. Были у нас с ним такие случаи, когда он активно захватывал мои владения, а я оставался на жалком клочке земельки, где не было возможности и повернуться. В голове у меня роились компромиссные предложения, например, выкупить кусочек земли за щелбаны или слоёную булочку, например. Щелбаны Павлик сразу отмёл в сторону.
– Я тебе их и бесплатно надаю по другому поводу, а вот булочка! Это вроде не деньги, на взятку не тянет. Ладно, чёрт с тобой. Тарань слойку. Выделю тебе полметра своего государства…
Эх, Павлик, Павлик! Знал бы он в детстве, какая ему будет уготована судьба во взрослой жизни! Буквально один шаг в сторону, и ты уже стоишь на обочине. Ой, как трудно бывает порой отказаться от туманных соблазнов. Да и отличить зёрна от плевел не всегда удается с ходу, и здесь нужен опыт. Павлик, к сожалению, не вытащил из барабана своего счастливого лотерейного билета. К судьбе этого мальчика мы ещё вернёмся позже.
Ватага наша дворовая была шумной, весёлой и необидчивой. Мы дрались, плевались, нападали друг на друга с кулаками, перекидывались обидными словами, устраивали «тёмную» в сарайной зоне, однако никогда не жаловались родителям, решая все проблемы в своём круге. Прослыть стукачком здесь считалось делом не мужским…
…Когда мне исполнилось восемнадцать лет, в доме пустили паровое отопление, а это значило, что окончилась сарайная эпоха. И вместе с ней окончилось детство. Опустел двор. Жильцы в доме стали меняться. Некоторые друзья уходили в армию. Кто-то вообще исчез из поля зрения. Да и я сам, непоседа, уехал странствовать по стране в поисках романтики героических будней…
Так уж вышло по жизни, что и сегодня я частенько заглядываю в детство. Иногда – в своё, иногда… В это трудно поверить, однако старая, потрёпанная книжка любимого писателя Льва Кассиля до сих пор лежит у меня на книжной полке. И в свободные минуты я её перечитываю. Сколько раз я мечтал о том, что приеду во двор детства, постою, поразмышляю о прошлом, встречусь с бывшими дворовыми друзьями, поговорю с ними о том о сём, вместе вспомним наше «сарайное» братство и дружно помолчим…
В прошлом году я по служебным делам был в Санкт-Петербурге и встретился с другом детства, мы раньше жили в одном подъезде, Михаилом Радецким. Удивительно, сколько лет прошло, но мы не прерывали отношений. Старый друг наблюдал все вехи моей жизни. И на полувековом моем юбилее, что случился перед самым отъездом в эмиграцию, он тоже присутствовал. И вот мы с Мишкой, а ныне с пенсионером седовласым Михаилом Николаевичем Радецким, ветераном труда, заслуженным Светлановцем, пришли на Петроградскую сторону, вошли в старый двор-колодец и оглянулись вокруг. Та же глухая стена, сильно обветшавшая, те же парадные, только на первом этаже во всю длину теперь расположился хозяйственный магазин. Почти все коммунальные квартиры выкуплены новыми хозяевами жизни. В каждом подъезде – добротная металлическая дверь с громкой связью и кодовым замком. Мы завернули в подворотню и вышли к зданию бывшего общежития. Теперь там появился офис производственной фирмы. Рядом стояла скамейка. Мы с Мишкой присели, и я, вспомнив концовку знаменитой Швамбрании, когда Лёлик и Оська вели перекличку своих друзей, да простит меня покойный Лев Абрамович Кассиль, обратился к Мишке:
– Давай и мы, друг, сделаем с тобой дворовую перекличку. Апполинский Пётр, – назвал я первое имя.
– Умер от цирроза печени, едва разменяв полвека.
– Варягов Виктор, – продолжил я список.
– Умер от алкогольной зависимости, – отчеканил Михаил.
– Волнухин Валентин.
– Пошёл по криминалу. Сделал в зону несколько ходок, По слухам, убит в криминальной разборке.
Ознакомительная версия.
