Ознакомительная версия.
– Это Виктор! – воскликнула она и с сожалением поглядела на Яна. – Прости, пожалуйста… Мне надо идти.
– Конечно…
Он отпустил ее руку, и сердце девушки снова зашлось от жалости к этому человеку.
– Мы обязательно встретимся еще, – решительно сказала она.
– Как насчет завтра? – предложил Ян.
Лиза засмеялась и кивнула согласно.
– Договорились.
Ян тоже поднялся со скамейки, и, хотя он не улыбался, Лиза видела загоревшийся теплый огонек в его взгляде.
– Тогда до завтра – сказал он. – И еще одно…
– Да? – Лиза выжидающе поглядела на него.
– Не говори Виктору о нашей встрече.
На самом деле не Харт убил больную сову. Тут Ян соврал, прекрасно понимая, что Лиза резко могла отреагировать на правду. Он же не хотел спугнуть ее раньше времени и умолчал о том, что собственноручно опустил камень на голову бедной птицы. Конечно, он не мог бы объяснить и то, что нельзя было поступить иначе. Дарский Устав был непреклонен и безжалостно отсекал все человечное, что еще оставалось в его неофитах. А расплата была слишком жестокой.
Тогда Ян не плакал. Он уже разучился плакать, как разучился надеяться на избавление. Он молчаливо перенес и те страшные дни истязаний и страха, что последовали за смертью его несостоявшегося ученика. И наставник Харт отрекся от него, как от бесполезного, выбракованного материала. Но Ян выкарабкался. С момента инициации прошло пять зим, и за это время он научился забывать прошлое, поэтому не вспоминал ни о птице, ни об убитом неофите. Это было то время, когда Дар окончательно переломил его. И сам Ян считал так же, и был рад этому.
Пока в его жизни не появилась слепая девчонка.
…Она действительно была слепой.
Односельчане потрудились на славу, было повреждено несколько ребер и костей, и все равно Ян считал, что ей повезло. Если бы ее били не наугад, куда попало, а по всем правилам дарского наставничества, от нее мало что осталось бы.
Ян отнес пострадавшую в уцелевший дом на краю одной заброшенной деревеньки. Он сам утеплил стены, обвесив их шкурами, заткнул щели ветошью и даже наносил дров для печи. Это было для него в новинку – никогда раньше Ян не занимался ничем подобным, всю черную работу делали отбросы Дара, шудры. Поэтому рукоять топора быстро натерла его ладони до кровавых волдырей, но Ян недаром прошел свой путь от неофита до солдата шестого дарского блока и не был бы васпой, если бы обращал внимание на подобные мелочи.
Однозначным плюсом было и то, что теперь Ян не был под постоянным надзором Харта. И пусть наставническая карьера не удалась ему, жизнь на этом не закончилась.
Шестым дарским блоком командовал преторианец Бун – рябой, с залысинами, неимоверно худой и долговязый мужчина, похожий на поджарого волка. В отличие от Харта, он никогда не выступал с пространными рассуждениями, был молчалив и недружелюбен, а на глаза появлялся и совсем уж редко – лишь дважды в день, на построении. Он никогда не проявлял неоправданной жестокости, однако солдаты боялись его до дрожи. Ходили упорные слухи, что Бун знает все и обо всех. И если уж дает некоторую вольность – только потому, что уверен в своем авторитете. Это подтверждалось и тем, что провинившиеся жили недолго, а умирали мучительно. Поэтому никто не хотел лишний раз проверять Буна на прочность.
Волка не проведешь.
Так или иначе, но под командованием Буна Ян чувствовал себя спокойно и мог выделить время на свою «забаву», как он про себя называл эту девчонку.
Ян навещал ее раз в день, ближе к закату. Он привозил ей зелья и мази, которые составлял сам (и эту науку он тоже перенял от Харта – ведь бессмысленно познавать пределы выносливости, не умея быстро заживлять смертельно опасные раны). Она шла на поправку быстро, но побои озверевших людей оставили несмываемый отпечаток – была повреждена внешняя оболочка глаз, и девчонка ослепла навсегда.
Наверное, поэтому она не сразу поняла, кто ухаживает за ней. Сначала она плакала, потом сбивчиво благодарила, пыталась поцеловать его руки. Ян прикрикнул на нее: мол, нечего! Пройдя через мясорубку ученичества, он не любил лишних прикосновений.
Осознание пришло гораздо позже.
Она потихоньку свыкалась со своей слепотой, уже могла встать с кровати и дойти до печки, ощупывая ладонями стены. Может, она узнала его по запаху. Или по тяжелым шагам, от которых слегка проминалась земля. Или по шеврону, который случайно нащупала на рукаве его гимнастерки. Но тогда она закричала высоко, страшно. Повалилась на дощатый пол, обхватывая его колени тонкими руками.
– Пожалуйста, господин! Пожалуйста, господин! – причитала она, целуя разбитыми губами его сапог.
– Довольно! – Он грубо отбросил ее в сторону, и слепая с мучительным стоном опустилась возле стены. Ее тело содрогалось в конвульсиях, из незрячих глаз катились слезы.
– Пощади, господин! – хныкала она. – Пощади… Лучше… убей быстро…
Кажется, тогда его тоже затрясло. Он пробормотал, что не для того спасал ее жизнь, но тут же запнулся – слов не хватало. Не хватало понимания, как утешить насмерть перепуганного ребенка. Вместо этого он развернулся и молча вышел из дома. А вслед ему неслись сбивчивые слова благодарности:
– Спасибо, господин! Благослови тебя Бог, господин!..
Но у них были разные боги.
В тот же вечер на построении Бун вызвал Яна на личный разговор.
– Ходят слухи, – без обиняков начал офицер. – Ты слишком много времени проводишь в лесу. Что ты скрываешь?
Ян чувствовал, как пот растекается по его спине под тканью гимнастерки. Лгать преторианцу он не мог. Слишком долго он хранил эту тайну. А потому сразу признался во всем.
Бун выслушал его молча. По лицу нельзя было сказать, рассержен он или нет: васпы всегда скрывали свои эмоции. Если вообще испытывали их. А выслушав, он сказал:
– Избавься от нее.
И этого тоже стоило ожидать. Ян не мог держать эту девочку взаперти вечно. Как не мог скрывать ее существование от командования.
Он вернулся в избушку на следующее утро и удивился тому, что слепая ждала его.
Она сидела на кровати, прямая и строгая. Совсем не так, как подобает ребенку.
– Я знаю, зачем ты пришел, – сказала она, поворачивая в сторону вошедшего свое нежное лицо. – Ты убьешь меня.
– Я должен.
Он снял с пояса широкий искривленный нож. Она даже не шелохнулась.
– Ты спас мою жизнь. Ты вправе и отнять ее. Только, пожалуйста, сделай это быстро.
Он молчал.
– Обещаешь?
– Хорошо, – медленно ответил он. – Я обещаю.
Ян приблизился, поднеся острое лезвие к ее худому и белому горлу. Слепая инстинктивно вскинула руки. Ее пальцы вцепились в его плечи. Ян попытался высвободиться, нож скользнул по коже вниз, прочерчивая через ключицу белую полосу, которая сразу же начала наливаться алой влагой. Вместе с кожей лезвие рассекло и рубаху, обнажив острый конус маленькой, едва начинающей формироваться груди. Он смял ее ладонью и почувствовал, как гулко бьется под рукой живое горячее сердце.
От этого гулкого биения, от запаха крови и травяной свежести кружилась голова. И тогда Ян навалился всем телом, подмял под себя. Он взял ее напором, грубо прорвав последнюю преграду. Слепая забилась под ним, заголосила от боли или от страха. Инстинкт толкал его вперед, в сладкую тесноту разгоряченного тела. И это было с ним в первый раз. Потом она затихла.
Ян остановился. По шее и бедрам слепой еще струилась кровь. Умерла? Он прислушался. Слепая была без сознания, но дышала. Тогда Ян понял, что не хочет ее смерти. Ведь и преторианец ничего не говорил о смерти, а только об избавлении – любыми способами.
Он медленно поднялся с кровати. Нож выпал, глухо звякнув о доски.
Потом он отнес ее к одной из самых спокойных и небольших деревушек. От изб тянуло дымом, где-то захлебывались лаем собаки – они чуяли приближение васпы. Ян положил свою ношу на землю, и она вздохнула, открыла глаза и вцепилась в него, словно искала защиты. Он не сразу понял, что именно она повторяет растрескавшимися губами:
– Спасибо, господин… Спасибо… Теперь я умру любимой… и любящей…
– Ты не умрешь, – ответил Ян. – Теперь ты принадлежишь мне. Никто не посмеет тронуть тебя, пока ты принадлежишь мне.
– Я принадлежу тебе, – повторила слепая. – Я всегда буду любить тебя.
Ближайший дом был обветшалым, но все же обжитым. Ян выстрелил в окно, и ему хватило доли минуты, чтобы скрыться в тени сосен. Он видел, как из дома выскакивает пожилая женщина, рассерженная и встрепанная, но, заметив распластанное тело, бежит к слепой, причитая и охая. Тогда Ян отвернулся и поспешил прочь. И возвращаться в улей было страшно как никогда.
Но в этот раз преторианец не спрашивал ничего. Только ухватил за подбородок своими жесткими пальцами и прочитал ответ в расширенных зрачках Яна.
– Ты не убил ее, – сказал Бун.
– Был приказ – избавиться, – ответил Ян.
Ознакомительная версия.
