Ознакомительная версия.
– В городе, – лениво и с некоторой неохотой отозвался Викториан, кладя ладонь на пояс. – Тварь не слишком охотно выпускает тех, кто пришел в Златополь по доброй воле. Можешь попробовать ее сначала отыскать, если хочешь, а у меня нет времени на эти игры. Тут куда более крупная рыба наклевывается, а ты, пока носишься за карасем, рискуешь упустить громадную щуку.
На мгновение Катрина решила, что ее мрачный, с тяжелым взглядом спутник, который с одинаковой легкостью выпускал пулю как в нелюдь, так и в человека, качнет головой и приведет в исполнение тот единственный приговор, который Орден выносит своим служителям, замеченным в связи с нечистью, – смертный. Но, к ее немалому разочарованию, она все-таки ошиблась. Ризар только хмыкнул и положил металлическую ладонь на рукоять своего огромного длинноствольного револьвера. Коротко, отрывисто поинтересовался:
– Сюда вызвать сможешь?
– Один – нет. Для того и группу поддержки собрал, – ухмыльнулся разноглазый. – Отведите лошадей подальше, и мы начнем. Как раз тьма накатывает – самое лучшее время для того, чтобы вызывать воплощенный ужас.
Девушка невольно устремила взгляд на небо: Викториан не соврал, ночная мгла действительно накатывала с востока, пожирая остатки солнечного света и затягивая розовато-сиреневые небеса непроглядно-черной дымкой, сквозь которую не было видно ни восходящей луны, ни первых звезд. Лошади уже начали нервничать, и Катрина торопливо повела их за собой через мост к уже закрывающимся воротам. Оставлять животных на улице вместе с седельными сумками было рискованно – того и гляди, стащат, и если с потерей своих вещей девушка была готова смириться, то вот Ризар был бы весьма недоволен пропажей своего немногочисленного добра. А однорукий ганслингер был последним человеком, недовольство которого Катрина хотела бы вызвать, потому на мост она вернулась, когда «первый голос» уже построил шестерых дудочников в линию и поднес к губам инструмент, подобного которому девушка никогда не видела.
О нет. Видела.
Еще давным-давно, в прошлой жизни, когда, будучи послушницей Ордена Змееловов просиживала штаны в огромной библиотеке, выискивая в старых книгах крупицы бесценного знания, которые помогли бы ей развить ее талант и стать еще лучше, самой лучшей. В книге под названием «Ушедшие Кукольники», где было собрано многое из того, что Орден знал об этих давно исчезнувших мудрецах и великих волшебниках. Именно там Катрина впервые встретилась с описанием инструментов, которыми пользовались Кукольники. Это были тонкие, изящные раздвижные свирельки, усыпанные драгоценными камнями и украшенные письменами, помогающими превращать мелодию в приказ, а волю – в закон, которому подчинялось все живое и неживое. Те дудочки, которыми сейчас пользовались даже лучшие из лучших музыкантов Ордена, не шли ни в какое сравнение с теми, которыми обладали Кукольники. Ведь инструменты тех, кто впервые научил людей останавливать нечисть силой мелодии, были слышны всем и каждому и могли не только отдавать приказы, заставляющие замереть на месте, но и снимать проклятия, лечить и возвращать человеку, укушенному вампиром, утраченную бессмертную душу. Много чего могли, потому и не дали Кукольники своим ученикам, слишком порывистым и недостаточно мудрым с их точки зрения, такую власть в руки перед уходом. Сказали, что, если сами додумаются, как создавать такие инструменты, – значит, достойны ими владеть.
И та свирелька, на которой заиграл Викториан, была очень похожа на описанные в старой книге инструменты Кукольников. Значит, разноглазый дудочник в конце концов оказался тем самым «достойным» великой власти и великого могущества. И на кого он его потратил, а? На чешуйчатую девку с пронзительным взглядом, выворачивающим душу наизнанку?
И Катрину обожгла зависть. Лютая, непримиримая. Потому что Вик получил все то, о чем она когда-то мечтала. И пусть он не снискал себе огромной славы, на него не свалилось богатство и разноглазый дудочник не стал Главой Ордена, но он умудрился обрести то, к чему Катрина всегда стремилась.
Власть, которая была доступна лишь Кукольникам через их инструменты. Способность изменять мир вокруг себя, исцелять страждущих и калечить врагов, обращать нечисть человеком, а человека – неслыханным уродом, причудливой тварью.
Бывшая дудочница наблюдала за тем, как мягко светится серебристая дудочка в сгущающейся темноте, как она вспыхивает разноцветными огнями, слушала мелодию, которая разворачивалась причудливой спиралью. Чувствовала, как музыка Викториана мягко облекает ее со всех сторон и течет дальше, сквозь толстые городские стены, незримым потоком – и ощущала, как в ней растет жажда обладания. Этот инструмент, невесть откуда взявшийся у разноглазого музыканта, должен принадлежать только ей – и никому больше. И она его получит. Не сейчас, несколько позже, когда охота будет завершена. Главное – не дать себе волю, не сорваться и прежде, чем убить Викториана, заставить его с помощью инструмента Кукольника вернуть ей правую руку.
А потом… Потом весь мир будет у ее ног. И он будет таким и только таким, каким она захочет его видеть.
Мост под ногами Катрины мелко задрожал, по поверхности воды, заполнявшей ров, побежала рябь. Девушка вздрогнула, затравленно оглянулась через плечо и побежала на берег, ощущая, как мост дрожит все сильнее и сильнее. Что-то загрохотало у нее за спиной, этот грохот слился воедино с острой, неприятно режущей слух мелодией, которую издавал инструмент Кукольника.
Нет, уже не он один – Катрина слышала слаженную игру семи дудочек, чья музыка слилась воедино, усилилась, и теперь эта общая, объединная воля, управляемая Викторианом, тянула из-под земли нечто огромное. Как опытный рыбак вытягивает большую, сильную, напористую рыбину из толщи воды, плавно сматывая лесу и подсекая в нужный момент, не давая добыче сорваться с крючка и уйти обратно на глубину.
Как там сказал Вик? «Не упустить громадную щуку»?
Откуда-то сверху посыпался град мелких камней. Они застучали по деревянному мосту, частым дождем хлынули в водяной ров.
Катрина на бегу вытащила револьвер из кобуры, торопливо взвела курок и остановилась рядом с Ризаром, который наблюдал за медленно рассыпающимся участком городской стены с все более растущим интересом.
А когда из кладки показались первые зеленовато-желтые извивающиеся ростки-щупальца с круглыми миножьими ртами, без устали прогрызающими себе дорогу сквозь камень, однорукий ганслингер неожиданно улыбнулся. Широко и радостно, как мужчина, встретивший женщину своей мечты, свой недостижимый идеал, который одарил его нечаянной благосклонностью.
И именно этой его улыбки Катрина испугалась больше, чем существа, неохотно выбирающегося из-под пустот под лиходольским городом Златополем на зов инструмента Кукольника…
Существование человека всегда разделяется на периоды. Для кого-то это длинный отрезок от рождения и до смерти, ровный, ничем особо не примечательный, кусок времени длиной в несколько десятков лет, чья унылая серость изредка разбавляется более яркими красками. Кто-то живет от любви до любви, от рассвета до рассвета или же в промежутке между кровопролитными войнами.
Ризар с самого юношества жил только в битве. С того момента, как он вынимал чистый, блестящий на солнце тяжелый меч из ременной петли, и до тех пор, пока не приходилось убирать его обратно – залитый кровью по самую рукоять, иногда с зазубринами, а как-то раз даже сломанный пополам. Жизнь – настоящая, яркая, когда кровь кипела в венах, все чувства обострялись, а с мира будто бы спадала тусклая пропыленная занавесь, – была для Ризара лишь в бою. Потому-то он едва и не рехнулся, когда очнулся в лазарете с отхваченной по локоть орденскими хирургами правой рукой, – не сразу, но пришло осознание, что пелена, густо заволакивающая его разум в размеренном течении мирной жизни, больше не спадет никогда. Он больше не мог сражаться в полную силу, а тот одноручный меч, за который он попытался взяться, оказался слишком легким и вертким для привыкшего к совершенно иному весу оружия Ризара. Тем более что уцелевшая левая рука из-за старого ранения слушалась гораздо хуже, чем правая, и самое лучшее, чего Ризар мог достичь с новым оружием, – это уровень крепкого середнячка, который хорош в городской страже, патрулирующей темные улицы Новограда. Если бы он желал достойно встретить старость, такая судьба была бы не самой плохой. Но бывший мечник хотел совсем другого.
Он хотел жить. С момента начала битвы и до ее завершения. Раз за разом испытывая судьбу и удачу, чувствуя яростный огонь в крови.
Ризар любил битву. Любил так, как редкий мужчина любит свою женщину. Скользкая от крови трава под ногами, хриплые крики умирающих соратников и врагов, постепенно тускнеющее от багряных потеков лезвие меча, привкус соли и пепла в воздухе – все это вызывало в Ризаре возбуждение, родственное тому, что испытывает безусый юнец, впервые оказавшийся на сеновале с голой распутной девкой.
Ознакомительная версия.
