Ознакомительная версия.
Как в детстве, Уране захотелось сейчас же бежать к Большой Реке, поглядеть на ее осенние перемены и, может, совета спросить. Вдруг да что складное подскажет река-бабушка. Отложила вышивку в короб, оделась наскоро, но не успела завязать ремешки на торбазах – муж зашел и сразу сурово:
– Ты куда?
– В коровник, – опустила голову женщина, мучительно краснея.
– Коровы нынче так возгордились, что допускают до вымени только в хорошей дохе? – съязвил Тимир.
– К реке я, – еле слышно призналась Урана. – Посмотреть на нее. Просто так…
Он усмехнулся:
– А то никогда не видела. Не ври мне. Шибко не по нутру мне кривда, знаешь ведь. Ну, иди, иди, любуйся своей рекой, не держу.
Кузнец понимал жену. Он тоже умел находить красоту там, где ее мало кто замечает. На душе у него сегодня было светло. Урану стращал больше по привычке и убеждению, что баб следует держать в строгости.
Тимиру отменно удался сложный заказ. Силис попросил его отлить хому́с[77] – певучую вещицу, ясным эхом повторяющую звуки неба и леса подобно тому, как пластина слюды отражает все, что находится перед нею.
Даровитый певец-игрун властен вызвать хомус на перекличку звуков и переплести их так хитроумно, что нарождается множество мелодий и ни одна не похожа на другую. Сладко звучащая утварь скрашивает долгие зимние ночи, гасит печаль и развеивает темные думы. Лучше иных снадобий умеет взбодрить занедуживших людей от болезней и вялых от бездействия. Напевы хомуса обряжают кумысное празднество Нового года-весны. С ними дыхание выше, игрища ярче, танцы быстрее, а о звонком дружестве с песнями, об украшении сказов олонхо и говорить нечего.
Силис не хомусчи́т[78], да и вообще не особый умелец играть на предметах, производящих мелодии. Но Тимир не стал допытываться, зачем понадобился хомус старейшине. Если б тот захотел – сам бы сказал.
Гладкой и нежной вышла в отливе губная игрушка, лишь края щечек осталось напилком отшлифовать. Пригоже получился и стерженек – ключ хомуса – пружинистый язычок-птичка, закаленный с большой бережностью и тщанием. Кузнец осторожно опробовал первые звуки. Они оказались пленительными для слуха и прозрачными, как воздух на вершине Каменного Пальца. Впервые вышла из рук Тимира снасть столь же чистая в звучании, сколь безупречная по форме. Линиями хомус родственен голове лошади – совершенству форм, что рождает чаши горшечниц и чороны плотников.
Недаром Тимир считался мастером, имеющим чары в руках. Теперь его назовут хомусным кузнецом. Не всякий коваль, привычный к ладу с огнем, обученный бороть железо и ковать клинки, способен изготовить поющий-говорящий хомус. Тут важна не только глубина наследных корней, но и благословенный Кудаем дар слышать красоту звуков и понимать их лад. Говорят, в начале всех начал голосистый хомус смастерил сам Белый Творец.
Проба высоты кузнечных познаний не менее сложна и опасна, чем становление шамана и Посвящение воина. В придачу ко многим своим умениям Тимир был еще и знахарем. Легко распознавал большинство лечебных трав, при необходимости правил вывихи. Случалось, щипцами для мелкого отлива выдергивал страждущим больные зубы. А как-то раз старейшина знакомых тонготов уговорил отлить ему железные. Тимир сработал отличные зубы и сумел прикрепить их к челюсти. За это благодарный тонгот привез ему полные нарты жирных оленьих стегон.
Пожалуй, единственное, что было недоступно Тимиру, – так это изготовление волшебных украшений шаманского одеяния. Ковать их без вреда для себя может кузнец только девятого колена.
Чтобы наивысшего искусства мастеру-наследнику достигнуть, надо одолеть на легкой лодке гибельную Реку Мертвецов. Да при том еще суметь ни разу взгляд не кинуть и не обернуться на оставленный родимый берег и течение вперед-назад…
Это что, сложнее будет дальше! Приведется возводить умельцу через эту реку мост воздушный – девятиполосную дугу из березы гнущейся и камня, рога, меди, бронзы и булата, серебра и золота литого, а последний – из родных костей…
Это что, сложнее будет дальше! Надо по мосту к Кудаю выйти, получить его благословение, коль еще отпустит он домой…
А бывает, что, моста не строя, мастер все-таки запрет нарушил, уступил докучному шаману и сработал идолов ему.
Ох, тогда держись, кузнец, бедняга, ведь Кудай гордыни не прощает – люди-птицы клювами-ножами тотчас выколют твои глаза!
По возвращении сына в семью Тимир постарается передать ему все, что знает и умеет сам. Расскажет о Праматери лосихе и Железорогом лосе, младшем брате Кудая. Подарит доставшийся от дедов талисман – пластинку-дырокол с нечетными отверстиями. Придет время, и Атын тоже будет ежедневно угощать-смазывать топленым маслом снасти, которые хранят колдовскую силу и носят имена девяти кузнечных корней – от наковальни до лопаты, сгребающей угли. А когда кончится срок отца на Орто и настанет пора ему отправиться в вечные земли, сын похоронит старого кузнеца и воткнет в могильный холмик эту лопату.
Пусть не дано Тимиру выстелить на радуге высший девятый слой. Но желанного берега непременно достигнет наследник Атын, а Тимир незримым восьмым оберегом рода будет стоять за спиною сына и отгонять от него стуком чуткого молота-сердца пагубу и всякое зло.
* * *
Силис стянул с ног оленьи наколенники, отвязал их с медных колец, пришитых к штанам. Снял рысью доху и вопросительно поглядел на Эдэринку. В доме было полно народу. Пришли старшие сыновья с женами и детьми, живущие отдельными дворами по соседству. Праздники большая семья обычно справляла под отчим кровом. Эдэринка печалилась, что мужние дочери нечасто приезжают, но тут уж ничего не поделать. Таков обычай – отдавать девок замуж чем дальше, тем лучше.
Взбивая ытыком свежие сливки с ягодами брусники, жена улыбнулась Силису радостно и тревожно:
– Потом что-то скажу.
Потом так потом. Силис не торопился.
– Ах, лакомки, не терпится им ытык облизать, будто с него вкуснее! – засмеялась Эдэринка и сунула мутовку вертящимся вокруг двухвёсным двойнятам Чиргэлу и Чэбдику. Дружные малыши захватили добычу в четыре пухлые ручки. Их одинаковые черноглазые мордашки, словно окунувшись в рассветное облако, тотчас покрылись розовыми хлопьями.
На большом круглом столе в глубокой чаше с доброе ведро величиной торжественно возвышалась пышная масса сливок.
– Я подумала – праздников у нас в последнее время мало. Вот и решила его устроить, – весело сказала Эдэринка, раздавая березовые ложки: женские с резными узорами на черенках и мужские с отверстиями по краю ручек.
– Как из жидких сливок такое получается? – спросила дочь-отроковица.
Эдэринка забрала у близнецов чисто вылизанный ытык:
– Видишь, какие волны вырезаны на круглой головке ытыка? Это для умножения тянущей силы. Когда начинаешь крутить ытык в чаше, его деревянные волны влекут к себе ровные круги сливок. От середины круги расширяются, выталкивают снизу слой за слоем и помаленьку крепнут. Таков закон ытыка. Он и к человеку применим. Если укрепить слои человеческого времени – думы о предках, теперешнюю жизнь и добрые мысли о будущем, – «жидкий» человек становится сильным духом, твердо встает на ноги. Прежние колена поднимают его снизу, а потомки тянут кверху, круг за кругом, круг за кругом…
Силису нравилось слушать разговоры жены с детьми, но некогда было засиживаться долго. Вчера он заказал Тимиру хомус – подарок для маленького певца Дьоллоха, а теперь и сам торопился выполнить обещанное – люльку для крохи Илинэ.
Собираясь приступить к новой работе, Силис всегда вставал из-за стола немного голодным, чтобы ничто не мешало дышать глубоко и вольно. Доброе начало дела требует легкого дыхания. Ну и от настроения, конечно, много зависит. А душа Силиса сегодня улыбалась.
– Ладно, ребята, пошел я укреплять себя в мастерстве по закону ытыка, – усмехнулся он, поднявшись из-за стола.
Плотницкий «угол» располагался справа от очага. Силис удобно уместился на скамье со спинкой и с удовольствием огляделся. Матовым глянцем отдавало матерое дерево балок, масляно лоснились потемневшие от времени лиственничные столбы. Дощатые полки с рабочим хозяйством ломились от заготовок долбленых мис и чаш разного размера и предназначения. Рядом стояли седельные луки, подбитые мехом лыжи, сверху лежали поделки к охотничьим снастям, черенки и рукояти. Все изгибистое, вогнутое, коленчатое было вырезано из белой березовой плоти. Здесь же находилось разнообразное снаряжение плотника от топоров до скобелей. На верхних полках размещалась священная кумысная посуда, украшенная нарядной резьбой, пропитанная от растрескивания маслом: широкие братины, круглобокие чороны на одном подчашном стояльце или трех ножках-копытцах, ковши с длинными ручками и дырчатыми головками, служащие для кропления земли и огня на обрядах.
Ознакомительная версия.
