Вода оказалась обжигающей, как она и любила.
– Сегодня я сделаю подарки своему брату, – рассудила она, пока Чхики мыла ее волосы. – В священном городе он должен выглядеть королем. Дореа, сбегай отыщи его и пригласи поужинать со мной. – Визерис лучше относился к лиссенийке, чем к ее дотракийским служанкам, быть может, потому, что магистр Иллирио позволил ему переспать с ней в Пентосе.
– Ирри, сходи на базар и купи фруктов и мяса. Чего угодно, кроме конины.
– Лошадь лучше всего, – заметила Ирри. – Лошадь делает мужчину сильным.
– Визерис не любит конины.
– Сделаю, как вы хотите, кхалиси.
Она вернулась назад с козьей ногой и корзиной фруктов и овощей. Чхики зажарила мясо со сладкими травами и огненными стручками, облила его медом; кроме того, были дыни, гранаты, сливы и какие-то странные восточные фрукты, названий которых Дэни не знала. Пока служанки готовили еду, Дэни разложила одежду, которую сделали для брата. Тунику и штаны из хрустящего белого полотна, кожаные сандалии, шнуровавшиеся до колена, бронзовый пояс из медальонов, кожаный жилет, украшенный огнедышащими драконами.
«Дотракийцы начнут уважать его, если Визерис перестанет быть похожим на бродягу», – думала она. Быть может, теперь он простит ее за позор, случившийся посреди степи. Все-таки Визерис еще оставался ее королем и братом. Оба они от крови дракона.
Дэни как раз разглаживала последний из подарков, плащ из песчаного шелка, зеленый, словно трава, с бледно-серой каймой, которая подчеркнет серебро его волос, когда появился Визерис, таща за собой Дореа. Подбитый глаз ее покраснел от удара.
– Как ты смеешь присылать ко мне эту шлюху со своими приказами! – начал он, грубо бросив служанку на ковер.
Гнев его застал Дэни врасплох.
– Я лишь хотела… Дореа, что ты сказала ему?
– Кхалиси, простите меня. Я отправилась к нему, как вы сказали, и передала, что вы велите ему присоединиться к тебе за ужином.
– Никто не приказывает дракону, – огрызнулся Визерис. – Я твой король! Мне следовало прислать тебе назад ее голову!
Лиссенийка застонала, но Дэни успокоила ее прикосновением.
– Не бойся, он тебя не ударит. Милый брат, прошу, прости ее, девушка ошиблась; я велела ей попросить тебя отужинать со мной, если так будет угодно его светлости. – Она взяла его за руку и повела через комнату. – Погляди. Это я приготовила для тебя.
Визерис подозрительно нахмурился:
– Что это такое?
– Новое одеяние, я приказала сделать его специально для тебя, – застенчиво улыбнулась Дэни.
Он поглядел на нее и пренебрежительно усмехнулся:
– Дотракийские тряпки. Значит, решила переодеть меня?
– Прошу тебя… тебе будет прохладнее и удобнее, я подумала… что если ты оденешься подобно дотракийцам… – Дэни не знала, как сказать так, чтобы не пробудить дракона.
– В следующий раз ты потребуешь, чтобы я заплел косу?
– Я никогда… – Ну почему он всегда так жесток? Она ведь только хотела помочь ему. – У тебя нет права на косу, ты еще не одержал ни одной победы…
Этого не следовало говорить. Ярость блеснула в сиреневых глазах Визериса, но он не посмел ударить ее – на них смотрели служанки, а воины ее кхаса стояли снаружи. Подобрав плащ, Визерис обнюхал его.
– Пахнет навозом. Быть может, я воспользуюсь им как попоной для коня.
– Я велела Дореа вышить его специально для тебя, – с обидой сказала Дэни. – Эти одеяния достойны любого кхала.
– Я владыка Семи Королевств, а не какой-нибудь перепачканный травой дикарь с колокольчиками в волосах! – Визерис плюнул и схватил ее за руку. – Ты забываешься, девка! Ты думаешь, что этот большой живот защитит тебя, если ты разбудишь дракона?
Пальцы его болезненно впились в руку Дэни, и на мгновение Дэни вновь ощутила себя девчонкой, съежившейся перед лицом его гнева. Она протянула другую руку и ухватилась за тот предмет, который оказался под ней: пояс, который она хотела подарить ему, тяжелую цепь из причудливых бронзовых медальонов. Размахнувшись, она ударила изо всех сил.
Удар пришелся в лицо, и Визерис выпустил ее. Кровь побежала по щеке, там, где край одного из медальонов рассек кожу.
– Это ты вечно забываешься, – сказала Дэни. – Неужели ты ничего не понял тогда в степи? А теперь убирайся, прежде чем я велю моему кхасу выволочь тебя наружу. И молись, чтобы кхал Дрого не услышал об этом, или он вспорет тебе живот и накормит тебя твоими собственными внутренностями!
Визерис поднялся на ноги.
– Когда я вернусь в свое королевство, ты еще пожалеешь об этом дне, девка! – Он направился прочь, зажимая раненое лицо и оставив подарки.
Капли его крови забрызгали прекрасный шелковый плащ. Дэни прижала мягкую ткань к щеке и села, скрестив ноги, на спальных матрасах.
– Ваш ужин готов, кхалиси, – объявила Чхики.
– Я не голодна, – печально проговорила Дэни. Она внезапно почувствовала усталость. – Разделите пищу между собой, пошлите сиру Джораху, если хотите. – И через мгновение добавила: – Пожалуйста, принеси мне одно из драконьих яиц.
Ирри принесла яйцо с густо-зеленой скорлупой, бронзовые пятнышки искрились на его чешуйках, пока Дэни поворачивала его маленькими руками. Потом она легла на бок, набросила на себя шелковый плащ и бережно положила яйцо в углубление между разбухшим животом и маленькой нежной грудью. Она любила прикасаться к ним. Яйца дракона были настолько прекрасны, что иногда одно даже нахождение рядом с ними заставляло ее почувствовать себя сильнее, отважнее, словно бы она извлекла силы из запертых внутри них каменных драконов.
Так она лежала, обнимая яйцо, и вдруг ощутила, что дитя шевельнулось в ней… словно бы ребенок потянулся – брат к брату, кровь к крови.
– Это ты дракон, – шепнула Дэни. – Истинный дракон. Я знаю это. Я знаю. – Она улыбнулась, а потом уснула. Ей приснился дом.
Падал легкий снежок, Бран ощущал прикосновение хлопьев к лицу; они таяли на его коже, превращаясь в капли самого ласкового из дождей. Он сидел на коне, глядя на медленно ползущую вверх железную решетку. Невзирая на старания сохранить спокойствие, сердце трепетало в его груди.
– Ты готов? – спросил Робб.
Бран кивнул, пытаясь скрыть страх. После своего падения он не выезжал за пределы Винтерфелла, но считал, что должен держаться горделиво, как подобает рыцарю.
– Тогда поедем. – Робб ударил пятками высокого серо-белого мерина, и конь отправился под решетку.
– Ступай, – шепнул Бран собственной лошади и легко прикоснулся к ее шее; крохотная гнедая кобылка шагнула с места. Бран назвал ее Плясуньей. Ей было два года, но Джозет утверждал, что она умнее, чем положено быть лошади. Ее специально приучили подчиняться узде, голосу и прикосновению. До сих пор Бран ездил на ней только вокруг двора. Сперва Джозет или Ходор вели ее, сам он был пристегнут к громадному седлу, которое нарисовал для него Бес. Но последние две недели Бран самостоятельно ездил на ней, пуская рысцой по кругу и обретая смелость с каждым новым оборотом.
Они ехали под сторожевой башней и по подъемному мосту, потом миновали внешние стены. Серый Ветер и Лето носились рядом, принюхиваясь к ветру. Сзади скакал Теон Грейджой с длинным луком и с колчаном, полным широких стрел. Он сказал, что решил завалить оленя. За Грейджоем следовали четверо гвардейцев в кольчуге и койфах и Джозет, тоненький как тростинка конюх, которого Робб назначил мастером над конями на время отсутствия Халлена. Мэйстер Лювин замыкал кавалькаду на осле. Бран чувствовал бы себя лучше, если бы они с Роббом отправились только вдвоем, но Хал Моллен не желал и слушать об этом, а мэйстер Лювин поддержал его. Если Бран упадет с коня и что-нибудь повредит, мэйстер должен оказаться рядом, чтобы оказать немедленную помощь.
Сразу за замком раскинулась рыночная площадь, но деревянные лавки пустовали. Они проехали по грязным сельским улицам, мимо рядов небольших опрятных домов, сложенных из бревен и нетесаного камня. Жильцы населяли, наверное, лишь каждый пятый дом, о чем свидетельствовали тонкие струйки дыма, тянущиеся из труб. Остальные вернутся, когда сделается холоднее. Когда выпадет снег и ледяные ветры задуют с севера, говорила старая Нэн, фермеры бросят свои замерзшие поля и далекие крепости, нагрузят добро в фургоны, и Зимний городок оживет. Бран никогда не видел его людным, но мэйстер Лювин утверждал, что этот день приближается. Долгое лето подходило к концу. Зима близко.
Редкие деревенские жители с тревогой поглядывали на сопровождавших кавалькаду лютоволков. Один даже в испуге выронил дрова, но по большей части здешний люд привык к этим зверям. Заметив юношей, они преклоняли колена, и Робб приветствовал встречных кивком, подобающим лорду. Ноги Брана не могли сжать бока лошади, и поначалу он чувствовал себя неуверенно, покачиваясь из стороны в сторону, однако огромное седло с высокими лукой и спинкой оказалось удобным, а ремни, перехлестнутые через грудь и бедра, не позволяли ему упасть. Спустя некоторое время ритм поездки начал казаться вполне естественным. Беспокойство оставило Брана, и робкая улыбка выползла на лицо.
