В сердце Ингвиль вспыхнуло чувство, пережитое тогда, в мгновение их прощания, чувство, что Хродмар ей ближе всех на свете, дороже отца и брата, что расстаться с ним так же невозможно, как потерять часть себя самой. И сильный поток невидимого ветра заструился где-то рядом, словно хотел пробиться к ней, но пока не мог. Такой ветер она ощущала, когда видела корабль Стюра, только тогда он был холодным.
А какая-то часть ее души оставалась на площадке Тюрсхейма перед Волчьим камнем, где на стылой земле алела кровь ее отца. И эта часть истошно кричала, что нужно торопиться, что у нее слишком мало времени. Но для того, что Ингвиль пыталась сделать, требовались покой и сосредоточенность.
Она снова вспоминала, как сидела рядом с Хродмаром возле землянки фьяллей на той отмели, где он впервые увидел свет после долгой болезни. Как радовалась она тогда, что он выжил… Как удивилась поначалу, увидев жизнь и чувство в его глазах, заново открывшихся на той страшной личине, каким стало его лицо… Могла ли она подумать, пока он болел, что это жуткое существо, покрытое гнойными язвами, не помнящее себя и родных от горячечных страданий, станет ее судьбой, ее любовью, ее жизнью?
Словно ныряя к самому дну моря, Ингвиль вспомнила, как она увидела Хродмара в первый раз. Тогда «Тюлень» только подошел к отмели, Моди и Геллир, еще зрячий и почти здоровый, подняли ее на корабль, а на кормовом настиле лежал молодой фьялль с длинными светлыми волосами и покрасневшим, мокрым от пота лицом, с закрытыми глазами…
Погрузившись в прошлое, Ингвиль перестала осознавать настоящее, забыла, зачем ей нужны эти усилия, но вдруг изумилась тому, что оказалось на самом дне воспоминаний. Это был не ее Хродмар! Тот, кто лежал тогда на корме «Тюленя», на чьей ладони она впервые разглядела красную сыпь – страшную печать «гнилой смерти», – казался совсем другим человеком. У него было другое лицо. Даже тогда оно было красиво. «Он был самым красивым парнем во Фьялленланде!» – звучали в ушах горестные жалобы Моди.
У Ингвиль перехватило дыхание: она как будто только сейчас узнала настоящего Хродмара. Того Хродмара, которого знали его мать, родичи, соседи, товарищи по дружине и с которым только она, его будущая жена, была незнакома! Но теперь она вспомнила! Теперь она узнала его таким, каким он сам знал себя. Ингвиль казалось, что она прикоснулась к его духу, к его внутренней памяти о себе, и расстояние между ними исчезло. Она смотрела на него его же глазами, и они были рядом.
– Не подходи, конунг! – издалека, словно сквозь пелену, донесся до нее глухой и резкий голос, который она сейчас не узнавала. – Я вижу дорогу!
Сильные руки обняли ее, наверху грянул резкий железный свист, как во сне, когда великан рубил мечом лес над ее головой. В сером тумане, застлавшем взор, мелькнул яркий огненный очерк, нарисовавший черты руны Эваз – руны движения и колдовского путешествия между мирами.
Вздрогнув, Ингвиль хотела открыть глаза, но вдруг почувствовала, что стремительно проваливается куда-то. От ужаса она зажмурилась крепче и прижалась к кому-то, кто был рядом с ней, не зная, кто это и куда их несет. Под ногами не было земли, не было ничего. Это даже не напоминало падение с высоты – вокруг них не было даже ветра и воздуха. Просто Ничто.
А потом мир вокруг резко содрогнулся – он снова существовал. Ингвиль охватил холод, навалилась тяжесть воздуха и собственного тела, и по сравнению с прежним Ничто это показалось едва выносимым. Она катилась по земле, твердые камни впивались ей в бока, снег обжигал холодом лицо и руки. Голова кружилась так, что невозможно было понять, наверху эта голова или внизу. Наконец все успокоилось, движение погасло. Ингвиль стала медленно приходить в себя.
Когда Ингвиль очнулась, все было точно так же – может быть, она была без сознания всего несколько мгновений. Что-то твердое и холодное упиралось ей в спину. Ингвиль с трудом подняла веки, но от искрящегося снега так остро резануло по глазам, что она поспешно вскинула руку к лицу, стараясь защититься. Но раз есть снег, значит, она жива и находится не нигде, а где-то.
– Йомфру, ты жива? – услышала она хриплый голос.
Это Одд.
О, это с ним она провалилась неведомо куда!
– Ингвиль!
Ингвиль попыталась приподнять голову. Руки Одда помогли ей сесть. Медленно, как прозревший слепец, она открыла глаза.
Перед ней был извилистый морской берег, похожий на хорошо ей знакомое западное побережье. Море с мелкой ледяной крошкой в серых волнах накатывалось на смерзшийся песок, чуть выше начинались еловые корни и рыжие метелки можжевельника. На самом дальнем уступе берега темнело пятно стоячего валуна. Ингвиль почему-то подумала, что это младший Смотрельный камень. А где же старший?
И к чему она прислоняется спиной, как не к нему? Где один, там и второй… Вот только где они?
– Очнулась? – спросил Одд. Придерживая ее одной рукой за плечо, он сидел прямо на земле перед Ингвиль и с тревогой смотрел ей в лицо. Сам он выглядел очень усталым, как будто не спал пять ночей, острый блеск его глаз погас. – Я уже думал, что тебе это стоило жизни… Я знал, что у тебя мало сил, но это было наше единственное спасение, поверь мне. Ты ничего не слышала, я думаю, но колдун потребовал тебя в жертву Тюру, и конунг согласился.
– Что? – потерянно выговорила Ингвиль.
С трудом подняв тяжелую непослушную руку, она прикоснулась ко лбу, словно хотела убедиться, что у нее есть и рука, и лоб. Все ее тело казалось очень легким и каким-то чужим, ее била дрожь, с которой не было сил справиться. Слова Одда достигали ее слуха и там запутывались, не добравшись до сознания.
– Где мы?
– Не знаю, – честно ответил Одд. – Не хочу тебя пугать, йомфру, но ты должна быть готова ко всему. Это зависело от тебя, потому что я только вел коня, а дорогу выбирала ты. Мы можем оказаться где угодно. В любом из миров.
«Вел коня…» «Коня»… то есть руну Эваз, имя которой означает «лошадь». Ингвиль вспомнилась руна движения, начертанная на сером тумане видения чьим-то быстрым огненным росчерком. Руна движения вырвала их из святилища Тюрсхейм и перенесла на этот зимний берег, так похожий на то, к чему она привыкла, и все же… Никто не поручится, что это действительно Квиттингский запад. А не другое место, очень напоминающее его. У Одда не было возможности как следует подготовить свою спасительную ворожбу, и успех их опасного шага зависел от того, насколько она, Ингвиль, сумела сосредоточить свои мысли на цели. А целью ее был Хродмар…
– Но это не похоже ни на Асгард, ни на Нифльхель. – Ингвиль попыталась улыбнуться, но голос ее звучал жалобно. – И… что-то я не вижу здесь… Хродмара…
– Миров не девять! – с мягкой грустью, странной для этого жесткого и независимого человека, сказал Одд. – Их гораздо больше, и иные из них не отличить от нашего. А мой Ключ подходит ко всем мирам, сотворенным нашими богами.
– Разве их много? – Ингвиль соображала с большим трудом и не могла разобраться в этих темных словах.
– Конечно. Ко времени смерти Имира в мире было уже полным-полно других великанов. И из тела каждого боги могли сделать такой же мир, как наш, ничуть не хуже. И не одна великанша дарила Локи свою любовь и рожала ему детей, чтобы они потом принимали у себя умерших, как Хель.
– Но нам не нужно других миров. – Ингвиль хмурилась, недоумевая, зачем Одд говорит ей совсем не о том. – Объясни толком. Мы были в Тюрсхейме, да, мне это не приснилось? Одд кивнул.
– А теперь мы не в Тюрсхейме. Мы где-то на берегу моря, возле какой-то пары Смотрельных камней. Это совсем не то место. Я его не знаю, это, должно быть, очень далеко от Тюрсхейма и от Острого мыса. Как мы сюда попали?
– Послушай, я объясню тебе, если ты поймешь. А может, и не поймешь. – Одд пристально заглянул в глаза Ингвиль. – Тебе дорого дался проход в мои ворота. Но постарайся понять. Мой Ключ не зря носит такое имя. – Одд показал Ингвиль свой меч, на клинке которого изморозь начертила ту самую руну Эваз. – Он может открыть ворота в то место, которое ты видишь, даже если оно очень далеко. Мой меч тоже ясновидящий, можно так сказать. Но ему нужен ясновидящий хозяин. Тот, кто сумеет увидеть верную дорогу, попадет туда мгновенно, как бы это ни было далеко. Главное – видеть дорогу. Я владею этим мечом, но ему скучно со мной – я не умею видеть. Это умеешь ты. Ты смогла увидеть Хродмара, и Ключ открыл нам дорогу к нему. То есть должен был открыть. Однако я не знаю, насколько хватило твоих сил. Если твой дар далекого зрения что-то напутал, то Ключ мог забросить нас куда угодно. Ведь обладать волшебным даром мало – надо еще уметь его применять. А тебя никто не учил. Но не надо бояться. Будем надеяться, что твоя любовь к Хродмару достаточно сильна и твое сердце указало Ключу верную дорогу.
Ингвиль слушала и не верила, что все это говорится о ней самой. Ей вспомнилось ощущение полета не в пустоте, а там, где нет даже пустоты, и снова стало так страшно, что она вцепилась пальцами в промерзшую землю с остатками прошлогодней травы.
