Кальдур Живой Доспех III
Пролог
Искры летят высоко от каждого удара молота.
Невыносимый жар исходит от горна, в котором заключена мощь самого Солнца. Она тратит на каждый удар столько сил, что Её Свет меркнет на Её кожи и внутри Неё. С каждым ударом Она чувствует раздирающий на части холод и мертвенную слабость.
Она тратит так много сил, стоит у края Бездны и может свалиться туда в любую секунду. Её кожа лопается от напряжения, мышцы рвутся, идёт золотистая кровь.
— Больше не могу, — шепчет Алктуарх, чьё тело и служит горном. — Погибаю.
— Ещё один, — шёпчет Госпожа. — Ещё один.
Горн застывает мёртвой кучей глины, и Госпожа остаётся одна. Дрожащей рукой Она поднимает выкованный клинок, опускает его в священные Воды Оточ, вскидывает вверх высоко над головой, ощущая гордость и экстаз от результата работы. Затем она падает ниц, на колени, прижимает светоносный металл в к своей груди, окропляет редкими слёзами и целует, как своё дитя.
— Время вдохнуть в тебя жизнь, прекрасное оружие. Вернись ко мне, Серая Тень. Снова служи мне. И снова будь моим клинком.
Виденье 25. Я с тобой
Пламя объяло их.
Он держал Розари из последних сил. Их швыряло в пустоте, обдавало ледяным ветром, крутило в безжалостном вихре, пытаясь выбить из них последний дух. Полёт продолжался куда дольше обычного, и в голову Кальдура уже начали закрадываться мысли о том, что им не выбраться. Но вдруг материальный мир встретил их грубыми объятиями камней — Кальдур знал, что так будет, он не помнил точку назначения во всех подробностях и был готов к удару.
Их объятья расцепились. В темноту вокруг взвилось облако пыли и осколков, стало тяжёло дышать, он закашлялся, услышал шипение и почувствовал, как его доспех теряет форму и стекает с него вязкими и тяжёлыми каплями. Запахло палёным мясом, волосами и одеждой — доспех уже не мог обеспечить им должную сохранность. А Кальдур просто терпел.
— Розари, — простонал он в темноту. — Розари!
— Здесь, — прошептала она.
Её отбросило ещё дальше, в той стороне он услышал, как расплавленный металл капает на каменных пол.
— Живая?
— Ещё не знаю, — ответила она и болезненно закашлялась. — Думаю, сломала ещё что-то. Даже ощупать себя боюсь. Ноги под камнями зажало. Или я просто так ослабела…
— Сейчас. Дай мне минутку прийти в себя.
Кальдур попробовал сесть, и тут же пожалел о своём рывке. Его пробило болью — грудь, спина, руки, ноги — всё сигнализировало по крайней мере о ушибах и кровоточащих ссадинах. Но больше всего его напугал металлический стон и треск в районе шеи. Мрачный Колосс был твёрдым как лёд, и совсем не ощущалось, что он всё ещё жив внутри у него.
— Дукан! Анижа! — позвал он уже громче и снова закашлялся.
Никто не ответил. Сердце Кальдура дёрнулось, он ощупал непослушными руками пол вокруг себя и убедился, что не лежит в луже крови, которая осталась от их друзей после их приземления. Металл, из которого Колосс формировал доспех, больше не жёгся, но и не затвердел, застыл вокруг странными лужицами, похожими на ртуть.
— Ну и бардак вы тут устроили.
Как же он был рад услышать слабый голос старика, исходящий откуда-то снизу и приглушённый. Дукан закашлялся и замахал чем-то в воздухе, пытаясь разогнать пыль.
— Свет! — выкрикнул Кальдур. — Надо осмотреть Розари, думаю, она ранена.
— Нету света, парень. Кончился давно. Не знаю, сколько вас не было, но больше чем сутки, это точно. Говори же. Не молчи. Где Госпожа?
Кальдур так долго подбирал слова, что уже мог ничего и не говорить. Старик и так всё понял.
— Алазам добрался до Неё первым, — прошептала Розари. — Мы ничего не смогли сделать.
— Она мертва? — глухим голосом спросил Дукан.
— Нет. Они забрали Её куда-то.
— Дерьмо.
Тишина воцарился надолго. Дукан пошевелился и его голос зазвучал откуда-то снизу.
— Я нашел спуск вниз и какой-то тоннель. Не знаю что там. Страшно было уходить далеко, слишком темно и нет никаких ориентиров наощупь. Мы с Анижей здесь. Тут посвежее воздух. Видимо осталась какая-то вентиляция.
— Хорошо, — ответил Кальдур. — Как она?
— В себя не приходила, — голос Дукана стал натянутым. — Но ещё дышит. Нам бы воды.
— Ничего нет, — Кальдур облизнул распухшим языком свои потрескавшиеся и сухие губы. — Чёрт, щас бы и правда водички... Не пил целую вечность.
Он осторожно пошевелился, сел, подтянул тело к ближайшему подобию стены и опёрся на него.
— Как ты Розари? — повторил он, заметив, что от подруги давно ничего не слышно.
— Нам бы… добраться до того бассейна снаружи. Что-то мне не очень хорошо.
— У тебя кровотечение?
— Нет. Подо мной сухо. Просто как-то нехорошо. Я ударилась головой. И ещё тварь эта… чувствую, что сломала мне что-то, кроме руки. Но шевелиться пока могу.
— Держись. Доспеху скоро снова заработает, и мы выберемся отсюда.
***
— Что там вообще случилось? — Дукан кашлянул и снова выбрался к ним.
Кальдур сбросил с себя остатки полудрёмы. Его тело окоченело, и он едва удержал совершенно безобразный и полный мучения стон от боли, которая теперь гудела по всему его телу.
— Розари была права, — процедил он сквозь зубы и надавил себе на колено руками, от давления оно не так болело. — Мы нашли Её убежище. Сначала там была какая-то колдовская метель, которая всё не кончалась. Не знаю, сколько мы шли, но не будь мы в доспехах — погибли бы точно, просто устали бы и замёрзли. Да и спасло то, что Розари знала куда идти. Чувствовала. Там даже солнце не заходит, никак не сориентироваться. Защитные чары или вроде того. Вышли к башне. Никогда не слышал о таком месте. Она укрывалась там. Внутри и снаружи были наиры. Госпожу сковали цепями и затащили в портал. Алазам хотел убить нас, но отдал эту честь Скорби. Наверное, он узнал меня и захотел доделать работу.
— Понятно. Хорошо, хоть живы остались. Так и не удалось причинить ему вреда?
— Удалось. Только он тут же поправил все повреждения. Это даже не сила доспеха или бледное колдовство — он словно отменил, всё что я ему сделал, будто я к нему и не прикасался. И даже не устал ни от этого, ни от битвы с нами обоими. А мы сражались в полную силу... М-да. Мы не убежали, если честно. Он дал нам уйти.
— Зачем?
— Наверное, чтобы увидеть наш страх. И беспомощность. Не знаю...
— М-да, — слов у Дукана не было.
— А что было здесь?
— Я научился выживать в темноте. Но вода кончилась, и мы бы вряд ли протянули ещё несколько дней. Я думал, что вы уже не вернётесь. Но верил.
— Мы вернулись ни с чем.
— Но вернулись. Живыми. А это уже что-то. Я и не думал, что тут что-то будет даваться легко, парень. Тут меня не удивить. И даже не расстроить.
— Я бы хотел скорее выбраться из этой могилы, — пробормотал Кальдур, в бессчётный раз призывая доспех и пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте. — Ты нашёл что-нибудь полезное тут?
— В полной-то темноте? Нет. Если тут что-то было кроме отёсанного камня — оно давно истлело, парень. Те, кто рисовал эти весёлые картинки и вычерчивал символы… они вряд ли что-то знали, кроме любви к Госпоже, которая нам сейчас… ну… вряд ли поможет.
— И что дальше? — спросил темноту Кальдур, ответа не последовало.
***
…Звали его Теобольд и жил он в дни Третьей Битвы.
Кланялся Госпоже, глядя в глаза, и Она ему кланялась. Ибо осталось их всего сотня и сражались они все вместе, как один, плечом к плечу, братья и сестры. В те дни и Госпожа, и слуги Её и их враги были смертными и лишёнными всякой магии и сил. Меч на меч, сталь на сталь, усталость против усталости. Были у них лишь кони, что не ведали страха и несли их на врага, и прошли все вместе они сотню битв за каждое место, где жили тогда люди.
Упал Теобольд тогда с своего коня в узком ущелье, в котором надеялись они скрыться от погони и удара тысячной конницы. Хотел спрятаться и выжить, но понял, что тогда остальные не спрячутся и не выживут. Крикнул и побежал на склон, уводя за собой. Хотел лишь увидеть Её Светлый Лик, хотя бы ещё раз.
