Сага о двух хёвдингах
Песнь 1. Глава 1
Я с трудом сдерживал шаг, торопясь к гавани. Хотелось сорваться и побежать изо всех сил, как это сделал мальчишка Акессон. Но я же не ребенок! Я хёвдинг и должен вести себя с достоинством.
— Э-ге-гей! Бей солнечных!
Звонкий голос Вагна раздавался по всей западной стороне Хандельсби. Кое-где уже взметнулся дымок первых пожаров.
Тогда я все же побежал к берегу, кинул кусочек серебра первому попавшемуся лодочнику.
— Выходи! Потом заберешь на том берегу!
Вышвырнул его из лодки, сел на весла и поспешил на другую сторону фьорда. Там пока было тихо. Конунговы люди пока не успели туда добраться. Потому я и рванул на восточный берег, хотел сам поймать солнечных жрецов, а не глядеть на чужие подвиги. Город я всяко знаю хуже, чем местные. Лучше ловить рыбу на дальнем озере, где мало рыбаков, чем в ближнем, где и сеть закинуть некуда.
Вот же бездновы сарапы! Каковы хитрецы! Сначала засылают жрецов со сладкими речами и богатыми дарами, а потом и корабли с воинами. Хорошо, хоть наш конунг не переметнулся в иную веру, держался за наших богов.
Рагнвальд, услыхав слова Харальда Прекрасноволосого, с плеча не рубил, не ярился, не сыпал проклятьями, а тихо сказал:
— Всех сарапов, будь то жрецы или торговцы, в цепи и ко мне. Прислужников убить. И чтобы ни один корабль не ушел из Хандельсби.
На том тинг и закончился. Подумать и поговорить время всегда отыщется, а чужих лазутчиков хватать надо сразу, пока молва не разошлась. Харальд же не один пришел, с ним хирдманы, а у хирдманов языки. Вмиг слух разнесется.
А, может, и уже разнесся…
На середине фьорда я приметил, как один кораблик отплывает от причала на той стороне, и конунговы стражи не спешили его останавливать. Неужто совпадение? Или кто-то прознал о недоброй вести?
Я прибавил ходу, то и дело оборачиваясь на то суденышко. Кто на нем сидит? Норды ли? Сарапы ли? Хотя есть ли разница? Рагнвальд же сказал, чтоб никто не покидал город. И я направил лодку прямо в борт корабля.
— Эй, на лодке! Глаза-то разуй!
Послышался плеск опускающихся в воду вёсел.
— Стой, дурень! Да стой же!
Я с силой рванул в последний раз, ломая толстое дерево, развернулся и прыгнул на корабль. Привычно опустил руку на пояс, а там… только рукоять небольшого ножа. На тинг ходят без оружия, вот я и не прихватил топор, оставил в таверне, где ночевал с хирдом.
За спиной затрещало. Наверное, лодочнику надо будет еще серебра дать. А спереди уже ощетинились оружием хирдманы. Их было немного, всего десятка полтора, да и силой они не особо вышли: сплошь карлы да пара хускарлов, едва переваливших на шестую руну.
— Ты чего, парень, с ночи не проспался? — закричал на меня один из хускарлов. Хёвдинг, наверное. — Твоя лодка два весла сломала. Как теперь грести?
Наверное, я бы сладил с ними, да только зачем же попусту кровь лить? К тому же нордскую кровь, не сарапскую.
— Вертай обратно, к причалу! — весело сказал я. — Конунг запретил кораблям покидать город.
— Мы вольные хирдманы. И конунг нам не указ!
— Либо так, либо я потоплю твое корыто прямо здесь.
Хёвдинг мельком глянул на корму, подозвал меня и тихонько шепнул:
— Слушай, парень, а если я тебе серебра отсыплю? Целую марку дам! И на опохмел хватит, и на топорик. Или хочешь, топор дам в придачу? А? Я с конунгом вражды не имею, спешу по своим делам, так что от нашего отплытия вреда никакого не будет.
Я провел руками по голове. Мда, после ночных посиделок вид у меня был, наверное, несолидный. Волосы жирные взъерошенные, рубахи хоть и чистые, зато от тела дух стоял крепкий, хмелем насквозь пропитанный.
— Вертай к причалу, — повторил я.
— Две марки серебра? Ты, поди, столько и не видывал прежде.
Он что, не видит мои руны? Или судит по лицу да по одежке?
Я наотмашь ударил его по лицу и заорал:
— Назад! К причалу! И засунь серебро себе в…
Хрясть! Спину ожгло болью. Я обернулся и перехватил весло, которым меня хотели огреть еще раз. Перехватил и врезал в ответ, вот только от моего удара худенький карл вылетел за борт. Затем я швырнул весло в поднявшихся с места хирдманов, выхватил нож, ухватил хевдинга за длинные волосы и приставил нож к горлу.
— К причалу, — тихо приказал я, — или ужинать будешь сегодня у Нарла.
Какие-то хевдинги нынче пошли хилые! Стоило мне только стать во главе хирда, как оказалось, что любой так может: что Вагн Акессон, чей голос еще не ломался, что этот хускарл. Да только назваться хёвдингом любой может, а вот быть… Посмотрел бы я на того дурака, который замахнулся на Альрика! И неважно, три руны у Беззащитного или все двенадцать.
Тем временем, в гавани на западной стороне фьорда тоже зашевелились. Два корабля под конунговым знаком неспешно опустили лапы-весла в воду и направились ко входу в залив. Теперь уж точно ни одна лодчонка не сможет выскользнуть из Хандельсби. Здесь вам не Бриттланд с пустынными пологими берегами, по горам корабль на плечах не выволочешь!
Хевдинг глянул на это, вздохнул и махнул своим парням, те опустили оружие, и я тоже убрал нож.
— Сам видишь, мы старались, — обратился хускарл к кому-то на корме. — Знать, судьба у тебя такая, придется ответить за блуд. Да и ты не серчай, — сказал он мне, — мы всего лишь хотели разжиться серебром перед зимой. Меня кличут…
— Кто тебя нанял? Уж не сарап ли?
На драккарах и карви особо не спрячешься, но человек на корме замотался в плащ, накинул широкий худ и опустил голову, так что лица не разглядеть.
— Сарап, — рассмеялся хёвдинг. — Слюбился с чужой женой, да муж узнал, вот и решил сбежать из города. Не поверишь, пять марок серебра пообещал за то, что отвезу его в Мессенбю.
— Врёт он, — улыбнулся я. — Его сородичи Бриттланд захватили, потому конунг приказал всех сарапов к нему привести.
Хёвдинг, мужик с белесыми ресницами и белыми бровями, похлопал глазами, а потом спохватился:
— К причалу! Живо! А ты, жрец, сиди смирно.
Сидевший на корме человек неторопливо откинул худ, показав широкое темное лицо с короткой черной бородой. Хирдманы теперь наставили оружие уже на него.
— Не балуй! — хрипло сказал ближайший к нему карл на третьей руне.
От сарапа несло восьмой руной, и он мог вырезать всех на этом корабле. Кроме меня, конечно. Хотя если он такой же умелец, как Гачай, тогда вместе со мной. А я еще и без оружия, как распоследний дурень. И о чем я думал, когда бежал к фьорду? Что жрецы, завидев Кая Безумца, испугаются и сдадутся в плен?
— Деваться тебе всяко некуда. К морю уже не выйти ни на корабле, ни вплавь. В городе тебя тоже не пропустят. Лучше отдай оружие. Может, конунг захочет тебя выменять на бриттландцев? Или за выкуп отпустит, — сказал я, хотя был уверен, что ни один сарап не уйдет с Северных островов живым.
Он сидел неподвижно, только черные глаза навыкате метались из стороны в стороны, выискивая путь к спасению.
Я толкнул локтем хёвдинга и кивнул на причал. Только тогда хирдманы зашевелились и, пересев лицом к сарапу, в несколько гребков доставили корабль обратно. На берегу ждали конунговы дружинники, которые быстренько скрутили иноземного жреца и поволокли его к Рагнвальду. Значит, сюда уже дошла весть.
Бежать к храму, наверное, поздно, но я все же пошел к ближайшему дому с желтым шаром на крыше. Перед ним уже собрались люди и, к моему удивлению, кое-кто встал на сторону солнечных.
Возле двери сидел мужчина-сарап с окровавленной головой, левой рукой он держался за бронзовый круг, висящий на его шее, а правой водил перед собой, словно бы отгораживаясь от зла. Его защищал худой криволицый норд, вставший перед нападающими.
— Тьма заполонила ваши души! — кричал он. — Вы не различаете ни добра, ни зла! Угг, зачем ты швырнул камень в кахи́ма(1)? Разве он оскорблял тебя? Вредил? Проклинал?
