Афанасьев Роман Сергеевич
Огнерожденный
Часть первая
Дорогами судьбы
1. Прошло много лет и сила, сотворившая все сущее, разделилась на равные части.
2. Все зло, что ранее в ней пребывало, собралось в темный мерзкий ком. Из него родился Тайгрен, Бог Холода и Тьмы.
3. Все светлое и доброе, что существовало в изначальной силе, слилось в прекрасный сияющий шар и из него родился Энканас, Бог Огня и Света.
4. Боги-братья стали непримиримыми врагами. Тайгрен стремился уничтожить все сущее, заполнить Мир тьмой и холодом. Энканас не мог смириться с этим. Он желал, чтобы Мир всегда оставался светлым и цветущим. Борьба между братьями не прекращалась ни на миг. Небо полыхало и плавилось, когда Боги сходились в схватке, стараясь друг друга превозмочь. Но силы братьев были равны, и битва продолжалась много лет. И Небо и Мир страдали от этой войны.
5. В конце концов, Энканас одолел Тайгрена: изгнал его с небес, и Бог Тьмы упал в Мир, населенный смертными. Энканас праздновал победу. Он сотворил прекрасный дом – Солнце, и поселился в нем. Бог Огня радовался победе и проводил время в пирах и празднествах.
6. Тайгрен не погиб. Бог не может погибнуть. Он остался в Мире и, пребывая в нем, построил себе дом изо льда. Пока Энканас праздновал и веселился, Тайгрен копил силы. Был он полон злобы, и всякое его деяние приближало Мир к Тьме.
7. Энканас не следил за братом своим. В его распоряжении осталось все Небо и казалось ему, что этого хватит. В счастье проводил он свои дни и не знал забот. Но однажды, обратив взгляд свой на Мир, он ужаснулся.
8. Тайгрен набрал столько силы, что мог снова сражаться с братом. Но не стал он бросать вызов Богу Огня. Тайгрен решил сначала захватить весь Мир, умножить силы своим и лишь потом объявить Небу войну.
9. Энканас не стал дожидаться, пока его брат погубит весь Мир. Жалость к смертным проснулась в его огненном сердце. Помнил он, как Изначальная Сила, чей частью он был ранее, создавала Мир. И тогда Энканас поклялся, что не позволит брату уничтожить все Живое. Бог Огня вышел из своего небесного дома и спустился на Землю, добровольно лишив себя всех благ Небес. С тех пор Солнце – дом Энканаса, – светит тускло, и почти не греет Мир. Его греет сам Бог Огня, живущий на Юге. И так будет всегда, пока Энканас не одолеет Тайгрена.
10. Поскольку смертных творила изначальная сила, то в каждом из них есть и частица Огня, и частица Холода. Каждый из них может обратиться и к Добру и к Злу. Но каждый смертный должен стремиться найти в себе частицу Энканаса и восславить Бога Огня, чтобы спасти наш Мир. А все жрецы Огня должны помогать смертным искать Огонь Энканаса в себе. Те же люди, что обратятся к Тьме и Холоду, должны быть уничтожены. Иные из них не ведают что творят, и приближают гибель Мира. Другие – предали Огонь, согревающий их, и превратились в чудовищ, алкающих крови смертных братьев своих. Те же смертные, что не принимают Энкаса и не обратились к Тайгрену, предатели вдвойне. Они могут спасать Мир, но не делают этого, предпочитая оставаться в стороне, пока за них проливают кровь другие. Таких нерешительных следует выискивать и склонять к делу Огня. Упрямствующих и упорствующих необходимо наказывать особо сурово, как бесполезных дармоедов.
11. Каждый жрец Пламени, должен помнить, – только раздувая Огонь, можно сохранить Свет в нашем Мире и тем спастись от Тьмы.
Писание Жрецов Пламени, Сказание Второе.
Писано Телерием из Храма Харвис
в 720 год от явления Бога Огня в Мир.
Переписано Жрецом Пламени Сарсаном
В 1020 год от Явления Бога Огня в Мир
В Храме Южного Пламени Таграма.
1
В этот вечер закат выдался особенно красивым. Багровый шар солнца присел на вершину горы, словно примерясь – удержится ли. Не удержался. Пополз вниз, за гору, щедро орошая склоны красными закатными лучами. Ветки кустарника, разбросанного по склону, затрепетали, впитывая последнее тепло этого дня, а на пучки чахлой травы, примостившиеся в трещинах, легли длинные тени.
Фарах провожал день, удобно устроившись на своем любимом месте, – на скальном выступе, что нависал над тропинкой, ведущей к деревне. Здесь росло единственное дерево на северном склоне: старая горная сосна, сгорбленная, словно столетний старец. Невысокая, – чуть больше самого Фараха, но раскидистая. Это место Фарах любил. Обычно, если на вечер не оставалось работы, он приходил сюда и провожал солнце, молясь о том, чтобы оно взошло утром. Когда наступала темнота, он возвращался домой и ложился спать.
Но сегодня был не обычный вечер. Сегодня уходил последний день детства. Завтра Фарах собирался отметить начало своего восемнадцатого года жизни. С завтрашнего утра он мог называться мужчиной. И начинать бриться.
Фарах потрогал свой гладкий подбородок и вздохнул. Борода не хотела расти. У его деревенских сверстников уже пробивался первый мужской волос – мягкий и светлый, как выгоревшая на солнце трава, а у него не рос, хоть тресни. Но – пусть. Главное то, что с завтрашнего дня ему можно будет прицепить к поясу давно выбранный, но до поры спрятанный, нож. Тогда уж обидчики поостерегутся его задевать. Он сможет пить чай в компании взрослых, слушать их разговоры, правда, вежливо помалкивая. А еще сможет, проходя мимо колодца, одобрительно причмокнуть вслед Фаие. Хотя нет, лучше он поможет поднести кувшин. Они пойдут рядом, и можно будет о чем-нибудь поговорить, ловя на себе завистливые взгляды вчерашних приятелей – пацанят, которым еще не разрешали разговаривать с взрослыми девушками.
Последний луч заходящего солнца сверкнул в вышине и исчез. Алый краешек солнце спрятался за горой. Наступала ночь. Фарах поднялся на ноги и огляделся по сторонам, пытаясь навсегда запомнить последний вечер своего детства.
Сумерки опустились на горы. Вершины еще подсвечены заходящим солнцем, но здесь, внизу, ночь уже вступала в свои права и заливала подножье горной гряды темнотой. Чуть дальше, ровно к северу от горы, лежала деревня Эшмин. Она пристроилась между двумя высокими холмами, там, где больше всего тени жарким южным днем. Отсюда Фараху хорошо были видны огни в домах. Пора возвращаться. До деревни недалеко, обычно можно не спешить, но сегодня лучше прийти раньше. Тейрат Хазирский, его дед, сказал, что эту ночь его внук не забудет никогда. Дед обещал, что когда наступит полночь, он, наконец, расскажет внуку, кто его родители. Почему этого нельзя сказать раньше, Фарах не понимал, но смирился с решением деда и терпеливо ждал восемнадцатого дня рождения. Тейрат Хазирский, строгий и молчаливый старик, никогда и ничего не делал просто так, из прихоти. Если молчал, значит, так было надо. Он знал столько вещей, что порой Фараху казалось, что сам он – ничтожная неразумная букашка, по сравнению с дедом.
Старый Тейрат, как его называли местные, дед Фараха, учил детей грамоте. В деревне не было своего Жреца Огня, обычно учившего детей наукам, слишком маленькой она была. И когда в Эшмине, пять лет назад, появился старик, хорошо знающий грамоту, тогдашний староста Хамир, сразу смекнул, что можно получить с незваного гостя. Он предложил Тейрату пожить в маленьком свободном домике, а взамен попросил учить деревенских ребятишек. Тейрат согласился. С тех пор они с внуком так и жили в маленьком домике на краю Эшмина. Старый Тейрат занимался с детьми, а подрастающего Фараха, сильного и выносливого, определили помощником кузнеца – тому вечно не хватало рабочих рук.
За пять лет, дед Фараха выпестовал писаря, подучил северному языку нового старосту и совершил немыслимый подвиг, обучив грамоте кузнеца. Это действительно было трудно. Со счетом проще, – куда же без счета, даже в деревне. Обсчитают, обманут, обвесят. А грамота вроде и не нужна. Но Тейрат без устали трудился, вдалбливая ученикам, и старым и младым, основы Северного языка, на котором говорили в Столице и в Приграничье. И как ни странно – преуспел. Староста смог блеснуть новыми знаниями на одной из ежегодных ярмарок в соседнем Башмине, за что удостоился похвалы от самого главы города. Тот назвал отличившегося гостя просвещенным и достойным примера – и это перед всеми старостами округи. Немудрено, что вернувшись в домой, Фасал расщедрился, наградил Тейрата пятеркой северных марок и повелел учиться всем деревенским. В меру сил. С тех пор Тейрат и Фарах не знали нужды, – под присмотром старосты, за учебу платили все. Хоть не звонкой монетой, а в основном едой да товарами. Но и того было довольно, чтобы не бедствовать. Так и жили.
