Ознакомительная версия.
Дмитрий Eмец
Самый лучший враг
Если кого-нибудь любишь и чувствуешь там где-то алтарь — не входи туда, напротив, обернись лицом в другую сторону, где все погружено во мрак, и действуй только силой любви, почерпнутой из источника позади тебя, и дожидайся в терпении, когда голос тайный позовет тебя обернуться назад и принять в себя прямой свет.
М. Пришвин. Дневник 1918 год
Поймал себя на том, что не могу создать ничего, не связанного с чем-либо, уже существовавшим в мире до меня… Звуки маголодий, люди, природа, переживания, даже сами мои мысли и слова, которыми я это выражаю, — все это уже было. Жизнь как холст, впечатления — как готовые краски. То есть основа творчества находится не во мне! Есть нечто, что больше меня и что является единым источником всякого возможного творчества во Вселенной!
Более того, мое собственное творчество — или то, что я считаю таковым, — только тогда обретает силу, когда я опираюсь на это универсальное, могучее, вечно существующее. Когда правдиво отражаю его. И чем дальше я от этой внутренней правды, тем слабее выходит то, что я делаю.
Корнелий
Глава первая
СОЗДАНИЯ ПЕРВОХАОСА
При дуэли с огнестрельным оружием большое значение имело расстояние между противниками. Для Западной Европы 15 шагов было минимальным расстоянием между барьерами, а обычным считалось 25–35 шагов. В русских поединках это расстояние колебалось от 3 до 25 шагов, чаще оно было 8-10 шагов, в крайнем случае 15, если дрались на пистолетах… Самой опасной была дуэль «через платок», когда из двух одинаковых пистолетов секунданты заряжали только один, участники выбирали оружие, брались за диагонально противоположные концы карманного платка и по команде распорядителя стреляли. Оставшийся в живых понимал, что заряжен был именно его пистолет.
М. В. Короткова, «Традиции русского быта».
Все как прежде. Та же небольшая кухня Фулоны. То те пятно отражающейся в стекле лампы. Тот же размытый ночной двор за окном, отблескивающий серебристыми спинами припаркованных машин. Те же пятна света на многоэтажке напротив, делающие ее чешуйчатой, рыбной.
Все так же, но не так. Сейчас от этой привычности скребет душу. Поворачиваешься на круг знакомого лица — и понимаешь, что лицо это совсем-совсем другое. А то, что померещилось, того уже нет и никогда не будет.
Но есть и знакомые. Вот Ирка с Багровым. Вот на своей тележке сидит Дион. Руки у него задорно скрещены на груди. Так же лихо торчат кончики мушкетерских усиков. На оруженосцев Дион посматривает с вызовом. Ну-ка! Может, кто-то хочет что-то сказать? А не сказать, так ухмыльнуться? А, господа? Кто первый?
Но оруженосцам хватает ума не связываться. У многих еще болят кости после последней тренировки, когда Дион в одиночку раскатал семерых. Просто голыми руками, ни разу не прибегнув к своим ножам.
Рядом с Дионом стоит и Варсус — худенький юноша в свитерке. Сейчас он сама скромность, всем своим видом подчеркивает, что он только оруженосец Брунгильды. Так и Виктор Шилов сейчас просто оруженосец Прасковьи. Сидит на подоконнике и от нечего делать грызет апельсиновые корки, которые сушит Фулона. Кто-то сказал ей, что они отпугивают моль. Корки горькие, жесткие, но Шилов все равно их грызет, кусая их крепкими, неровно растущими зубами. Страшный зарубцевавшийся ожог на правой щеке не виден: эта щека обращена во двор.
Вот Гелата, бледная, с синими кругами под глазами. Сидит в кресле, которое специально для нее принесли из комнаты, и улыбается слабой, но счастливой улыбкой человека, ощущающего в себе возрождение жизни. Гелате лучше, свет сумел исцелить ее, но она потеряла много крови и очень слаба. По лестницам оруженосец носит ее на руках.
Дафна с Мефодием на кухне не поместились, поскольку кухню хоть и расширили пятым измерением, но небрежно, всего на несколько метров. Дафна сидит на складном стульчике, приобретенном оруженосцем Фулоны для зимней рибалки, а Мефодий опирается руками о ее плечи. В рюкзаке у Мефодия тетрадь с переплетом на пружинке. В тетради он уже которую не-делю ведет учет всех оставшихся на земле магических животных. Это первое его серьезное задание, полученное от Троила. Учет правильный, научный, по видам, подвидам, родам, семействам — все же обучение на биофаке не прошло даром.
Здесь же и Эссиорх. Он приехал на мотоцикле и теперь то и дело, приподнимаясь на цыпочки, выглядывает в окно, опасаясь, что либо мотоцикл угонят, либо обледенеет бензин в шланге бензонасоса и потом не заведешься. Его мотоцикл капризен, как любимая женщина.
Улита (другая его любимая женщина) с Люлем, приехавшие на такси, оккупировали комнату. Маленький Люль один ухитрился занять больше места, чем десять оруженосцев. В коридоре стояла его коляска, с колес которой, подтаивая, стекала грязь. Повсюду валялись комбинезоны, колготки, шапки, варежки на резинке, майки и слюнявчики. Мусорное ведро, принявшее в себя два раздутых памперса, не могло больше вместить даже фантика. Брезгливая Ильга старалась вообще не смотреть в эту сторону.
― Памперс перегнивает двести лет! Представляешь: ребенок уже давно старик, а на свалке лежит его мало изменившийся памперс! — сказала она оруженосцу.
Оруженосец кивнул, прислушиваясь к доносившимся из комнаты воплям и улюлюканью. Улита подпрыгивала с Люлем на руках. Люль хохотал. Пол сотрясался. Соседи снизу хоть и стучали по батарее, но довольно тихо. Еще бы: где им набраться сил и найти что-то твердое в два часа ночи? Максимум нашарили в темноте тапку.
Фулона потрогала раскаленный бок чайника. Задержала руку чуть дольше, чем это требовалось. Поморщилась. Посмотрела на своего оруженосца. Тот перестал щипать струны гитары.
— Ну что… — валькирия золотого копья кашлянула, поскольку и сама испытывала некоторую робость. — Все здесь?
— Кроме одиночки. Эти одиночки всегда в своем репертуаре, — Хаара бросила полуколючий-полунасмепшивый взгляд на Ирку.
— Ничего страшного! Видно, что-то ее задержало, — миролюбиво сказала Фулона. — Ну что ж… В таком составе мы собираемся впервые. Давайте знакомиться! У нас пятеро новеньких… Начнем с Прасковьи, валькирии ледяного копья! Вдруг кто-то из оруженосцев ее еще не знает…
Прасковья резко вскинула голову. Чай в ее чашке закипел и испарился. Все любезно сделали вид, что ничего не заметили. На Прасковье был свитер ее любимого алого цвета, такого яркий, что и смотреть на него было больно.
Малютка Зигя, примостившийся у ног мамочки, оглушительно чихнул. Экспериментируя, он только что попытался втянуть через нос шоколадку, и фольга его защекотала. Хаару, оказавшуюся по курсу его чиха, отодвинуло на метр вместе с табуреткой.
Ознакомительная версия.
